Кара Дон Жуана - Володарская Ольга Геннадьевна. Страница 40
Андрей попытался притянуть ее руки к своему рту, чтобы поцеловать, но Кара вырвала их и спрятала на груди, будто его губы могли причинить ей вред.
— А потом, Андрюша, — после паузы сказала она, — я поняла, что очень хочу жить. Несмотря ни на что! Как я уже говорила, все шлюхи жизнелюбивы…
— Я рад, что ты не умерла.
— Я тоже…
— И я рад, что наконец-то тебя нашел… Вернее, встретил.
— А я нет. — Кара наконец повернулась к нему лицом и посмотрела прямо в глаза. — Я боялась этой встречи почти так же, как встречи со смертью…
— Почему?
— Я хотела остаться в твоей памяти той Карой.
— Для меня ты все та же.
— Для себя не та. — Она прикрыла глаза, сжала губы — складки у носа стали глубже — отвернулась. — И уже никогда не стану прежней…
— Придется постараться, потому что я больше не отпущу тебя…
— Зачем я тебе, Андрюша? Ты такой… такой красивый. Ты умный, добрый, судя по всему, богатый. Ты можешь выбирать любую! Зачем тебе я? — Кара сделала шаг назад, словно хотела убежать, но бежать было некуда — позади закрытое окно. — Может, в тебе жалость играет? Или кавказское благородство?
— Я люблю тебя, Кара, — просто ответил он.
— Что? — удивленно протянула она.
— Я люблю тебя.
— Такую?
— Я же тебе сказал, для меня ты все та же… — Андрей робко прикоснулся к ее лицу. Она не отстранилась. — Моя нежная маленькая девочка… — Он погладил ее по щеке, провел кончиком пальца по подбородку, коснулся губ. — Малышка с грязными пятками и цветком в волосах… Для меня ты навсегда останешься такой.
Кара схватила его руку, прижала к своим губам. И этот порывистый поцелуй был красноречивее слов. Андрей свободной рукой схватил Кару за талию, приподнял, усадил на подоконник. Втиснулся между ее колен.
— И я люблю тебя, — прошептала она, отстранив свои губы от его ладони.
Андрей обнял Кару, теперь уже двумя руками. Обхватил талию, худенькую спину, подрагивающие плечи — она целиком помещалась в его объятиях. Приблизил рот к ее влажно блестящим губам, нежно коснулся их языком. Он пробовал их на вкус, и несмотря на табачно-ментоловый душок, они были такими же сладкими, как раньше…
Сладкие губы, влажные глаза, пахнущая жасмином кожа, все такое же, как раньше… А значит, остальное неважно!
Кара перевернулась на живот, обняла руками подушку, зарылась в нее лицом и закрыла глаза. Андрей погладил ее по высохшим волосам, чмокнул в смуглое плечико. Она улыбнулась, вытянула ногу, втиснула пальцы между его бедер — она всегда так делала, потому что ступни ее постоянно мерзли, а лучшей грелки, чем его разгоряченное после ласк тело, и представить было нельзя…
— Расскажи мне все, — попросил Андрей.
— Зачем? — Она зажмурилась сильнее. — Я хочу забыть все это… Как страшный сон. Как кошмар — ведь у всех бывают кошмары!
— Тогда хотя бы скажи, как попала сюда, в Нидерланды?
— Приехала по липовым документам… — Кара буквально вдавила лицо в подушку, и ее голос зазвучал глуше. — Мне помог один человек… Он пожалел меня.
— Давно ты тут?
— Чуть меньше года.
— Значит, ты прожила в вагончике среди пустыни около пяти лет?
— Нет, там я задержалась только на два года. Потом меня перепродали… Меня и… еще одну девушку. Мы были слишком хороши для вагончика Али. На нас нашелся богатый покупатель, египтянин Джафар. У него уже было более-менее приличное заведение — не трейлер, а дом, и клиенты лучше — не контрабандисты-кочевники и не грязные солдафоны из так называемых миротворцев, а мелкие жулики, мелкие торгаши и даже мелкие чиновники-иностранцы… Один из последних, он работал в Ливийском консульстве, провез меня по свидетельству умершей жены на свою родину. Там я прожила в качестве его наложницы почти полгода, но сбежала, прихватив документы его сына. Парню было около двадцати, худенький брюнет с карими глазами, немного женственный, безусый, мы с ним походили друг на друга, как брат с сестрой…
— Ты переоделась мужчиной?
— Да. Остригла волосы, напялила мужские вещи, ссутулилась… И по его документу, и его же авиабилету (он оказался вложенным в паспорт) улетела в Алжир. Затем перебралась в марокканский Танжер, и через Гибралтар (в трюме грузового корабля) попала в Испанию… — Кара пошевелила пальцами ноги, проверила, согрелись ли, затем, высвободив их, подтянула согнутое колено к груди — она любила лежать «ласточкой». — Так я оказалась в Европе без денег и документов — фальшивый паспорт, и тот украли. На работу не брали даже посудомойкой. Жить было негде… — Она шумно выдохнула. — Пришлось идти на панель.
— Почему ты не попыталась вернуться в Абхазию? Тебе могли помочь в консульстве…
— Что мне было делать в разоренной войной стране?
— Оттуда легче перебраться в Россию…
— А там что? Ни гражданства, ни денег, ни жилья, ни образования, а навык один — удовлетворять похотливых козлов! Но уж если и продавать себя, то лучше тут, за марки и фунты, чем там за рубли… — Она сменила положение — перевернулась на спину и чуть-чуть отдалилась от Андрея. — К тому же я думала, что здесь, в Европе, меньше вероятности встретить тебя… Я догадывалась, что вы уехали из Абхазии, предполагала — в Москву, но чтоб во Францию… Я и мысли такой не допускала… — Кара испытывающе посмотрела на Андрея. — Это ведь не твое решение, правда?
— Я не хотел уезжать с Кавказа. Я уговаривал отца переселиться в Адлер, но он хотел только за границу. Чтобы все было другое — как он говорил… — Андрей прикрыл глаза — он до сих пор не мог спокойно вспоминать то время. — Так было легче забыть…
Кара вытянула руку, нащупала его лицо, погладила по щеке, виску, лбу и, пристроив ладонь на макушке (пальцы зарыты в волосах), тихо сказала:
— Почему ты не спрашиваешь про Марианну?
— Она умерла, ведь так?
Рука Кары дрогнула — пальцы, перебирающие его волосы, замерли.
— Откуда ты знаешь? — спросила она.
— Отец был уверен, что его дочь скорее умрет, чем станет… — Андрей замялся.
— …шлюхой? Ты ведь это хотел сказать?
— Так говорил отец, не я. — Андрей посмотрел на ее профиль: приоткрытый рот, подрагивающие ноздри, зажмуренные глаза, он видел, как тяжело ей дается этот разговор. Тяжелее, чем ему. — Он не ошибся, правда?