Все мужчины негодяи? - Робинс Сари. Страница 37

– Во взгляде на этот вопрос наши мнения полностью совпадают, – спокойно сказал Джастин и потер ладонью висок. – Все это означает, что меня одурачили, заставив передать Салливана в руки Уитона. Но для чего? Если французский заговор тут ни при чем, что в таком случае должно было их заинтересовать? Они считают, что вам что-то известно. Но что?

Эвелина сжала кулаки.

– Как же я не догадалась, что вы за всем этим стоите!

Он поморщился.

– Да, я ужасно виноват перед вами. И я искренне раскаиваюсь.

В комнате на минуту воцарилось молчание. Похоже, что оба они были пешками в чужой смертельной игре в кошки-мышки. И Эвелине в этой игре отводилась роль сыра – приманки.

– Кто такой Уитон? – спросила она.

– Он возглавляет службу разведки в министерстве иностранных дел.

– Может быть, он и есть предатель?

Джастин покачал головой.

– Уитон ни за что бы не совершил государственную измену.

– А разве убийство английского тайного агента нельзя расценивать как предательство по отношению к своей стране?

– Ничего не понимаю. Не вижу во всем этом никакого смысла! – Он поморщился и снова поднял руку к виску.

Глядя на маркиза, Эвелина нахмурила лоб, как будто сама испытывала боль. Она видела, что Джастин страдает. Хотя ее чувства к этому человеку были крайне противоречивы, его мучения не доставляли ей радости.

– Вам очень больно?

Он ответил сквозь зубы, стиснутые от боли:

– Только когда я думаю. Или когда дышу. Или когда я говорю…

Желая хоть чем-то ему помочь, девушка предложила:

– Я принесу вам еще бульона.

– Нет, мне просто нужно немного поспать, – сказал он устало.

Глядя, как Джастин пытается лечь, Эвелина поднялась с места.

– Разрешите, я вам помогу. – Придерживая маркиза за плечи, она осторожно помогла ему устроиться поудобнее. Его пряный запах и ощущение его близости воскресили в ее памяти воспоминания, которые бы Эвелине хотелось вычеркнуть из своего прошлого навсегда. Ну, может быть, не навсегда, но хотя бы на время. Девушка поправила ему подушку и укрыла его обнаженную грудь одеялом. О Боже мой, как же он красив! Лучше бы ей никогда не видеть его! Ее до сих пор влечет к нему, и она ничего не может с этим поделать.

Когда Эвелина собралась уходить, он схватил ее за руку.

– Благодарю вас, Эвелина.

– За что?

– Если вы так заботливо за мной ухаживаете – значит, вы не можете меня ненавидеть слишком уж сильно.

У нее комок встал в горле.

– Но ведь если бы вы умерли, кто бы в таком случае рассказал мне то, что мне необходимо знать?

Лицо Баркли озарила слабая улыбка.

– Продолжайте и впредь убеждать себя в этом, Эвелина. – И, сделав это приведшее Эвелину в смятение замечание, он отпустил ее руку и закрыл глаза.

Глава 20

В эту ночь Эвелина никак не могла заснуть. Она лежала на своем соломенном тюфяке, неподвижно уставившись на балки, подпирающие крышу маленькой хижины. Всего тридцать четыре балки. Эвелина пересчитывала их уже в пятый раз – одну за другой. Она страшно устала, но из-за переутомления сон все не приходил.

Луну окутали облака, и ее тусклый свет едва проникал в спальню сквозь маленькое оконце. Темнота комнаты как нельзя лучше соответствовала мрачному настроению Эвелины. Вот уже на протяжении двух дней она допрашивала Джастина, но ответов пока получила очень мало. Оба они предполагали, что мифический французский заговор скорее всего служил прикрытием для чего-то другого. Но для чего именно – они пока не выяснили. В общем, если не брать в расчет наступившее у Джастина улучшение, можно было бы считать эти последние два дня полностью потерянными.

Так думала Эвелина, лежа в своей постели. Она чувствовала усталость и раздражение, но тревога, которая ни на минуту не покидала ее, не давала уснуть. Девушка добровольно взвалила на себя львиную долю ухода за раненым Джастином, стараясь оставить Фаизе больше времени для отдыха. Однако верная турчанка все равно не сидела без дела, занятая то приготовлением пищи, то уборкой, то стиркой.

Эвелине пришлось признать: уход за больными ей удается намного лучше, чем все остальное. Она все чаще приходила к выводу, что готовка и уборка не ее стези. Кроме того, девушка предполагала, что, проводя больше времени с Джастином, она приобретет стойкость к его чарам. Которые – она вынуждена была скрепя сердце сознаться себе в этом – по-прежнему имели над ней власть. По крайней мере, Эвелина старалась убедить себя, что ей необходимо проводить больше времени с Джастином именно по этой причине. К ее большому неудовольствию, Эвелине приходилось замечать, что в его присутствии она скованна и пуглива, как лесная лань. «И что это со мной?» – думала она и старательно внушала себе: «Подумаешь, какой пассаж – ухаживать за раненым мужчиной, с которым у тебя была интимная связь! Ну и что? В этом нет ничего из ряда вон выходящего».

Вот что Эвелина совсем не находила забавным, так это реакцию самого Джастина на ее смущение и замешательство. Он искусно притворялся, что не замечает, какую неловкость она испытывает при общении с ним. Однако слишком уж часто делал вид, что не может обойтись без ее помощи. Это происходило всякий раз, когда ему нужно было сделать хоть малейшее движение. Раз или два наблюдательная Эвелина замечала хитрую улыбку в уголках его губ, но не посмела уличить хитреца в притворстве. Да, когда Джастин лежал без сознания, обращаться с ним ей было намного легче.

Эвелина беспокойно ворочалась с боку на бок. Чтобы поднять себе настроение, она повернулась к окну и прислушалась. Может быть, ей удастся расслышать журчание ручья, который течет рядом с домом. Но до ее ушей доносился только громкий храп Фаизы, спавшей на соломенном тюфяке в другом конце спальни. Девушка от души позавидовала крепкому сну служанки.

Вдруг в соседней комнате скрипнула половица. Эвелина приподнялась на локте и затаила дыхание. В кухне определенно кто-то находился. Однако она не слышала, чтобы кто-то до этого открывал входную дверь. Значит, это скорее всего их беспокойный пациент, нарушающий больничный распорядок. У него что, совсем отсутствует уважение к другим людям? Мало того, что они с Фаизой ухаживают за ним, как рабыни, – он еще им и поспать спокойно не дает!

Эвелина решительно поднялась с кровати. Она поправила юбки, пригладила рукой заплетенные в косу волосы. А затем прошла на цыпочках в соседнюю комнату, собираясь показать больному, кто здесь главный и кто устанавливает правила. Чем больше Джастин будет спать, тем быстрее поправится. А пока он не поправится, они не смогут вернуться в Лондон. Хотя где-то в глубине души Эвелине хотелось подольше побыть в живописной тихой сельской местности, она ни за что на свете не призналась бы в этом. Никому – даже себе. А тем более Джастину!

Тесную кухоньку освещала одинокая свеча. За столом сидел Джастин и угощался лежащими перед ним на тарелке яблоком и сыром. Вокруг его талии было намотано черное шерстяное одеяло. Это была единственная имевшаяся на нем одежда. Как будто после того, как Эвелина за несколько дней насмотрелась на его обнаженное тело, у нее выработался иммунитет к его привлекательности!

Когда она вошла, Джастин поднял голову.

– Извините, если я вас разбудил.

– Вы сейчас должны быть в постели, – проворковала она, осторожно прикрывая дверь в свою спальню.

– Я проголодался как волк.

Эвелина окинула взглядом остатки провизии и ответила:

– Вижу, этот голодный волк здесь хорошо поживился. – Она повернулась к маркизу спиной и подбросила в печь несколько поленьев. – Если вы не будете спать по ночам, вы никогда не поправитесь.

– Как я могу спать, если у меня все тело болит так, словно по нему прошлась наполеоновская кавалерия?

– Если бы вы приняли настойку опия…

– Ну уж нет, дудки! – резко возразил он. – Я уже говорил вам, что хочу сохранять ясную голову.

– Не стоит из-за этого так горячиться, – заметила девушка.