Профессионалы - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 69

После войны мать работала в районной поликлинике, всегда была занята и замотана и воспитывался Боря дедом, если можно так назвать то подобие мужской дружбы, которое сложилось между мальчиком и нестарым еще совсем мужчиной (внуку так, конечно, не казалось). Отец, которого Боря совсем не помнил, погиб при эвакуации своего полевого госпиталя еще в период первых отступлений Красной армии, и от него у матери остались только треугольные письма с фронта и «похоронка» со стандартными фразами.

Так и протекала их жизнь: у матери — с ее работой, у Бори — с многочисленными увлечениями в том огромном мире, который раскинулся вокруг мальчика — великом и родном городе, который они искренне считали лучшим и интереснейшим местом в мире, часто даже забывая, по существовавшему уже тогда особому мироощущению москвичей, что есть еще огромная страна и жизнь в ней идет своя, сильно отличающаяся от столичной. Эта жизнь, которая, как оказалось, может быть жестокой и трудной не только в военное время, вошла в их мир пресловутым «делом врачей», когда большая группа крупных советских медиков, состоящая почти исключительно из «нерусских» фамилий, была обвинена в отравлении партийных и советских руководителей высшего звена. Так Сталин подготавливал следующую кампанию по переселению очередной этнической группы в отдаленные районы «великих строек коммунизма». У матери на работе, как и по всей стране, было срочно организовано собрание, на котором предместкома дрожащим от негодования голосом зачитал статью из «Правды», которая называлась предельно определенно: «Убийцы в белых халатах».

Это время Боря помнил хорошо, был уже в комсомольском возрасте и мечтал о том недалеком дне, когда и он сможет надеть маленький красный значок на грудь и погрузиться в увлекательные комсомольские дела. Мать в одночасье потеряла место в поликлинике и ничего не могла найти, хотя и была готова на любую работу, все заканчивалось на пороге отдела кадров, как только представала перед глазами кадровика со своей характерной внешностью. Над семьей повисло постоянное чувство страха, было жутко даже просто выйти на лицу и почти наверняка услышать от вчера еще доброжелательных соседей что-нибудь оскорбительное и угрожающее. О вступлении в комсомол не могло быть и речи. Тогда и состоялся у юноши знаменательный разговор с дедом Левой, который оказал большое влияние на всю его дальнейшую судьбу. Боря выразился в том смысле, что почему из-за нескольких затесавшихся в ряды честных советских людей врагов должны страдать и остальные, на что дед, понизив вдруг голос, спросил:

— Да какие там они отравители! Ты что, думаешь, что они действительно делали то, в чем их обвиняют?

— Но ведь они признались, — растерянно ответил Боря.

— Существуют разные причины, по которым человек может сознаться в том, чего не совершал, — уклончиво сказал дед, — а в юридической науке с незапамятных времен существовал принцип, по которому не человек должен доказывать, что он чего-то не сделал, а совсем даже наоборот — его вина должна быть доказана.

— Что еще за юридическая наука?

— Ее основы были разработаны еще в Древнем Риме, и юристы до сих пор используют основные положения римского права. Подумай, ведь в самом слове «право» заложен определенный смысл — у любого человека есть права, одно из которых — право на справедливый суд, право на защиту.

— Даже у убийцы, даже у предателя?!

— У любого, — отрезал дед.

…Вся юридическая литература, которую Боре удалось просмотреть в библиотеке, оказалась малопонятной и скучной, она была написана с использованием специфической терминологии. Зато в старых изданиях, сохранившихся, к сожалению, в незначительном количестве, он нашел массу примеров из юридической практики, которые поражали его воображение какими-то непонятными с точки зрения элементарной логики решениями, но естественными с позиций права. Здесь же всегда присутствовал адвокат, защитник в прямом смысле этого слова, а иногда почти что фокусник, извлекающий на свет божий, как зайца из цилиндра, правду о преступлении, его мотивах и движениях души подзащитного. В этом свете фигура прокурора, который привычно воспринимался на советских политических процессах как глас государства и народа, нередко теряла свою привычную привлекательность. Так появлялась убежденность, что карающая функция государства — не единственная из возможных.

В пятьдесят треьем умер Сталин, чем потряс весь советский народ, никогда даже не задумывавшийся о том, что ОН может быть смертен. Потом появилась статья с разоблачением «разоблачителей» врачей. В стране начинались большие перемены.

В разгар «хрущевской оттепели» Боря стал студентом юридического, это вызывало законную гордость матери, и она уже никогда не повторяла фразу, сказанную когда-то в отношении его увлечения:

— Врач хотя бы имеет возможность при любых, — тут она запнулась, подыскивая слово, — обстоятельствах делать полезное и нужное дело…

Студентом Боря часто посещал букинистические отделы магазинов, где однажды, в поисках какого-то поэтического сборника, наткнулся на желтенькую брошюрку с надписью «В.Татлин». Внутри он обнаружил рисунки немыслимого спиралевидного сооружения, которое называлось «Памятником Третьему интернационалу». На других иллюстрациях были абстрактные геометрические композиции с летящими и сталкивающимися кругами, квадратами и полосками. От всего этого веяло какой-то первобытной силой, вдвойне притягательной из-за того, что была непонятна основа этой беспредметной экспрессии. Нечто подобное Боря видел когда-то в заветной папочке деда, где были собраны уцелевшие студенческие работы его и его однокашников. Повинуясь неожиданному порыву, он молча уплатил продавцу требуемую (немалую для студента!) сумму и побежал домой, предвкушая удивление деда. Кто же знал, что эта покупка послужит началом многолетнего увлечения и собирательства, вобравших в себя значительную часть жизни, тем более что время повторного открытия этого официально забытого периода художественной жизни еще не наступило. В этот вечер они допоздна сидели с дедом на кухне, и Боря слушал и впитывал, впитывал и слушал, и ему казалось, что они с дедом провели одни и те же отрезки жизни в разных странах.