Исполняющий обязанности - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 4

– Минутку, в чем дело? Вы кто?! – гневно повысил голос доктор, а пальцы его тем временем торопливо и машинально застегивали брюки.

– Не выступай, лепила! – В трубке послышался ехидный смешок. – А то мы не знаем, чего ты так поздно сидишь у себя? С прошмандовками своими! Кончай давай, у нас больше времени нету, базар к тебе имеется.

– Какой еще базар? – недовольно поморщился Вячеслав Сергеевич, уже понимая, о чем идет речь и кто назначает ему встречу, забивает стрелку – по-ихнему.

– Крутой! – уже без тени смеха рявкнул голос. – Сказано, кончай и выходи. Мы тут рядом, возле твоей тачки. Не тяни, твою мать...

«Ну точно они... – с неприятным ощущением подбирающейся к нему опасности подумал доктор. – Послать бы их подальше... Но с этой публикой тянуть нельзя...»

На автомобильной стоянке, напротив входа в неврологический диспансер, возле скромной «семерки» Вячеслава Сергеевича пристроился «БМВ» черного цвета – любимая машина крутых и бандитов. Правда, в последнее время на них, говорят, стали ездить и члены правительства – не на таких, конечно, а на последних моделях.

«Хорошо бы заиметь такую машинку, – с завистью подумал Баранов, – пациент сразу станет смотреть на тебя другими глазами».

А от того, как он на тебя смотрит, зависит в первую очередь и твой гонорар. Но о такой дорогой машине – на подержанную доктор ни за что бы не согласился – пока приходилось только мечтать. Однако... если некоторые его соображения и предположения смогут осуществиться – о чем сейчас, вероятно, и пойдет речь, – то скоро можно будет и машинку себе позволить. И достойную занимаемой должности квартиру прикупить, и очередные отпуска организовывать, исходя наконец из личных своих потребностей, а не исключительно из возможностей, среди которых имеются, как правило, слабо приемлемые либо вообще неприемлемые варианты.

Левая задняя дверь черной машины открылась, и высунутая рука махнула доктору, приглашая садиться. В «БМВ» уже находились трое – один сидел за рулем, второй – рядом с ним, а третий и приглашал его устроиться на заднем сиденье.

– Ну че, лепила, испугался? Просекли мы тебя? – насмешливо спросил один из громил, сидевший впереди.

– А вы нормальным языком можете говорить? – спросил Баранов в свою очередь.

– Ишь какие мы крутые! – бросил сидевший рядом с ним и жестом показал переднему, чтобы тот заткнулся. – Так как прикажешь тебя называть? Лепила – это по-нашему. А чтоб на зоне тебе толмач не потребовался, привыкай заранее! От сумы и от тюрьмы... слышал небось?

– У вас дело ко мне или треп? И откуда вы узнали, что я на службе?

– Ну ты даешь, лепила! – расхохотался сидевший спереди. – Так окна ж у тебя светились. А чувырла твоя жопастенькая уже давно домой намылилась! И дверь своим ключом заперла.

«Как все, оказывается, примитивно просто, – с неприязнью уже к себе подумал Баранов. – Но что они все вокруг да около?»

– Ну и где же ваш базар? – спросил уже нетерпеливо.

– А это мы щас поедем, отвезем тебя, там и будет.

– Куда? У меня своя машина!

– Не боись, лепила, базар серьезный, тебя обратно доставят, когда надо. Двигай, Чугун! – Сидящий рядом с доктором тронул водителя за плечо, и тот включил зажигание.

Стрелка, как они это мероприятие назвали, была намечена у них в кафе у черта на куличках, на Самаркандском бульваре.

В самом кафе, оформленном в восточном стиле и в данный момент практически пустом, верхний свет был приглушен и горели только маленькие лампочки под абажурами на столах. Возле одного из них в углу на деревянном диване, укрытом ковром с разбросанными на нем маленькими подушечками, с пиалой в руке полулежал толстый, явно восточного вида бритый человек в тюбетейке. Напротив него, почему-то в кресле, расположился молодой, черноволосый мужчина – скорее кавказской внешности. Он пил из длинного бокала красное вино. Третий собеседник, которого, несмотря на полутьму, все же узнал Вячеслав Сергеевич, сидел как бы отдельно от этих двоих и пил чай из стакана в блестящем подстаканнике. Был этот человек со смазливым лицом хотя и без привычного милицейского своего полковничьего мундира, а в обычном темном костюме и при слегка приспущенном галстуке, но его легко распознал доктор Баранов как главного среди остальных.

– Чего так долго собирался, доктор? – спросил толстый азиат, отставляя пиалу и показывая на уже достаточно разоренный ужинавшими тут людьми стол.

– Поздние посетители, – ответил за Баранова приведший его сосед из машины.

– Капусту рубил, да? – засмеялся азиат. – Ладно, тебе потом еще накроют. Садись, беседа с тобой есть. Это Вахтанг, – он показал на молодого человека. – С Петром Ильичом ты уже, возможно, хорошо знаком, а я Исламбек. Тут все мое, – обвел-то он обеими руками как бы одно помещение кафе, а выглядело так, будто обнял весь Юго-Восточный административный округ столицы.

Да так оно, впрочем, наверняка и было. Но странное дело, смеялся, представляя своих, в данный момент, можно сказать, собутыльников один Исламбек, двое других хранили упорное молчание.

Вячеслав Сергеевич, пододвинул себе стул и сел, отпихнув локтем уже использованную, но не убранную со стола посуду. Сказал тоном совершенно чужого в компании человека:

– Ну и чего вам от меня потребовалось? Укол кому сделать?

Не совсем понимал он, но больше делал вид, что не представляет причину своего присутствия здесь, среди этих, по большому счету, незнакомых ему людей. Двоих он точно не знал.

Ну с Огородниковым, начальником отдела по борьбе с организованной преступностью в округе, он был, естественно, знаком, хотя и шапочно, – встречались на крупных совещаниях в отделе здравоохранения, где обсуждались показатели по борьбе с наркоманами. Он частенько там присутствовал, – видно, ему было положено по должности. Но здесь-то что этих людей объединяло – вот вопрос? И кто они на самом деле? Догадки строить в подобных ситуациях, а пуще того верить им было бы преступным легкомыслием. Да и вообще, не нравилась эта обстановка Баранову, чего он не стал скрывать, а всем своим видом показывал, что всего лишь подчиняется силе.

Заметил это его отношение и Вахтанг. Он что-то сказал, возможно, на азербайджанском языке, отчего полковник поморщился. Но Вахтанг тут же поправился, перевел свою фразу на ломаный русский:

– Я говорю, он ничего не понимает, – Вахтанг брезгливо покосился на доктора, – объяснить надо, а не вола тянуть, да?

– Слушай! – всплеснул пухлыми руками Исламбек, обращаясь к Баранову. – Что непонятного, скажи? Ты просил помощи у Давида, так? Он пообещал и сделал. Что непонятного? Давид – мой человек, это я ему велел. Но тебе, доктор, теперь не с ним, а со мной говорить надо. Не знаю, что непонятного?.. – Он откинулся на подушки. – Скажи ты, Вахтанг!

– Подождите, господа, – поморщился Вячеслав Сергеевич. – Похоже, мы в самом деле не понимаем друг друга. Я не знаю, какое отношение имеет к вам ваш Давид, но я с ним, скорее всего, незнаком. Это первое. Естественно, я ни о чем его не просил. И не знаю, о чем вы тут толкуете, – это во-вторых. А в-третьих, я, наверное, засиделся в гостях и, если вы не против, с удовольствием покинул бы ваше приятное общество...

Доктор Баранов сейчас врал. Врал и себе, и им. Он прекрасно понимал, о чем и о ком конкретно идет речь. Но дело в том, что беседовал доктор с одним из бывших пациентов, которого он лично сумел спасти в свое время от приговора, добившись принудительного для него лечения в психиатрической больнице, иначе за двойное убийство, совершенное с особой жестокостью, тому парню грозило бы пожизненное заключение. А из психушки он скромненько вышел через три года по решению психиатрической комиссии в связи с ремиссией и, поскольку больше не представлял социальной опасности для общества, был направлен под диспансерное наблюдение – так было записано в его окончательном диагнозе. Короче, этот парень по кличке Додик должен был теперь по гроб жизни быть благодарным доктору Баранову, который принял в его судьбе столь деятельное участие. Небесплатно, конечно, об этом никто и не говорит. Но факт свидетельствует сам за себя.