Последняя Пасха - Бушков Александр Александрович. Страница 41

Однако революция грянула, когда яйца, все семь, были уже доведены до совершенства. И далее легенда живописно повествовала, как группа особенно упрямых приверженцев монархии, дабы должным образом почествовать свергнутого венценосца, составила заговор, чтобы передать царственным узникам в Ипатьевский дом эту самую семерку яиц – надо полагать, с соответствующим пафосным посланием.

Это была, так сказать, основа. Фундамент. Базис. Далее на ее основе возникли в превеликом множестве «версии», «гипотезы» и просто завлекательные побрехушки, плодившиеся в геометрической прогрессии, сплошь и рядом противоречившие друг другу самым откровенным образом…

Утверждали, что яйца некие неведомые посланцы монархистов все же нашли способ переправить августейшему семейству аккурат к Пасхе восемнадцатого. Дальше начинался разнобой: то ли узники подарок укрыли так тщательно, что он до сих пор лежит где-то, не отысканный никогда комиссарами. То ли яйца после расстрела царской семьи нашел комиссар Юровский (назывались и другие фамилии из красной верхушки), но государству рабочих и крестьян добычу не сдал, а самым алчным образом присвоил себе, за что и был расстрелян в тридцать седьмом. То ли яйца попали к белым после взятия ими Екатеринбурга (вариант – к легионерской банде «генерала» Гайды) и были вывезены в Харбин (вариант – в Прагу). Это опять-таки основные версии – а от них отпочковывалось множество последующих, и было их столько, что все это в конце концов превратилось в некое подобие обширного, запутаннейшего лабиринта, где сам черт ногу сломит. Обладание яйцами приписывали и Тухачевскому, и Троцкому, и Берии, и даже почему-то Брежневу, именно с их помощью «объясняли» массу исторических событий и нерешенных загадок. Одним словом, волна была поднята нешуточная.

Насколько можно установить, толчок (если только можно употреблять этот термин применительно к волне) дали в середине двадцатых годов эмигранты то ли в Харбине, то ли в Париже. Периодически, как с такими сенсациями и случается, история эта ненадолго поступала в широкий оборот, а потом вновь забывалась на годы, до очередного витка. В СССР, что немудрено, об этом знали меньше, чем в остальном мире. Правда, положение выправилось после перестройки (не к ночи будь помянута, когда в страну могучим потоком хлынула информация. На эту тему Смолину было известно не менее десятка книг (толковый антиквар всегда следит и за газетами, и даже за сенсационными книжонками, если там есть то, что впрямую касается его ремесла).

Вот только Смолин категорически не верил во всю эту залепуху. Он, конечно, не сомневался, что в середине шестнадцатого, как каждый год, для царской семьи вновь поступил заказ на пасхальные яйца. И только. А вот всему дальнейшему доверять не следовало. Как раз из-за того, что он, в общем, неплохо изучил тот исторический период. И даже мысли не допускал, что эта самая «тайная монархическая организация» могла когда-то существовать в реальности.

Действительность, достоверно известно ныне, была гораздо прозаичнее. Господа монархисты в основном решали свои собственные бытовые проблемы. Большой Истории попросту неизвестны хоть сколько-нибудь серьезные тайные организации монархистов, пытавшиеся предпринять попытки спасения венценосных узников или хотя бы наладить с ними связь. Как водится в России испокон веков, болтовни хватало, но в реальные дела она так никогда и не вылилась. Называя вещи своими именами, царская семья в заключении оказалась покинутой и без малейшей помощи со стороны. Как бы там ни витийствовали монархисты (да и сколько их было-то?), кончилось все пшиком…

И потом… Практически все сенсационные книжки и статьи, которые Смолину доводилось читать (и переиздания эмигрантских творений чуть ли не столетней давности, и более современные отечественные «труды»), объединяла одна существенная деталь – полнейшее отсутствие конкретики. Сплошные предположения, сплошные домыслы и догадки, а также (что в основном касается современных изыскателей) самое дремучее невежество во всем, что касалось исторических реалий, моментально начинавшее резать глаз знатоку предмета…

Одним словом, Смолин давным-давно сделал для себя вывод: пресловутая семерка яиц наверняка существовала в реальности, как же иначе, просто обязана была существовать… но она либо попала к большевикам наряду с множеством другого буржуазного добра, либо была вывезена за рубеж кем-то, кому удалось драпануть от красных в восемнадцатом году. Скажем, тем же Фаберже, благополучно обосновавшимся за границей. А все остальное – плод фантазии прытких сочинителей, пытавшихся срубить денежку. Так к этому и следует относиться…

Смолин вздрогнул – в дальнем углу комнаты раздался глухой металлический лязг, какой обычно случается, когда на нижнем этаже стукнут чем-нибудь по батарее, и звук по трубе распространяется на этажи верхние. Еще раз стукнуло-лязгнуло, но уже тише и короче.

Смолин пожал плечами. Ни в какие привидения он, разумеется, не верил – разве что в то, которое сам изображал совсем недавно перед сумасшедшей старухой. Квартира, где он ночной порой валялся на продавленном диване, оставалась единственной хоть как-то обитаемой в доме, откуда все остальные жильцы с превеликой радостью выехали. Подобные звуки (ничего общего не имеющие с полтергейстом) вообще-то не возникают сами по себе. Однако источник их, если оставаться на твердых материалистических позициях, донельзя банален: наверняка на первом этаже или в подвале покинутого дома шебуршатся то ли бомжи, то ли возжаждавшие комфорта прохожие алкаши, то ли, что также возможно, хозяйственные субчики, которые решили пошарить в опустевшем домишке, дабы прибарахлиться хоть чем-то ценным по меркам этого захолустного городишки…

Через короткое время постукивания возобновились, уже в других местах, они определенно шли снизу, но Смолин больше не обращал на них внимания. Исключительно ради того, чтобы размять ноги, встал и прошелся по комнате, подошел к приоткрытому окну, указательным пальцем отвел занавеску, посмотрел вниз.

Безмятежная тишина. Редкий сосновый лесок неподалеку, живописно озаренный полной луной. Соседний домишко выглядит совершенно брошенным, хотя там, как он помнил из собственных наблюдений, еще все квартиры заняты. Ну, что вы хотите, второй час ночи, в этакой глуши все приличные люди давным-давно третий сон видят, а субъекты не столь приличные давным-давно укушались местной ужасной бормотухи и тоже дают храпака…

Он постоял, опершись локтями на широкий старинный подоконник, глядя вниз. Вообще-то глава фирмы «Империум» был в чем-то глубоко прав: места тихие, благолепные, живописные, если отремонтировать домик на совесть и превратить в уютный коттеджик, здесь можно жить долго и счастливо… но только не Смолину, коренному шантарцу, не способному расстаться со своим мегаполисом, где он может рулить своим бизнесом…

Он достал очередную сигарету и вновь плюхнулся на диван, лениво созерцая книжную полку во всю стену – Смолин ее уже успел тщательно изучить, отложив в памяти все ценное, что там имелось. Если подумать…

Будь он сочинителем тех самых сенсационных книжонок под броско-пошлыми, исполненными мнимой завлекательности названиями, или хотя бы борзым журналистом, развернулся бы вовсю. Что греха таить, тут есть где развернуться… Федора Коча при минимальном напряжении фантазии можно в два счета как раз и превратить в члена и эмиссара тайной организации монархистов – уж это как два пальца… Он, понимаете ли, оттого и забился в сибирскую глушь, что по указанию означенных монархистов как раз и был хранителем шкатулки… нет, лучше ларца с яйцами (ларец – гораздо красивее), которые и блюл трепетно в ожидании момента, когда наряженные красноармейцами камергеры и переодетые прачками фрейлины двора переправят их в Ипатьевский дом. А когда в означенном доме произошли известные печальные события, выбраться из охваченной пламенем гражданской войны страны ему уже не удалось, и он отыскал в Курумане надежный приют. Монархисты сидели по подвалам ВЧК или ютились в парижских меблирашках, а Коч тихонько починял себе будильники в артели раскрепощенных трудящихся.