Исполняющий обязанности - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 32

– Я этого не понимаю, – горячо возразил Турецкий. – И что, этот плюгавый тип посмел обратить на вас свое внимание?! – уничижительным тоном спросил он.

Старательно пряча усмешку, он подумал, что насчет гривы она определенно прихвастнула – какая у нее грива, наоборот, очаровательная и, кажется, модная нынче короткая стрижка, зато насчет хвоста? А вот что круп действительно в большом порядке и скачка может в самом деле представить великое удовольствие – это факт. Не так уж, видно, и глуп этот Ваня.

– Ну как же, так я ему и позволила! Терпеть не могу бесчувственных болтунов... Уж лучше бы пил, ей-богу!.. Но ручонки тянул, это было – фу! – Ее даже передернуло от неприятного воспоминания. – А мне нравятся мужчины как раз вашего типа, Александр Борисович...

– Да ну? – «изумился» Турецкий. – Мне чрезвычайно приятно слышать это именно от вас. Оказывается, наши ощущения взаимны.

Ева скромно потупила взгляд.

– А этого доктора вашего, я имею в виду приятеля Давида, здесь на снимках нет?

– Вы знаете, удивительно, но он не явился. Народу было много, некоторые из них, честно скажу вам, очень странные. Такие, знаете ли, как настоящие бандиты!

– Так, может, они ими и были? – чуть улыбнулся Турецкий, чтобы разрядить немного траурное настроение.

– У Давки?! На похоронах?! Да вы что, Александр Борисович?!

– Саша.

– Что – Саша? – нахмурилась было она.

– Я вас – Ева, вы меня – Саша, разве будет неправильно?

– Вы так странно сделали это предложение, что я не сразу поняла, – с застенчивой кокетливостью ответила женщина и тоже улыбнулась.

И лицо ее стало приятным, исчезли напряженные морщинки на лбу, растворилась некоторая угрюмость в глазах. Заалели щеки, будто Турецкий отвесил ей невесть какой комплимент.

– А почему вы так отреагировали на провожавших во время похоронной процессии? – вернул ее к теме Александр Борисович.

– Я в этом просто уверена. Он был слабовольный человек, но сделать кому что-то плохое вряд ли смог бы. Поэтому...

– Вы к нему очень хорошо относитесь.

– Увы, теперь уже только относилась!

– Я про память. А она не умирает, как известно. Но с годами понемногу тускнеет, стирается. Пройдет и это ваше горе. Детей у вас нет?

– Увы!

– Так заведете! – радостно воскликнул Турецкий. – Одиночество, Ева, очень неприятная, даже вредная штука! Поверьте, я кое-что понимаю в этом. И потом, ваш возраст, Ева! Вы женщина в самом соку! Кому же и заводить детей, как не вам? Это я уже староват для вас, – скромно потупился он.

– Зато у вас вид вполне благополучный, – чуточку сварливо возразила она.

– Значит, я умею хорошо притворяться, – усмехнулся он.

– Вы? Да вы же прямо на ладони, Саша! – оживилась она. – Хотите, я скажу, о чем вы все время напряженно думаете? Занимаетесь своим следовательским делом, смотрите снимки, расспрашиваете, а сами неотрывно думаете... сказать?

– Подождите, – жестом остановил он ее. – Я, кажется, догадываюсь, о чем вы сейчас скажете. Да, сознаюсь, вы абсолютно правы. Я только об этом и думаю с той минуты, как вошел в вашу квартиру. Ну что теперь поделаешь, раз так случилось? Но ведь я также ни единым словом не выдал своих желаний, верно?

– А глаза? – засмеялась она. И вдруг оборвала смех, сделала строгое лицо. – Скоро девять дней... Я хочу, чтобы душа его, если она еще о чем-то волнуется, успокоилась. А через сорок дней он вообще может... помахать ручкой... Но на девять дней соберутся некоторые его бывшие друзья, из этих, – она кивнула на разбросанные по столу фотографии, – и я должна полностью соответствовать – и внешне, и вообще, вы меня понимаете?

Турецкий внимательно посмотрел на потолок, подумал и сказал:

– Это в субботу?

– Вот именно.

– Фотограф будет тот же?

– Я могу пригласить, если надо. Он, мне сказали, из «Ритуала». Неплохо все вышли, правда? Но только дорого берет.

– Вообще-то я могу организовать вам профессионала, и совершенно бесплатно, но лучше, если это будет все-таки ваш человек, который у остальных ваших гостей на поминках не вызовет подозрений. А позже вы мне назовете его фамилию и укажете, где конкретно он работает, хорошо?

– Как скажете, Саша. Так вот, после этого противного застолья, от которого, к сожалению, нельзя отказаться из-за мерзкого старинного обычая, я буду готова снова встретиться с вами. Если у вас не остынет желание... встретиться.

– Скажу вам тоже честно, – он приблизил губы к ее ушку и прошептал: – Эти два дня превратятся для меня в пытку, – и тихонько чмокнул в ушко.

– Ах какой вы! – сдавленно воскликнула она и буквально вся залилась краской – и лицо, и шея, и обнаженные руки...

По идее, сейчас следовало быстро и ловко подхватить ее на руки, но обычаи... но элементарная порядочность – не торопить женщину, пока она еще не готова, но... Их могут возникнуть в самое неподходящее время тысячи – этих «но». И с ними приходится считаться... Жаль, ее заботы о внешности, конечно, чепуха, уж он-то бы сейчас ей внешность не испортил – напротив, наверняка расцвела бы. Но, возможно, именно этого она и опасалась? Яркого своего цветения, которое не может пройти незамеченным... Ох эти женщины!

В конце концов, решил Александр Борисович, мы живем в цивилизованном обществе и вынуждены следовать его условностям. И он, вместо демонстрации страстного порыва, лишь провел концами пальцев по ее словно раскаленной руке. Ева в очередной раз тихонько ахнула и беспомощно закатила глаза.

Турецкий тут же поднес к ее губам чашку с остывшим чаем и принудил сделать маленький глоток, который немедленно вернул ей сознание.

– Давай действительно подождем, – просто сказал он, перейдя на «ты». – Уж наше-то наслаждение от нас не убежит... А пока расскажи мне об остальных людях на снимках. Я все-таки, как ты, Ева, изволила уже заметить, в первую очередь следователь, а не обалдевший от красивой женщины случайный гость. Вернее, совсем не случайный. И я всерьез собираюсь найти того мерзавца, который убил твоего мужа.

– Но он же утонул...

– После того как его, не исключаю, профессионально подвигли на это. Я могу появиться у тебя либо в субботу поздно вечером – если гости к тому времени разойдутся, либо в воскресенье с утра. Что тебе предпочтительнее?

– Мне... – она посмотрела на него прозрачными глазами, – желательно, чтобы ты вообще не уходил. Но... я понимаю, что жизнь есть жизнь. И у каждого свои дела и заботы. – Она вдруг упала лицом ему на грудь, ее сотрясли короткие рыдания, а потом она сдавленно произнесла, не отрывая от него лица: – Если бы ты знал, как... Господи, как я безумно устала от всех от них!.. И как я их всех терпеть не могу!..

– Вообще-то я могу тоже явиться на поминки – к сбору, так сказать, гостей и одним своим присутствием избавить тебя от нежелательных приставал. Что скажешь? – Он с интересом посмотрел на нее.

– Это было бы очень хорошо, я даже сама подумала, но... Никто не поймет.

– Нет, понять-то они все поймут сразу, но необходимо ли тебе такое понимание, вот вопрос?

– Я думаю, все-таки не стоит.

– Но про фотографа ты не забудь.

– А может, ты действительно пришлешь своего? И мне будет полегче...

– Хорошо, – ответил Турецкий и подумал о Сереже Мордючкове.

Тот и снять сумеет все что нужно, и напьется в охотку, чтобы отвести от себя любые подозрения. Главное – строго его предупредить, чтобы он до конца держал марку и не растерял по нечаянности морального облика собственного лица, как он сам однажды о себе выразился. Зато утром он сможет «болеть» сколько ему будет угодно.

Александр Борисович взял с собой групповую фотографию, на которой был наиболее отчетливо виден этот неизвестный ему пока Ваня. Подумал, что надо будет его отпечатать отдельно, и было бы совсем неплохо, если бы кто-нибудь из Галиных стариков с Бережковской набережной опознал его.

А взамен унесенной фотографии Еве была вручена визитка со всеми контактными телефонами Турецкого – для экстренной связи.