Свадебный рэп - Смоктий Виктор. Страница 33

Это не было традиционное синхронное плавание: спортсмены не повторяли движения друг друга, словно роботы-автоматы, как это принято у женщин, – каждая их композиция вырастала из воды, вспучиваясь мускулистыми телами, и на мгновение зрители улавливали то знакомые очертания «Граждан Кале» Родена, то характерную композицию скульптурной группы «Лаокоон и сыновья» родосских мастеров Агесандра, Атенодора и Полидора. Но монументальность композиций этой команды не была тяжеловесной и монотонной, ее живописной лепке были подвластны и мимолетные эмоциональные акценты. Так иногда в многофигурном ансамбле, вызванные к жизни музыкой Стравинского, мелькали знакомые певуче-текучие линии роденовских «Поцелуя» или «Весны».

Не дожидаясь финала выступления, Саша и Леня ушли из ложи, чтобы невольно не повлиять на решение судей, но по восторженному реву трибун, слышному даже в VIP-баре, ребята поняли, что новый вид спорта уже обрел своих первых победителей и своих фанатов.

Бармен с величайшим почтением наполнил бокалы Саши, Лени и сопровождавшего их чиновника шампанским «Дом Периньон». Друзья по русскому обычаю чокнулись.

– Неужели эта красота, – задумчиво сказал Саша, не допив шампанское, – смогла родиться только благодаря коррупции?

– Ты имеешь в виду выступление? – Леня кивнул в сторону бассейна, за прозрачной стеной бара.

Саша кивнул.

– Скорее всего да. Вот благодаря таким вот рыцарям спорта. – Леня, улыбаясь, приобнял за плечи бывшего с ними чиновника и еще раз чокнулся с ним. Чиновник тоже улыбнулся, но, вероятно, из почтительности, пить не стал.

– Может быть, господа желают взглянуть на финальные соревнования по мужской художественной гимнастике? – спросил чиновник.

– Нет, спасибо, Иштван, – ответил Леня. – Мы сейчас в гостиницу. Встретимся вечером за коктейлем в штаб-квартире оргкомитета.

– Суки, – сказал Иштван по-русски с сильным венгерским акцентом. – Пьидоры.

Отец Иштвана в свое время отсидел несколько лет в советских лагерях, и русский Иштван знал несколько однобоко, но, как ни странно, тех немногих слов и выражений, которые он услышал от отца, ему хватало даже для общения с очень крупными русскими чиновниками из Совмина, которые понимали его с полуслова. Ну, с этими русскими советского образца было все ясно, их можно было просто презирать.

А этих молодых новых русских он ненавидел за агрессивную вездесущность. Даже сейчас, когда Россия по уши в дерьме и никто с ней толком не считается, вдруг откуда-то являются эти двое гомосексуалистов, которым волей небес или преисподней снова дана власть управлять им, Иштваном, как тем прежним была дана власть управлять его отцом.

Он чиновник, и потому гнуть спину ему не привыкать, но гнуть спину перед русскими – нет горшего наказания. Почему эта страна, населенная некультурными спившимися людьми, первой оказалась в космосе, имеет тысячи атомных бомб, лучший в мире балет и чертову прорву нобелевских лауреатов? А сейчас просто так, за здорово живешь, России вдруг подфартило занять верхнюю ступеньку в гейской иерархии. Есть от чего прийти в отчаяние и разувериться в разумности Всевышнего.

Иштван почувствовал резь в глазах, глянул на себя в зеркало и с ужасом увидел, что хваленая голливудская тушь для ресниц – такое же барахло, как и французская. Все они делаются в Китае.

Битвы при Каннах

Подписание купчей на оставшийся пакет российских долгов было назначено на день открытия кинофестиваля в Каннах: ведь поручитель Лени и Саши перед международными банками был кинокритик, и он не хотел пропускать судьбоносное для кино событие ради чьих-то патриотических поползновений. Поэтому всем заинтересованным сторонам пришлось приехать в перенаселенный на время фестиваля город и пару дней потолкаться в перевозбужденной толпе.

Но Леня и Саша не возражали, поскольку, как и всякие нормальные люди, тоже хотели увидеть живьем звезд мирового экрана, а где можно их увидеть в таком количестве, как не в Каннах?

Знакомство со звездами началось с поездки в лифте с пьяным в дым Депардье. Тот хотел выйти через зеркальную стену лифта, но Леня вовремя развернул звезду к открывшимся дверям, за что получил благосклонную улыбку и визитку какой-то журналистки, которую Депардье выудил из кармана вместе с мятыми проспектами кинофирм. На своем этаже они встретились со Шварценеггером, который, будучи приглашен на роль доктора Живаго, не расставался с белым халатом, стетоскопом и бородой, которую (для русского колорита) ему порекомендовал отрастить режиссер.

Вообще с того момента, как наши герои появились в Каннах, их не оставляло впечатление, что они являются персонажами какого-то фильма, в котором, кроме них, играют еще и Вуди Аллен, огромный, как гора, с неизменной «гаваной» в зубах, Том Кидман и Николь Круз, а в сцене «Ужин в гостинице», повторяющейся каждый вечер, им подыгрывают в качестве массовки изнеженный, как лотос, Ван Дамм, длинноногая блондинка Були Голдберг, воинствующий хам Питер Фальк, эссеист и культовый теоретик кино новой сентиментальности Жан-Поль Бельмондо, изящный парадоксалист, полная противоположность самому себе Ален Делон, суперзвезда Сьюзен Камелот, демонический Денни де Вито, Джин Дос Пассос и, наконец, парочка крикливых, но ужасно милых уродов – Боб Уиллис и Джереми Мур.

Голова шла кругом от знакомых лиц и имен. Звезды были уставшие и сосредоточенные, перешагнув двери лифта или идя по коридору к своему номеру, они сбрасывали маску победителей и становились обычными людьми, возвращающимися с очень тяжелой, хотя и любимой работы.

Сама процедура подписания должна была произойти в президентском номере на третьем этаже. Саша и Леня, привыкшие в последнее время к такого рода процедурам, уже не волновались, как в первый раз, когда они даже перепутали места своих подписей и подписали один экземпляр за Банк международной кооперации и стабилизации. И хотя это вызвало у всех только улыбку, ребята твердо решили больше подобных ляпов не допускать, потому что неизвестно: вдруг эти документы могут быть признаны по суду ничтожными? За свои деньги еще и судиться придется с той же Россией, как это приходится делать швейцарской фирме «Нога».

Коротая время до подписания договора, друзья присели за столик открытого кафе перед гостиницей на набережной Круазетт. Здесь во время фестиваля шла постоянная работа: сценаристы встречались с режиссерами, те, в свою очередь, – с продюсерами; как пираньи, сновали туда-сюда папарацци, молодые актрисы в пяти шагах от столиков кафе, уже на берегу моря, грациозно обнажали грудь. Никто из участников этой тусовки не знал, кого он точно знает, а кого – нет (вдруг их познакомили на вчерашнем банкете?), поэтому все на всякий случай здоровались со всеми.

Так сделали и Саша с Леней, сказав традиционное «morning» двум российским режиссерам, расположившимся за соседним столиком. Те им ответили.

– Это еще что за хари? – спросил один из них, бородатый, вполголоса, надеясь, что Саша с Леней – иностранцы и русского не понимают.

– А черт их знает? Видишь, аккредитация, значит, фестивальные, – ответил другой режиссер, что с усами.

– Я тебе сколько хочешь этих аккредитаций нашлепаю. Вон доллары при помощи ксероксов цветных делают – ни за что отличить от настоящих не могут.

– Сейчас и настоящие-то делают – смотреть противно, – сказал, морщась, усатый.

– А ты и не смотри... – мудро посоветовал бородач.

– Да, не смотри, – тяжело вздохнул усатый. – Взял минералку, а она, паскуда, как стакан вина стоит. Сэкономить хотел... лучше бы выпил.

– Неужели после вчерашнего не воротит? – удивился бородач.

– Конечно, воротит, столько кислятины никогда не пил. – Организм режиссера вспомнил все и содрогнулся. – Но этот прокатчик, помнишь, он после картины все кругами ходил, пристал: «Я, говорит, вас с миллионершей познакомлю. Она без ума от вашей картины». Ну, я и пошел. У нее, знаешь, три или, нет, четыре комнаты с видом на море. Вон, – усатый беспомощно оглянулся, не зная, в какой стороне он был вчера, – там ее дом, – показал он на приглянувшееся ему здание, которое на самом деле было представительством фирмы «Феррари».