Первые шаги по Тропе: Злой Котел - Чадович Николай Трофимович. Страница 11

– Откуда это известно? – поинтересовался я.

– Из того же самого древнего сказания, – ответил вещун. – Оно содержит и много других пророчеств.

– Хотелось бы послушать.

– Чтобы подробно изложить их, не хватит и целой жизни, – вещун от ощущения своей значимости даже надулся.

Но тут он, конечно, приврал. Столь многословных легенд просто не существует в природе. Иначе как бы один сказитель смог передать их другому. Даже на декламацию полного текста «Илиады» вкупе с «Одиссеей» уйдет, наверное, не больше суток. Поэтому я продолжал расспросы, надеясь разузнать что-нибудь новое о своих могущественных покровителях, чье бытие не ограничивалось рамками какой-то одной конкретной реальности.

– Но ведь в любой песне и в любой сказке есть что-то главное, что вспоминается в первую очередь. Нет ли в вашем сказании упоминания о существах, способных одновременно пребывать в разных местах? Или о мудрецах, из поколения в поколение накапливающих тайные знания?

– Нет, ничего такого я не припоминаю, – вынужден был признаться вещун, привыкший изображать из себя всезнайку. – Послушай лучше рассказ о том, какие муки претерпела в прошлом наша прародительница, зачавшая свое первое яйцо сразу от трех божественных созданий, явившихся одновременно из моря, из-под земли и с неба.

– Нет, оставим это на потом. В данный момент половые извращения меня не интересуют.

– Как хочешь… – похоже, что вещун обиделся, но не за себя, а за свою королеву.

– Давай лучше поговорим на тему перемен, грозящих этому вашему… Злому Котлу… в будущем. Меня интересуют подробности, – продолжал я, будто бы и не замечая его кислой гримасы.

– В сказании об этом упомянуто вскользь, – вновь оживился вещун. – Якобы из миров, не имеющих касательства к Злому Котлу, явится всесильный судья, который и определит дальнейшую участь всего сущего, как живого, так и неживого. Одинаково равнодушный и к нашим законам, и к нашему беззаконию, он будет творить суд исключительно по своему собственному разумению, стоящему выше добра и зла. И, когда приговор будет вынесен, никто не посмеет оспаривать его – ни силы природы, ни великие боги.

– Ты хочешь сказать, что у этого мифического судьи заранее развязаны руки и он волен поступать так, как ему заблагорассудится – либо благословить ваш мир на дальнейшее житье-бытье, либо уничтожить его вплоть до последней песчинки?

– Да, – подтвердил вещун.

– И любой его приговор будет считаться в равной мере справедливым?

– По крайней мере, так гласит древнее предание.

– Круто… Неужели ты веришь в столь сомнительные пророчества?

– Почему бы и нет? Не забывай, что я и сам кормлюсь предсказаниями. Это умение передается у вещунов из поколения в поколение. Как можно не верить в то, что снискало славу моему народу?

– Если так, то попробуй предсказать мое будущее, – даже не знаю, почему мне вдруг пришла в голову эта идея. – А заодно напомни прошлое и растолкуй настоящее.

– Чем, интересно, ты собираешься платить за это? Сам ведь знаешь, что дармовое гадание не имеет никакой силы.

– Придумаю что-нибудь. Только, чур, не требуй от меня в оплату свое яйцо.

– Даже и не собираюсь. После здравых размышлений я пришел к выводу, что яйцо пока должно оставаться у тебя. Мне оно сейчас может только повредить. Если тенетники прознают про яйцо, я окажусь в полной зависимости от них. А на камень, завалявшийся в твоем мешке, они даже внимания не обратят. Что же касается платы за гадание, то пусть ее заменит твое клятвенное обещание беречь яйцо.

Все же странные существа эти вещуны. Сами живут за счет обмана и жульничества, а от других требуют заверений в честности и порядочности. Наверное, это и называется политикой двойных стандартов.

Возмущение, высказанное мной, было совершенно искренним:

– Разве я его не берегу? У тебя есть по этому поводу какие-нибудь претензии ко мне?

– Пока нет. И хотелось бы верить, что не будет. Но, если мы вдруг расстанемся и тебе придется тонуть в болоте или гореть в огне, постарайся отбросить яйцо на безопасное расстояние. То же самое касается и воздушных полетов, – он указал пальцем вверх. – Избегай приближаться к Светочу. У него есть еще и другое название – Глотень. А если у тебя не останется выбора, бросай яйцо вниз.

– Оно не разобьется?

– Может, и разобьется. Но так появится хоть какой-то шанс на спасение.

– Что прикажешь делать, если я буду тонуть не в болоте, а скажем, в реке?

– Делай что хочешь. Яйцо воды не боится.

– Как ты его потом найдешь?

– Это уж мои заботы, – вещун поморщился. – Насколько я знаю, двуполые существа имеют некий орган, сравнимый с моим яйцом если не по сущности, то по названию. Ты ведь в случае нужды легко находишь его.

– Ну ты и сравнил! – я машинально подтянул свои штаны, сшитые из сыромятных шкур. – Это совсем другое дело.

– В твоем понимании – другое. А в моем – то же самое. Давай не будем препираться. От тебя сейчас требуется лишь одно – клятвенное обещание следовать моим советам.

– Клянусь, – небрежно обронил я.

– Так не клянутся! – возмутился вещун. – Поклянись чем-нибудь очень дорогим для тебя. Надеюсь, у твоих соплеменников существуют хоть какие-то вечные ценности.

– Дай подумать… – я поскреб свою изрядно заросшую голову. – Клясться жизнью банально… Детей у меня нет и никогда не было… Партбилета тоже… Удача – вещь скользкая, ею только проходимцы клянутся… А что, если поклясться мамой?

– Кто такая мама? – в устах бесполого вещуна это был вполне естественный вопрос.

– Для меня мама то же самое, что для вещунов королева, – популярно объяснил я. – Именно благодаря ей я и появился на свет.

Такое предложение вполне устраивало вещуна, и я торжественно поклялся мамой, что буду беречь вверенное мне яйцо от огня, от болотной топи, от Светоча, сиречь Глотеня, и от всех иных зловредных стихий.

Надо признаться, что эта клятва меня ни к чему не обязывала. Матушка моя, предпочтя заезжего циркача законному мужу-бухгалтеру, упорхнула из семьи, когда я находился еще в младенческом возрасте.

Если эта дама еще жива, то пусть ей сейчас икнется.

Теперь, когда все формальности уладились, можно было без помех приступать к гаданию. Однако вещун почему-то тянул время, бросая на мою котомку многозначительные взгляды.

– Что-то не так? – осведомился я.

– Все так. Но сначала ты должен передать мне яйцо, – сообщил вещун самым невинным тоном.

– Ты что – издеваешься? – если бы мы сидели за столом, я бы обязательно стукнул кулаком по его крышке. – Ведь все уже оговорено.

– Твоя правда, – согласился вещун. – Но дело в том, что самые верные предсказания даются именно при помощи яйца. Природа наделила его некоторыми исключительными способностями, помогающими выжить в нашем жестоком мире. К сожалению, большая часть этих способностей пропадает сразу после появления детеныша на свет. А то, что остается, дар предвидения, например, теряет былую остроту.

– Разве нет других способов гадания? – мне почему-то очень не хотелось расставаться с яйцом.

– Есть. По шишкам на черепе, по бреду, по форме ушей, по испражнениям, по мозолям на ногах, по проросшим семенам, по уголькам, по воде, по бросанию игральных костей, по небесным знамениям. Но любой из этих способов чреват ошибками. Если хочешь узнать о себе всю правду, позволь мне воспользоваться яйцом.

– Ладно уж, бери, – с великой неохотой согласился я. – Только не вздумай дурачить меня. В гневе я страшен и непредсказуем, запомни это.

– Только не надо меня пугать! – огрызнулся вещун. – Я тебе не враг, а товарищ по несчастью. Побереги свою прыть на будущее.

Ничем не выдавая своих эмоций, он извлек из котомки яйцо, которое безопасности ради или просто из вредности прошло новую трансформацию. Сейчас оно напоминало сухую коровью лепешку. Самый бдительный сыщик не распознал бы в этой невзрачной штуковине зародыш разумного существа.