Богат и славен город Москва - Фингарет Самуэлла Иосифовна. Страница 27

– Едигей подослал?

– Неправда то! Чем хочешь поклянусь, боярин. Витовта видел на Угре. От самой Вязьмы бежал, чтоб упредить.

– Стража! В застенок!

– Пощади! Я не для себя, для Москвы старался.

– Ведите.

– И-эх! Пропадаю за всех.

ГЛАВА 18

В обход, через леса

Княжна отложила пяльцы с золотым шитьём и выглянула в прорезь расписной ставеньки. Заснеженное подворье словно вымерло. Даже снег не был примят. Хозяин хором, Киприян Борисович, уехал в Москву хлопотать о «Владимирской». Почти вся челядь отправилась с ним, чтобы свита боярина выглядела внушительной. Дома кроме двух-трёх конюхов остались одни лишь женщины. А для них другого дела не придумали, как сидеть по горницам да по каморкам, ткать, прясть, низать бисер и небылицы сказывать. Тоска.

Княжна отвернулась от оконца и огляделась по сторонам. Хоть бы что-нибудь оказалось новым, не виденным ранее. Всё привычное, надоевшее: светлые изразцы раскалённой печки, белые скатёрки и полавочники с прошвами, расписной сундук, окованный узорными скобами, на нём – блюдо с заедками.

«Хорошо странствовать по дорогам. Идёшь и не знаешь, что приключится завтра. Кого встретишь, тоже не знаешь». Княжна взяла пяльцы и лениво продёрнула сквозь ткань иглу с золотой нитью. Слишком длинная нить завернулась в сложную петлю. Княжна потянула – нить оборвалась. С досады княжна бросила пяльцы в угол, подумав, выдернула из кос треугольные косники, расшитые мелким речным жемчугом. Освобождённые волосы рассыпались по плечам чёрной волной.

«Уйду, – решила княжна и почувствовала, что способна уйти в самом деле. – Уйду, и никто меня не удержит. Подамся в Москву, повидаюсь с иконниками, про которых Патрикей сказал, что нет им равных».

Задумав побег, княжна начала собираться в дорогу: тайком раздобыла перемётный дорожный мешок, сухари, сало.

Тут пришли дурные вести от брата. Он вновь ничего в Орде не доспел. Иван Михайлович Тверской опередил его, сам на сей раз явился в Орду, и не с пустыми руками явился – с выходом и дарами богатыми. Принимала Орда Тверского с почестями. А Холмский как был безземельным князем, так им и остался. Ярлык на княжение не получил.

Из Орды Юрию Всеволодовичу вновь пришлось удирать. Но ни в Москву, ни во Владимир он вернуться не пожелал. Подался на новое место – в Архангельск. И по всему видать, жену и сестру к себе пока что выписывать не собирался.

Узнав об этом, княжна решилась.

– Сегодня на прогулку одна поеду, – сказала она княгине. – Конюхов не возьму. Вели оседлать Гнедка.

Княгиня всплеснула руками:

– Разве можно одной?! А если встретишь недобрых людей?

– Конь вынесет.

– Говорила я, говорила: не нужно девочку на коня сажать. Не послушался Юрий Всеволодович, едва дотерпел, чтоб четыре года исполнилось, взгромоздил дитятку в седло, – запричитала княгиня. – Если обычай есть сажать первого сентября малолетних княжичей в первый раз на коня, то для мальчонок он выдуман, им воинами быть. А тут надо такому случится: девочку-княжну в седло взгромоздили. Молила я Юрия Всеволодовича, не послушал.

– С той поры девять лет миновало. Чего о минувшем кручиниться? – сказала княжна тихо.

– Как чего? А если ты встретишь таких недобрых людей, что сами будут на лошадях?

– Друг у меня имеется. Он от кого хочешь убережёт. Не долго поспорили. Ускакала княжна.

Чуяло, чуяло княгинино сердце: быть беде! До вечера выбегала она на крыльцо, руку козырьком складывала, все глазыньки проглядела. Когда же стало смеркаться, догадалась, что княжна не вернётся. Не разумом догадалась, подсказало сердце. «Сбежала от нас княжна, как три года назад от Ивана Тверского. Только Тверской её взаперти держал, а мы-то чем не угодили?»

Мамки и девки-прислужницы начали голосить. Княгиня на них прикрикнула.

– Цыц! С чего выть вздумали, как по покойнице!

«А бежала она ни в какое другое место, как в Москву. Знакомец у неё там остался. Захар мне об этом сказывал».

Не мешкая, княгиня снарядила погоню. Больше всего она опасалась, что за княжну перед супругом придётся держать ответ.

– Скорей! – кричала она вслед отъезжавшим слугам.

– Не печалься, княгиня! Самое позднее у Орехова-Зуева перехватим. Доставим княжну в целости.

Но они напрасно помчались во весь опор, взрыхляя снег на дорогах. Княжна на Орехово-Зуево не повернула, поскакала в обход. Когда от князя Тверского вырвалась, то не по большой дороге пошла, а через поля с перелесками и через малые деревеньки, где не станут допытывать, кто, да откуда, да куда держит путь? Теперь то же самое сделала.

Два дня колесила княжна по просёлочным тропам. На исходе третьего дня показался Спас-Клепевик. Завидев издали башни, княжна повернула Гнедка в лес. Людей в лесу в зимнее время не встретишь. Серый волк коль и окажется, то стороной обойдёт. Самое безопасное место для тех, кто спасается от погони.

Но едва Гнедок углубился в чащу, как княжна натянула поводья: «Стой». Послушный конь замер. Вместе с ним замер лес. Ни звука, ни шороха. Только снег в лесу сильно притоптан. Только среди стволов вьются следы множества ног и копыт.

Княжна соскочила на землю и обмотала поводья вокруг суковатой берёзы.

«Кто пробирается через лес? Что за люди? Почему идут втайне, не подавая ни звука?» Зарываясь острыми каблучками в снег, княжна побежала в том направлении, куда шли следы.

Было страшно. От притихшего леса веяло жутью. Чёрные ёлки с развесистыми лапами напоминали сказочных оборотней.

«Где ж люди? Ужели не догоню?» Княжна побежала быстрее. Острые каблуки оставляли в примятом снегу глубокие ямки.

Люди вышли из-за стволов неожиданно. Рядом с ними шли косматые кони. Люди тоже казались косматыми в своих меховых малахаях и шубах. Они бесшумно пересекли небольшую поляну и скрылись, один за другим растаяли вместе с конями в сгустившейся тьме.

Так вот кто следовал в тайности через лес.

«Скорей на Гнедка! В Рязань, упредить!»

Княжна повернулась, чтобы бежать к оставленному Гнедку. Но тут её ноги сами собой вросли в снег. Сердце забилось глухо и часто. «Пропала», – пронеслось в голове.

Занятая теми, кто уходил в глубь рощи, она не заметила этого, подкравшегося сзади. Теперь он стоял, ухмыляясь и покачиваясь на коротких ногах. Кривая сабля на опояске шубы покачивалась вместе с ним.

Княжна отпрыгнула в сторону – откуда силы взялись оторвать ноги от снега! Но ордынец отпрыгнул тоже. При этом он рассмеялся и раскинул руки по сторонам. Княжна рванулась обратно. Ордынец не отставал. Он прыгал перед русской девчонкой, ухмылялся и думал: убить ли её, раз приказано всех убивать, кто встретится на пути, или в Орду переправить? Девчонка ему понравилась. И шубейка понравилась, и башмачки красные. Но больше всего понравилось, что девчонка от злости шипела и посвистывала, словно змея. Потом игра ему надоела: хватит пичужке на тигра бросаться. Он сбил непокорную в снег. Девчонка упала, только башмачки мелькнули в воздухе. Следом за этим раздался страшный сдавленный крик. Так кричат, расставаясь с жизнью. Потом в вечернем лесу сделалось тихо.

Хажибей три раза поцеловал ковёр между ладонями, но не был замечен. Он поцеловал ковёр ещё три раза и ещё три. После этого попробовал, не вставая с колен, осторожно поднять голову.

В шатре горел небольшой костёр. Синий дымок уходил в круглое отверстие на потолке. Внизу раскалённые угли испускали жаркий кроваво-красный свет. Красные искры вспыхивали в глазах Всемогущего, сидевшего перед огнём, щель его приоткрытого рта казалась чёрным провалом.

Хажибею сделалось страшно. Он пятясь отполз в тёмный угол, поближе к входу и сел на пятки, стараясь унять дрожь.