Первые шаги по Тропе: Злой Котел - Чадович Николай Трофимович. Страница 54

– Только не надо задавать вопросы о смысле своего глупого сна! – упреждая мой замысел, воскликнула принцесса (опять, значит, заглядывала в мое сознание). – Нам не до этого. Сейчас я погашу светильник, и дальше мы пойдем в темноте. Слепни яркий свет терпеть не могут. Держись или за мое плечо или за стену – как тебе будет удобнее.

– Конечно же за плечо! Можно не опасаться, что тебя укусит какая-нибудь незрячая тварь.

– Я, между прочим, тоже умею кусаться. Поэтому не надо так давить на плечо.

– Прости… В темноте я чувствую себя не очень уверенно. А как ты сама находишь здесь дорогу?

– Во тьме я вижу ничуть не хуже, чем на свету, – ответила принцесса. – Светильниками мы пользуемся исключительно ради удобства гостей. А теперь помолчи.

– Разве слепни и громкие звуки терпеть не могут?

– Нет, они не выносят пустых разговоров.

Впрочем, темнота была не единственным неудобством, присущим утробе гриба. Куда больше досаждала постоянно нарастающая влажная жара. Парная баня – вещь, безусловно, полезная, но если только не устраивать в ней забег на длинную дистанцию.

Принцесса, чуткая ко всем треволнениям чужой души, в конце концов, сжалилась надо мной.

– Дальше будет еще хуже, – сказала она, приостановившись. – Поэтому посиди пока здесь. Оставляю тебе флягу с водой. Много не пей, пользы от этого не будет. Лучше смачивай водой тряпку, через которую будешь дышать. Я постараюсь долго не задерживаться.

– Куда же подевались твои слепни? – уж если дитя держится молодцом, то здоровенному молодцу не стыдно и покапризничать. – Ушли чистить свои усищи?

– Предугадать их поступки невозможно. Куда ползет улитка? А куда летит мотылек? Наверное, они и сами этого не знают. Со слепнями еще хуже. Противоречивость – их главная черта. Зато и наше поведение не вызывает у слепней ничего, кроме недоумения. Обитателю гриба никогда не понять жильца навозной кучи.

– Сказано в самую точку, – согласился я. – С твоим бы умом мирами править, а не таскаться по темным норам.

– Власть достается не самым мудрым, победа не самым храбрым, а уважение не самым добродетельным. Всем этим распоряжается случай, – молвила она, почти дословно повторяя горькую сентенцию царя Соломона. – Каждая из нас мечтала стать королевой, но счастливый жребий выпал только одной, далеко не самой достойной…

И тут я, наконец, понял, почему королевы и принцессы вещунов обходятся без мужей. Бог с ней, с биологией, это, наверное, не самое главное. Просто ни один здравомыслящий мужик, пусть даже вылупившийся из яйца, не станет жить с такими умницами-разумницами. Это вилы, как любил выражаться один мой давний приятель, оставшийся на Земле.

Принцесса канула в глухую тьму, и я остался один-одинешенек – да не где-нибудь в лесу или в поле, а в чреве загадочного гриба, невесть как оказавшегося в Злом Котле.

Вокруг что-то стрекотало, шуршало и попискивало. Незрячие (и незримые) твари, спешившие куда-то по своим неотложным делам, преспокойно пробегали по мне, не делая никакого различия между человеческим телом и стенами норы.

Некоторые даже нагло лезли мне в уши и в нос (рот я предусмотрительно держал на замке). Ничего удивительного – они ощущали себя здесь полноправными хозяевами, вольными обходиться с незваным гостем, к тому же полудохлым, как заблагорассудится.

Как поступили бы люди, упади вдруг с небес уродливая тварь, задыхающаяся в чужой для себя атмосфере?

Скорее всего, добили бы ради собственного спокойствия, а потом стали бы растаскивать ее лапки, усики и щетинки. Кто на музейные экспонаты, кто на научные препараты, а кто и просто на сувениры.

Вполне возможно, что скоро растащат и меня. Превратив предварительно в экскременты.

От жары мое сердце стучало, словно стахановская кирка, дающая сотую норму за смену, а в голову залетали такие глюки, каких, и сидя на игле, не всегда дождешься.

Общее мое состояние было таково, что впору позавидовать разнесчастному кочегару из популярной песни «Раскинулось море широко». Тот бедолага хоть на палубу мог выйти, послав по матушке черствого вахтенного и жестокосердного механика. А куда мне деваться? До люка моей кочегарки дальше, чем от Красного моря до Одессы.

Чтобы хоть как-то уберечься от полного душевного распада, я даже промычал несколько песенных строчек, особенно растрогавших меня (в основном про то, что напрасно старушка ждет сына домой), и всех назойливых тварей словно ветром сдуло. Что ни говори, а искусство великая сила.

Воду, оставленную мне принцессой, я собирался беречь до самого конца, точно Кощей Бессмертный – секрет своего долголетия. Но этот конец, похоже, был уже недалече. Тогда я дал себе зарок сделать всего пару глотков, но, не удержавшись, ополовинил флягу. Как и предостерегала принцесса, жажда после этого только усилилась.

Самые горькие мысли лезли мне в голову (при разжижении мозгов, вызываемом жарой, такое случается).

А что, если принцесса заблудилась в норах слепней и сама сейчас нуждается в помощи? Или это просто коварная ловушка, в которую я попал по воле новой королевы вещунов?

Кому охота оставлять в живых свидетеля собственных преступлений? Тем более соучастника. Дураки прячут концы в воду, а умники – в гриб. Здесь спустя час и воспоминаний обо мне не останется. Короче, дело – труба. А вернее, могила…

Внезапно во мраке, уже казавшемся мне загробным, раздалось многоголосое приближающееся бульканье, причем у принцессы это получалось мелодично и звонко, а у ее спутников утробно и глухо.

Яркого света слепни терпеть не могли, зато поболтать были горазды.

Не прошло и пяти минут, как вся компания, от которой прямо-таки адским жаром пахнуло, остановилась возле меня. Грубое бульканье слепней сразу прекратилось (только принцесса еще продолжала что-то доказывать), и я всем телом ощутил прикосновение множества усиков.

Несмотря на весь драматизм ситуации, у меня вырвался нервный смешок:

– Ой, щекотно!

– Молчи! – цыкнула принцесса. – С тобой знакомятся.

– Наше вам с кисточкой! – я попытался обменяться рукопожатием со всеми усиками сразу, но те мгновенно отдернулись.

– Стесняются, – сочувственно произнес я. – В глуши выросли.

– Не стесняются, а уклоняются, – возразила принцесса. – Для них эти усики дороже всего… Давай я сейчас суну тебе палец в глаз!

– Сколько угодно. Какая мне здесь польза от них…

По-видимому, знакомство со мной удовлетворило слепней, порукой чему стало дружное «буль-буль-буль», своей сочностью и силой напоминавшее извержение кишечных газов у лошади, наевшейся гнилого гороха.

Принцесса пояснила:

– Слепни согласны выполнить просьбу королевы, но требуют за это какую-нибудь мзду.

– Что за мир! – возмутился я. – У вас без мзды и шага не ступишь. Это не Злой Котел, а прямо какой-то Алчный Кошель.

– Таковы здешние обычаи, и не нам их менять, – холодно пояснила принцесса. – Сначала ты из себя труса строил, а сейчас прикидываешься скупердяем. Мне стыдно за тебя.

– А мне за себя – нет, – буркнул я. – Что бы их устроило? Только учти, я беден, как и всякий бродяга.

– Слепни предпочитают то, что отсутствует в их владениях. Например, металлы. Особенно устойчивые против ржавчины. Или ароматические смолы.

– Ничего такого у меня с собой нет… Пусть они возьмут мою котомку и сами выберут что-нибудь подходящее.

– Разумное решение, – это была первая похвала, которой я дождался от юной принцессы. – Но оставь при себе те вещи, с которыми не желаешь расстаться.

Я отложил в сторону только яйцо, а принцесса добавила к нему еще и флакон с истомой. Слепни бессонницей не страдали, но вполне могли позариться на запах.

Не знаю, что там еще имелось у слепней, кроме вездесущих усов – руки, лапы, щупальца или ласты, – но с котомкой они провозились довольно долго. Свое имущество я получил сыроватым и горячим, словно после прожаривания в вошебойке, но почти ничего не потерявшим в весе.