Грязная история - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 32

— Слава богу! Все в порядке. Все будет шелк и шоколад, девочка. Все будет шелк и шоколад… — прошептала она себе, одновременно доставая из тумбочки бутылку водки.

— Что ты там шепчешь? — спросил Плетнев и подошел поближе к фотографии.

— А шампанского, оказывается, уже и нет… — громко объявила она. — Но зато есть водка.

Плетнев наконец оторвал взгляд от поразившего его высокохудожественного произведения мастера фотографии и обернулся к ней.

— Галя, а номер вообще-то твой?

— Конечно, мой, — нервно хихикнула она. — Фотография моя — значит, и номер мой.

— А чего ж мы тогда в него залезали, как воры? Я человек дотошный, потому и спрашиваю. У меня аналитический ум, понятно? До всего хочу докопаться. У меня профессия такая.

— А какая? — Теперь уже Галя смотрела на него с интересом.

— Эта… тьфу ты… исследователь я.

— А-а, — не удивилась Галя. — У меня был один знакомый исследователь. Всякую живность в океанах исследовал. Спускался на глубину в таком стеклянном домике, забыла, как называется…

— Батискаф. А он, наверное, океанолог?

— Точно. А ты умный! — похвалила его Галя. — Не зря исследователь. Я эти слова все время забываю. Батискаф со скафандром путаю.

Плетнев загордился собой, но вспомнил, что Галя так и не ответила на его вопрос.

— Я про канат спрашивал, — напомнил он ей. — Зачем мы по канату взбирались?

— Так романтичнее. Я ж тебе обещала приключения… Слушай, — перебила она себя, — а давай мы с тобой сейчас уедем.

— Куда еще? Только что сюда прибыли и уже уезжать…

— Да хоть в Геленджик. Тут всего пятьдесят километров. Поймаем такси, проветримся… Вместе, а? Просто тут… Ну нельзя мне, одним словом, здесь оставаться. Этот козел припрется, испортит все… Мы с ним давно расстались, я тебе уже говорила, а он все продолжает за мной бегать. Пристал, как рыба-прилипала. Ненавижу таких! — с чувством воскликнула она. — Давай уедем!

Плетнев подошел к ней вплотную и положил руки ей на плечи.

— Ты знаешь… Это все, конечно, весело и интересно. Эта игра в скаутов. Лазанье по канату, всякие прятки под окнами… Но все-таки слишком странно. И по-моему, ты чего-то боишься. Может, расскажешь?

Галя улыбнулась через силу, Плетневу даже стало ее жалко.

— Это ты, по-моему, чего-то боишься, — сердито ответила она.

— Но губы дрожат у тебя, дитя мое…

— Ну так останови их… — Галя рывком припала к Плетневу и поцеловала его. — Ты мне нравишься. Ты такой сильный, смелый, шальной. Как я. Потащился за мной на корабль. По этому канату. Даже не спрашиваешь зачем.

— Нет, ты ошибаешься. Я вовсе не такой шальной. На самом деле, я пьяный и грустный. А тебе, по-моему, что-то от меня надо…

Но Галя не слушала его. Она опять припала к его губам, а когда оторвалась, бессвязно зашептала:

— Ты мне правда нравишься. Все будет шелк и шоколад, парень.

— Странные вещи ты говоришь, девочка… — Плетнев прижал ее к своей груди. Почему-то теперь ее поцелуи не возбуждали его. Что-то у нее совсем плохо, ей действительно нужна его помощь, подумал он. Но ведь не станешь насильно предлагать свою помощь, навязываться…

Галя затихла в его руках и опять принялась целовать его так умело, такими жгучими поцелуями… А что она вытворяла языком! Нет, никогда еще Плетневу не доставались такие профессиональные поцелуи. И главное, все мысли о том, что девушка нуждается в его помощи, вылетели у него из головы, и он все сильнее чувствовал острое желание рухнуть с ней на эту допотопную кровать и отдаться страсти на всю катушку. Он стал медленно оттеснять ее к кровати и только удивлялся, почему Галя медлит, слегка упираясь. Ведь после таких поцелуев все прочее должно последовать немедленно! Разве не затем она его так целовала? И не затем привезла в свое гнездышко? Какие игры в ухаживания, когда они преодолели все препятствия и сейчас им никто не мешает? Ведь она сама, можно сказать, закадрила его, соблазняет своими поцелуями, но что-то ее останавливает. Нет, он больше так не может…

— Ты чего? — прошептал он ей на ухо и настойчивее стал продвигать к кровати. Галя молча обняла его за шею но, казалось, к чему-то прислушивалась. Однако у Плетнева сейчас на уме было одно…

Он не слышал, как к причалу подкатила машина, мягко шурша шинами, и остановилась как раз напротив корабля.

Из машины никто не выходил, потому что пассажиры держали совет.

Валерчик нервно поглядывал в окно на шатающихся невдалеке подозрительных личностей. Где-то здесь местные бомжи облюбовали для ночлега заброшенное складское помещение и теперь частенько ошивались возле баржи в надежде подобрать пустые бутылки. Сейчас их присутствие было абсолютно лишним. Пожалуй, их нужно шугануть, чтобы и дорогу сюда позабыли.

Баул достал сигарету. Этот мрачный человек с тяжелым взглядом всегда действовал на Валерчика угнетающе. В его присутствии хотелось сжаться и казаться как можно незаметнее. Но с ростом метр восемьдесят пять это было почти невозможно.

Баул неторопливо затягивался, будто и не было никакой спешки в предстоящем деле. Валерчик раздражался все больше. То мотались весь день с Боксером по всему Новороссийску, то сидят и ждут чего-то. На хрена тянуть резину? Хоть бы скорее досмолил да принялся за дело.

— А она точно здесь? — выпустил дым одновременно изо рта и ноздрей Баул и остановил свой цепкий взгляд на Валерчике. Тот поежился.

— Таксист сказал — здесь, — подтвердил Боксер и с укором взглянул на Валерчика. Дескать, таксист человек посторонний, это Валерчик должен пасти своих коз и вовремя загонять в загон.

Баул опять затянулся и с наслаждением чихнул.

— Значит, и кассета там… Сучка ее зашхерила где-то… Ну, ты… — Он ткнул своим толстым корявым пальцем в сторону Валерчика, и тот постарался сжаться еще компактнее.

А Баул уже вытащил из-за пазухи пистолет и протянул его Валерчику.

— Короче… найдешь ее, заберешь кассету и пристрелишь. Нам лишние свидетели ни к чему. Усек?

Такого оборота Валерчик не ожидал. Что Гальку придется кончать, он это просек уже и сам, гоняясь за ней целый день. Все-таки гадина здорово ему досадила. Кассету уперла и заставила за собой бегать, будто он шестерка какая-то. А ее хитрость и вовсе вывела его из себя. Умудрилась тыл свой защитить, подцепила в баре какого-то мордоворота и — ходу. Конечно, за все нужно платить. Пусть и платит. Своей никчемной жизнью. Но чтобы этим мокрым делом занимался Валерчик? Да он в жизни даже собаку не пнул ногой! А тут пулю в черепушку пустить этот безголовой! Это же беспредел! Он к такому совсем не готов.