Последняя Пасха - Бушков Александр Александрович. Страница 18

– Ты серьезно мне все это отдаешь?

– Да ради бога, – усмехнулся Смолин. – Единственная польза, какую можно из всего этого извлечь… Говорю тебе, староверы и карты, где клады помечены крестиком, – вещи несовместимые, Гонзиц тебе подтвердит как знаток темы… Ну что, пошли отсюда? Нам еще до деревни добираться, не близкий свет…

Одеваясь, он оглянулся с некоторой неловкостью – как будто был в чем-то виноват перед теми. Ничего, мысленно обратился он в пространство. Похоронят честь по чести, погодите малость, все будет путем…

Глава 5

Деревенское привидение

Странное железное бряканье, которое они услышали, свернув за поворот, оказалось каким-то совершенно непонятным: и не с одного места слышалось, и перемещалось как-то хаотично, то ли приближалось, то ли удалялось, то ли вообще кружило на месте. Совершенно бессмысленные звуки, если вслушаться. Никак не похоже, чтобы кто-то производил их сознательно.

Они переглянулись, остановились, прислушались. Глухое бряканье вроде бы приближалось, но, полное впечатление, неспешными зигзагами.

Перехватив растерянный взгляд Инги, Смолин пожал плечами:

– Понятия не имею. Одно ясно: это уж точно не зверь…

В самом деле, трудно представить зверя, который забавы ради таскался бы по тайге, погромыхивая чем-то вроде железного чайника, – старательно, неутомимо, с ленивой монотонностью. А впрочем, и человека подобного представить трудно – к чему человеку такие забавы? Если он не законченный идиот, надоест уже через минутку…

Бряканье приближалось, что-то большое, белое с черным появилось меж деревьев, издавая то самое непрестанное звяканье, Инга инстинктивно спряталась за спину Смолина, а тот застыл в растерянности: на медведя это создание никак не походило, и на волка тоже, и даже…

– Тьфу ты! – он испытал превеликое облегчение, посмеявшись над собственным невежеством. – Да это ж крупный рогатый скот, культурно выражаясь…

Теперь и в самом деле прекрасно можно было разглядеть, что из чащобы к дороге неспешно чапает себе большая худая корова, то ли белая с черными пятнами, то ли наоборот. Того и другого колера было примерно поровну. На шее у нее раскачивалось, брякало и звякало классическое ботало – железная коробушка наподобие колокольчика, сделанная грубо и примитивно.

Корова уставилась на людей довольно туповато, явно обуреваемая какими-то своими мыслями, которых Смолин, как человек абсолютно несведущий в сельском хозяйстве, угадать не мог. Он вообще не помнил, когда в последний раз лицезрел живую корову не по телевизору, – давненько дело было…

Рога ему откровенно не понравились – здоровенные, выгнутые, издали видно, чертовски острые. Тем более что корова, наклонив голову, таращилась на них так, что, если бы речь шла о человеке, лучшим эпитетом оказалось бы «исподлобья» – ну, а как это называется применительно к коровам, неизвестно. Неприязненный у нее взгляд все же…

– Тетка! – сказал Смолин довольно громко. – Шлепала бы ты отсюда к своим ягняткам или кто у тебя там…

Корова пялилась на него, приопустив рога. В поисках хоть какого-нибудь средства обороны, Смолин отстегнул ремешок и вытащил наган. Но палить не стал – ему пришло в голову, что эта рогатая тварь может, в отличие от собак, ничуть не испугаться громких хлопков наподобие взаправдашних выстрелов. Наоборот, еще кинется…

– Ну, что стоишь? – прикрикнул Смолин. – Как там у классиков? Ах ты, волчья сыть, травяной мешок! Пшла отсюда!

Волчья сыть вдруг задрала голову и испустила хриплый, гнусавый рев, непонятно почему именуемый мычанием. Инга от неожиданности шарахнулась с визгом.

Растерянно оглядевшись, Смолин опустил сумку на землю, поднял кривой полусгнивший сук и всерьез нацелился запустить им в это неприглядное создание. Столь крайние меры не понадобились – еще раз промычав хрипло и тягуче (полное впечатление, со всем усердием), корова вдруг развернулась и равнодушно побрела обратно в тайгу, проворно перепрыгивая через коряги и поваленные стволы, громыхая боталом.

– Пронесло… – вздохнула Инга.

– Тебя тоже? – усмехнулся Смолин. – Да ладно, все просто замечательно. Я, конечно, не зоотехник, но сдается мне, что коровы от деревни уходят отнюдь не на многие километры. Значит Зыбуново не так уж далеко, логично? Отсюда плавно проистекает, что наши странствия близятся к концу… – он наклонился и подхватил сумку: – Поднажали? Земля на горизонте!

Тайга редела, уже не напоминая дикую чащобу. Потянулся березняк, лишь кое-где перемежавшийся елями и кустарником. Старая дорога становилась все чище, все различимее.

Потом они увидели здание, стоявшее в чистом поле, – кирпичное, зиявшее пустыми глазницами окон, увенчанное какой-то странной надстройкой. Вид у него был непонятный, на жилье дом, пусть и давно пришедший в запустение, как-то не походил.

– Надо же! – с досадой сказал Смолин. – Следовало раньше догадаться… Это ж церковь. Только купол сбит почти начисто…

– Да, похоже…

– Значит, Зыбуново – никакая не деревня, а село… – сделал вид Смолин.

– А это не одно и то же?

– Вот то-то и оно, – ответил Смолин со знанием дела. – В старые времена были четкие критерии, это мы сейчас путаем… Село – это если в нем есть церковь. А если церкви нет – тогда деревня… Очень просто запомнить.

– А почему она не в деревне… тьфу, черт, не в селе? А стоит вот так, на семи ветрах?

– Скукожилось село, надо полагать, – сказал Смолин. – Раньше было большое, а потом скукожилось. Церковь-то кирпичная, а кирпич при царях клали на века. Ну, а от избушек и следа не осталось. Я подобное видел в других местах. Стоит церквушка вот так же, в чистом поле, жутковато даже… Ну что, мы, кажется, совсем близко от того, что в здешних условиях можно с полным на то правом считать цивилизацией…

– Чайку бы… И поужинать как следует.

– Не за горами, – сказал Смолин ободряюще. – Как ни бедно тут живут, хоть что-нибудь да найдется. Мы и заплатить можем… – он искренне расхохотался. – Благо денег у нас с собой столько, что в сознании аборигенов такие суммы и не укладываются… – и стал серьезным: – Вот только светить их не следует, кто их знает, этих затворников, давным-давно утративших пресловутую духовность… Вот что, если начнутся расспросы, – а они обязательно начнутся – помалкивай да поддакивай. А я уж сам попытаюсь на скорую руку придумать что-нибудь более-менее убедительное… Смекнула?

– Ага, – сказала Инга, поспешая за ним (Смолин, обрадованный несомненной близостью деревни, ускорил шаг). – Ты – профессор-энтомолог, а я – твоя ассистентка. Заблудились в тайге смешные городские интеллигенты…

– Примерно так, – одобрительно кивнул Смолин. – Нужно выглядеть смешными и нелепыми горожанами, тогда и вопросов будет меньше, и приглядываться к нам особенно не станут… Мимикрия, учено выражаясь…

– Вообще-то у меня журналистское удостоверение с собой…

– Вот и заныкай его подальше, – сказал Смолин. – В райцентре это смотрелось бы убедительно и снимало все вопросы, а в этой глуши, ручаться можно, журналист – нечто вроде марсианина. Краем уха о них слышали, но никто не видел. Ну с какой стати здесь вдруг объявляться журналистке? Моментально насторожатся добрые пейзане, начнут выискивать скрытый смысл, двойное дно, подтекст и подвох… К геологам они тут привыкли, к археологам, к охотникам…

Они остановились на опушке хилого березняка. Перед ними заросший невысокой жесткой травой склон полого опускался в долину, окруженную островками где елей, где берез. И там, внизу, в долине располагалась долгожданная деревня – десятка три домов, две параллельных улицы и третья, загибавшаяся от них под прямым углом, гораздо короче остальных.

Они стояли и смотрели. Так и не удалось разглядеть ни единого человека, никакого шевеления. Совершеннейшая тишина, так что казалось даже, будто они оглохли в одночасье…

– Спят они, что ли? – недоуменно спросила Инга. – Ни единой живой души…