Пробить камень - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 46
Он смотрел на великолепное женское тело, распростертое на топчане.
– С самого же начала знал, что нужны совсем молоденькие, – пробормотал он с досадой. – Слишком взрослая, слишком испорченная. Невозможно вылепить ничего стоящего. Ну, ничего, это не страшно. Шаг назад – два шага вперед.
2006 год
ТУРЕЦКИЙ
Вздыхавшая весь день медсестра рассказала Турецкому, что сегодня ночью ее пятнадцатилетняя дочь приезжает из летнего лагеря и будет одна добираться до дому через весь город – встретить некому.
– А муж? – спросил Александр Борисович.
– Да мы про него, алкаша, уже два года не слышали. И слава богу, а то, гад, повадился руки распускать...
– Вот что. Вы езжайте на вокзал, – сказал Турецкий. – Встречайте ее.
– Как же это? А вы, Александр Борисович?
– Я в порядке. Не оставляйте дочку одну.
– Вот спасибо!.. Но как же доктор? – спохватилась медсестра.
– Буду нем, как могила. Мне это нетрудно – я уже имею о ней некоторое представление.
Терроризм нужно уничтожать в любом его проявлении, думал Турецкий, безжалостно по отношению ко всем его сторонникам, иначе придется жалеть о своих близких. Сейчас удобно говорить, что мы имеем дело с широко разветвленной сетью международного терроризма. А не с глупыми девчонками, которых затаскивают в ислам, или куда еще, по одной, играя на их чувствах и личных бедах. Еще несколько лет назад мы думали, что знаем о шахидках все: как их организованно вывозят в горные лагеря, пичкают психотропными веществами и религиозными догмами, насилуют. И в итоге обрекают на добровольную смерть во имя ислама. Но все оказалось страшнее и проще. Это может происходить у нас под носом. Легко запутать девчонку, когда ей всего-то лет пятнадцать. Она простодушна, доверчива, влюблена. И если ее никто не понимает, то жизнь кажется разбитой. И хуже этого уже ничего не может быть. Шахидками становятся не только из-за зомбирова-ния или приема психотропных таблеток. Смертниц рождает их скотская жизнь – тупая и бессмысленная. Суицидный какой-то терроризм...
ГЕОРГИЙ
Георгий глянул на циферблат. Было четыре часа утра.
Он быстро оделся и вышел на улицу. Утро было холодным, легкий туман просматривался даже в полусумерках, а тем более при свете автомобильных фар – липкий и серый, он покусывал кожу. Георгий поймал такси и поехал во Внуково. Аэропорты – это было еще одно место наряду с клиниками, где он пытался рекрутировать себе девочек. Правда, еще ни одной из них в аэропортах не подобрал, но ведь главное не останавливаться, а продолжать работать. И результат непременно будет. В аэропортах во все времена можно было найти кого угодно. И даже теперь, несмотря на бесконечные милицейские наряды и проверки, там ошивалось огромное количество самых случайных людей.
Как ни странно, Внуково ранним утром напомнило Георгию дни войны в Анголе. Казалось бы, что общего? Ан нет, нашлось. Едва различимые в пелене самолеты терпеливо поджидали свои экипажи, гулкие голоса, внезапный окрик и неуместный тут стук девичьих каблучков по бетону, рев двигателя прямо у тебя над ухом. И казалось – он знал, что эта иллюзия испарится с первыми серьезными лучами солнца, – повсюду та заговорщицкая атмосфера, которая окутывает людей, поднявшихся до зари, некое чувство превосходства над всеми остальными, не замечающими, как уходит ночь и наступает утро.
– Рейс на Элисту откладывается, – сообщил голос из громкоговорителя. – Небо над столицей Калмыкии закрыто из соображений безопасности участников матча за звание чемпиона мира по шахматам. Ожидайте дальнейших сообщений.
Никого для себя не приметив в этот раз, Георгий выпил воды, украл паспорт у зазевавшегося туриста и купил свежую газету. Полистал. В глаза бросился заголовок: «ОФИЦИАНТКА, ЖЕНА, КАМИКАДЗЕ». Он прочитал:
17-летней голландке Мари ван Боммель принадлежит печальное первенство: она стала первой западной женщиной, взорвавшей себя в Ираке. Ее родителям осталось на память о дочери лишь несколько фотографий. Они наблюдали, как Мари под влиянием мужа превращалась из умеренной христианки в исламского фанатика, но так и не смогли понять смысла этой трансформации. Она была обыкновенным ребенком, обыкновенным подростком, но все поменялось, когда она переехала в Амстердам и там под влиянием друга-алжирца перешла в ислам, а потом вышла замуж за бельгийца марокканского происхождения и стала, по словам ее матери, большей мусульманкой, чем сами мусульмане...
– Дураки западные, – презрительно пробормотал он, – будто в исламе собака зарыта. Все дело в возрасте. Была бы старше – ни черта у этого алжирца не получилось бы.
Он бросил газету в урну и поехал домой. Можно было еще поспать.
...Аня проснулась рано – еще только-только рассветало. Было тихо: несмотря на то, что окно открыто, с улицы шум не доносился. Только раз проехала поливальная машина. Она потянулась, встала. Выпила минеральной воды из бутылки, которая стояла возле дивана. Посмотрела в другой конец комнаты.
Георгий спал на своем диване, лежа на спине.
Ступая с пяток на носки, как он ее учил, Аня бесшумно пересекла комнату и остановилась возле него. Он спал так тихо, что даже не было слышно его дыхания. Аня подсела к нему на диван...
– Какой ты красивый, – сказала она. – И одинокий...
Георгий слегка пошевелился во сне. Аня вздохнула: так жалко было его будить... Но ничего не поделаешь, надо.
– Вставай, дядя Юра, сегодня наш с тобой день.
Георгий открыл глаза, и лицо его сразу же приобрело собранное, осмысленное выражение, будто и не спал. Аню всегда поражала эта его особенность. Впрочем, нет, следы сна все же есть – на щеке осталась маленькая морщинка, но скоро она разгладится, и никто, кроме Ани, не узнает о том, что он только что спал. Она тихонько засмеялась от удовольствия. Пусть это будет их тайна. Ведь у них так мало общих вещей.
Георгий вопросительно посмотрел на нее.
– Почему ты такой грустный? Ты, когда спал, был печальный-печальный... Все же хорошо! Ночью дождик был, а сейчас уже солнышко показалось...
– Доброго дня, девочка моя, – сказал Георгий.
– Я так ждала этого, – вздохнула Аня. – Что мы хотя бы немножко, но будем вдвоем... Только ты и я.
– Мы и так вдвоем. – Он сел и обнял ее за плечи.
– Да... Знаешь, даже если мне станет страшно, у меня есть то, что заставит меня забыть об этом... Это... Это...
Георгий поднялся, размял ноги и сказал:
– Уже совсем скоро... Сегодня...
Он смотрел в зеркало, смотрел как-то странно – угрюмо и напряженно, но вместе с тем самодовольно. Ощупывал свой подбородок. Аня подумала, что Юрочка, наверное, не слишком удачно побрился. Но Георгий все смотрел и смотрел. И она не выдержала:
– Что ты там увидел... дядя Юра?
Он оторвался от зеркала и глянул на Аню. У нее был такой невинный вид, что взгляд его смягчился.
– Как, по-твоему, что такое харизма? – спросил он.
– Не знаю... Наверно, лекарство какое-нибудь?
– Нет, не лекарство. Это слово происходит от греческого charisma – то есть милость, божественный дар, исключительная одаренность. Харизма основана на исключительных качествах личности – мудрости, героизме, святости. Поняла?
– Да.
– Ну и молодец...
На улице пахло недавним дождем, но скоро солнце должно было уничтожить этот запах...