Грязная история - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 47

— Да чепуха это! Ерунда! — загорячился Грабовенко. — Он ко мне тогда прибежал в панике, дескать, исчезла пуля. Смех! Как она может исчезнуть? У нас сроду вещдоки не пропадали. Я ему так и сказал: ищи лучше. Сам затырил куда-то. Не могла она пропасть. Потом пришел, говорит: и правда нашлась. Надо же, какое значение придает этой ерунде! Хотя правильно. Молодец! — спохватился Грабовенко. — В нашем деле ерунды не бывает. Любая мелочь может пролить свет на расследование.

Турецкий слушал и дивился его неожиданной разговорчивости. Вот как его зацепила эта «ерунда»! Глаза горят, щеки раскраснелись. Тут и психологом не нужно быть хорошим, чтобы понять, — сам Грабовенко «ерунде» придает немалое значение. Должно быть, испугался, что всплыла тема о «потерянной» пуле. Делаем выводы: если бы Желтков допустил обыкновенную халатность, безответственность, расхлябанность, Грабовенко доложил бы наверх о служебном проступке коллеги. Но коль следака так распружинило, он очень не хочет, чтобы Турецкий всерьез углубился в данную тему. Грабовенко от нее крючит. Того гляди, удар хватит. Уже глаза вылезают.

Грабовенко быстрым шагом подошел к холодильнику, достал бутылку воды и припал к ее горлышку, заглатывая большими глотками, аж кадык заходил ходуном. Вот так! В активе появляется исчезнувшая, а потом чудом появившаяся пуля, которая точнехонько соответствует оружию Гущиной. И таинственные манипуляции с этой пулей почему-то вызывают дикую жажду у следователя Грабовенко В.П.

А он уже отдышался, поставил бутылку опять в холодильник и приветливо улыбнулся Турецкому. Глазки при этом у него были злые-злые. Вот чему еще не научился следователь, так это чтобы взгляд соответствовал улыбке.

— Удивляюсь вам, Александр Борисович, — между тем уже спокойным тоном заговорил Грабовенко. — Всего денек посидели, а уже, смотрю, и дело почти дочитали, и у эксперта дважды побывали…

— Я вчера еще ваше стрельбище посетил… — похвастался как бы невзначай Турецкий.

Настроение у Грабовенко сразу испортилось. Куда и улыбка девалась. Он открыл рот, чтобы что-то спросить у Турецкого, но тот жизнерадостно продолжил.

— И у тренера Гущиной побывал, у Лагутина. И у одного свидетеля.

Лицо Грабовенко менялось прямо на глазах. Черты лица окаменели, и теперь он стал похож на каменную бабу из диких степей. А еще больше — на воинственного кочевника, который прищурил свой зоркий глаз, целясь в противника. Турецкий почувствовал, что возникшая неприязнь у них взаимная и решил от греха подальше продолжить чтение. Чтобы не встречаться взглядом с этим недобрым человеком. Мало ли что тот может прочесть в глазах Турецкого.

Остаток рабочего дня провели в молчании, которое прерывалось только телефонными звонками на столе Грабовенко да скрипом двери. Народ так и ходил туда-сюда, будто делать нечего. И что примечательно, на Турецкого посматривали с нарастающим любопытством. Словно ждали: а что такого выкинет этот столичный важняк, который целый день как нанятый читает пожелтевшие тома самого заурядного дела? Если бы после свершения справедливого суда подсудимая получила бы пожизненное, тогда понятно. Есть за что бороться. А тут каких-то неполных три года, да и те она уже давно отмотала. И вдруг такая рьяность!

Турецкий не сомневался, что коллеги Грабовенко уже в курсе, чье дело он так тщательно перечитывает.