Первые шаги по Тропе: Злой Котел - Чадович Николай Трофимович. Страница 25

Ничего себе, подумал я. Девушку сопровождает на свидание почетный эскорт. Молодец, выхлопотала себе прямо-таки царские почести. Обо мне здесь так никто не заботился. Видно, сам виноват – не слишком высоко ставил себя. Учтем на будущее.

Делать нечего, мы двинулись вперед сквозь бушующие травы – ваш покорный слуга впереди, а Фера чуть сзади. Памятуя о том, что женщины любят ушами, я не преминул завести галантный разговор, имевший, впрочем, весьма определенную подоплеку.

– А как у вас в Остроге обстоят дела с отношениями полов?

– Это ты о чем? – похоже, что Фера не поняла вопрос, да и неудивительно: ветер относил мои слова в сторону.

Немного сбавив шаг, я повторил то же самое в несколько расширенном варианте, стараясь посылать стрелы своих слов (по большей части тупые) непосредственно в ее розовое ушко.

– Недавно ты говорила о клопах, которые на гибель одного своего сотоварища отвечают рождением десяти новых. Как я понял, под клопами ты подразумевала людей Острога. Ну с клопами, положим, все понятно. Даже поговорка такая есть: плодятся, как клопы. А что предшествует появлению потомства у вас? Вы создаете устойчивые семейные пары, постоянно меняете партнеров или что-то еще?

– Да все, что угодно, – мой интерес к этой проблеме, похоже, забавлял ее. – Как жизнь позволяет, так и устраиваемся. Одни женщины держатся постоянных дружков, другие рожают от всех подряд, для третьих жениха выбирает хозяин.

– Хозяин? – удивился я. – Почему?

– Посмотри на меня! – приостановившись, Фера приняла одну из своих самых соблазнительных поз. – Разве я не милашка? Хозяин доволен мною и желает, чтобы дети у меня появились соответствующие. Разве он позволит завести их от первого встречного бродяги?

Не меня ли она имеет в виду, подумал я, но обижаться не стал. Что взять с дурочки, пусть она даже и писаная красавица?

Тем не менее надо было кое-что уточнить:

– Как я понимаю, с женихом тебя сведут только на срок, необходимый для зачатия?

– Ясное дело… А на что он еще нужен?

– И никто не смеет ослушаться?

– Вольному воля. Да только сразу вылетишь на улицу. Если ты ешь чужой хлеб, то будь добр платить за это хотя бы послушанием. А разве у вас иначе?

Немного подумав, я со вздохом признался:

– Да, наверное, все то же самое… Разница лишь в том, что многие нелицеприятные стороны жизни мы привыкли прикрывать завесой спасительной лжи. За долгий срок столько всего наговорено, написано и даже спето, что сейчас и концов не отыскать. Мы рабы условностей.

– Вот уж чего у нас нет, того нет. Мы рабы этого… как его…

– Обстоятельств, – подсказал я.

– Можно сказать и так.

– Да что мы все о грустном да о грустном! – встрепенулся я. – Давай веселиться, играть, дурачиться. Ты ведь приехала сюда развлекаться.

– Знаю я ваши дурачества, – она погрозила мне пальчиком. – Вернусь домой с брюхом, мне хозяин все космы и повыдергивает.

– А зачем тебе возвращаться? Оставайся здесь, – я хотел добавить «со мной», но вовремя сдержался.

– Еще чего! Какая ни есть, но там моя жизнь. А здесь так… небольшая прогулка. Отдых на лоне дикой природы. В обнимку с дикарем.

– Ну а если ты полюбишь этого дикаря?

– С чего вдруг? – ее искреннее удивление поставило меня в тупик. Что ни говори, но мы выросли в совершенно разных мирах.

– Ну как бы тебе это лучше объяснить… – я не мог подобрать нужных слов. – Вспомни свой Острог. Тебя свели с очередным женихом. Все прошло удачно… случка состоялась. Но ты внезапно воспылала к нему нежными чувствами. Такое бывает?

– Почему бы и нет… Но тогда часть любви, предназначенной для хозяина, мне придется отдавать на сторону. Вряд ли это понравится ему. Скорее всего, меня просто оскопят. Говорят, это весьма способствует смирению страстей. Я стану тихой, домашней, ленивой и ласковой.

– Что за ужасы ты рассказываешь! – я прижал ее к себе, словно боясь потерять, и опять окунулся в душистые запахи молодого здорового девичьего тела.

Она не вырывалась, а только медленно отступала перед моим натиском. Нетрудно было догадаться, куда могла завести нас эта дорога, по которой ходят не плечом к плечу и даже не друг за дружкой, а лицом к лицу.

– Как ты тяжко дышишь… – прошептала она, уткнувшись щекой мне в грудь. – И сердце колотится так, словно вот-вот разорвется.

– Оно и в самом деле разорвется, если ты не приласкаешь меня…

– Так приспичило? – в ее словах звучало сочувствие, что у женщин, наряду с жалостью, есть верный признак зарождающегося чувства.

– Угу-у-у, – мычал я, ловя губами то пробор в ее волосах, то теплый висок, то прохладное ушко.

Она вдруг обвисла на мне, и мы опустились в траву, сразу сомкнувшуюся над нами, как полог брачного ложа.

– Успокойся, успокойся, – продолжала шептать Фера, одной рукой поглаживая меня по щеке, а другой, развязывая шнуры на своей блузке.

Боже, как давно я не видел обнаженных женских плеч, как давно не приникал к ложбинке между грудями!

Светлая любовь и темная страсть, копившиеся во мне столько лет, разом выплеснулись наружу, словно молодое игристое вино, и то, что прежде служило пробкой для этой гремучей смеси – мой бедных рассудок, – унеслось прочь.

Я ласкал, целовал и даже покусывал Феру (она только тихонечко вскрикивала), все больше подминая ее под себя.

Обретя полную власть над другим существом, таким притягательным, таким желанным, я вырос в собственном представлении почти до небес, но в то же время, даже не догадываясь об этом, стал уязвим и беспомощен перед окружающим миром, не дающим своим обитателям никаких поблажек…

Все окончилось, так и не начавшись. Фера истошно взвизгнула и задрыгала ногами, тыкая пальцем куда-то мне за спину. Ее глаза, уже затуманенные желанием, стали вдруг круглыми и пустыми, как у совы. Женщин нельзя пугать хотя бы потому, что страх превращает их в дурнушек.

Я обернулся, но ничего не заметил, только в бесконечную симфонию ветра, уже ставшую привычной для моего слуха, тревожным диссонансом вплелся какой-то посторонний звук, который я назвал бы стремительно удаляющимся шорохом. Еще мне показалось, что удирающая тварь, при всей своей быстроте и ловкости, столь же чужая в этой степи, как и мы с Ферой.

Выпустив из рук почти бесчувственную девушку (две вспышки сильных чувств подряд даром не проходят), я вскочил и принялся обшаривать окружающий травостой, однако ничего, кроме выводка резвящихся мышат да охотящейся за ними зеленовато-желтой змеи, не обнаружил.

Возможно, Фере просто почудилось что-то, а меня обманул слух? Если опасность существовала на самом деле, дозорные непременно предупредили бы нас. А кстати, где они?

Вот именно, где… Да нигде! Пропали! Там, где недавно из травы торчали их долговязые фигуры, порхали грациозные стрекозы, которым даже такой ветер был нипочем.

Надо было, пока не поздно, бежать за подмогой в поселок, а главное, спасать Феру.

Я вернулся на место, едва не ставшее для меня самым счастливым во всем Ясмене и внезапно ощутил себя жертвой кораблекрушения, еще живой, но уже по самую макушку вросшей в полярный лед.

Девушка исчезла!

О том, что она вообще была когда-то здесь, свидетельствовало лишь разорванное ожерелье, подмигивающее мне всеми своими изумрудами.

Сзади вновь раздался стремительный шорох, на сей раз приближающийся, но еще прежде, чем обернуться на него, я краем зрения заметил какое-то движение справа от себя. Окружают, сволочи!

В такой ситуации нет ничего хуже, чем стоять столбом, и я несколько раз метнулся из стороны в сторону, надеясь сбить с толку своих пока еще невидимых противников.

Надежды, увы, не сбылись…

Меня облапили поперек груди, да так, что в глазах потемнело. У этого гада были прямо не руки, а кузнечные клещи (есть такие богатыри в горячих цехах, что им и стопудовые чушки не в тягость).

Нападавшие делали ставку на внезапность, а стало быть, не считали меня легкой добычей. И то верно – бывал я в переделках и покруче. На меня и удавку набрасывали, и пыльный мешок (пыль эта, между прочим, оказалась сильнодействующим наркотиком), и ловчую сеть, прочности которой могли бы позавидовать даже тенетники.