Дейр (другой перевод) - Фармер Филип Хосе. Страница 13

Р'ли потупила взор. Только теперь до юноши дошло, что пальцы сирены оказались в его собственной ладони. И кожа на ощупь была столь нежной и гладкой, что — Джек не сумел удержаться от крамольной мысли — куда там Бесс!

Когда Джек поспешно отдернул руку, Р'ли лишь мигнула.

И, безмятежно взглянув прямо на зардевшееся лицо юноши, спокойно произнесла:

— А ты вспомни, что по договору, который твой дед, испрашивая, право аренды, заключил с моей семьей, ваша ферма должна поставлять нам четырех единорогов в год. Мы, между прочим, уже лет десять не настаивали на этом своем законном праве — нам хватает и собственных стад. Мы не настаивали, потому что не жадные. — Тут Р'ли выдержала красноречивую паузу. — Между прочим, мы также скрывали от сборщика податей, что твой отец неправедно включает в графу расходов четыре головы ежегодно.

При всей охватившей Джека досаде он не мог не заметить настойчиво повторяемого местоимения «мы», которое книгочеи рода человеческого определяли как «выразитель скрытого прег зрения». К тому же в доводах Р'ли сквозила очевидная брешь.

Если уж лижутся вайиры с драконами, заключают договоры и прочее, то почему бы не забирать причитающихся им единорогов и самим не передавать чудищу, не прикрываясь пустопорожней болтовней? К чему людям эти жуткие ночные набеги?

Что-то здесь не так, неувязка.

Правда, жеребяки почти никогда не лгут. Но ведь время от времени такое все же случается. Рассказывая небылицы, взрослые используют лепетуху — как Р'ли с ним сейчас. Но означает ли это, что она морочит ему голову? Ведь она сама учила его разговаривать на языке жеребяков, когда они вместе играли в окрестностях фермы. И вроде бы нет веских причин избегать пользоваться им и сейчас…

Игстоф, Смотритель моста, с кистью и палитрой в руках стоял перед гигантским грунтованным холстом, водруженным на прочный мольберт, и ожидал прилива вдохновения. За ним, у самой дороги на Сбейптаху высился дом круглая башня серого камня с кварцевыми вкраплениями. Поодаль, сидя на корточках у ручья, Вигтва, супруга питомца муз, потрошила только что выловленного двухфутового чешуйца — двуногого обитателя речных вод. Рядом с матерью весело плескалась детвора. Пятилетнюю Ану, если не приглядываться, вполне можно было принять за человеческое дитя — настолько неуловимы пока ее отличия от рода человеческого. Лишь едва заметный золотистый пушок вдоль позвоночника, и никакого еще хвоста. Ее десятилетний братец Крейн уже мог похвастать неким подобием гривки, сиявшей в радужных брызгах, а вот старшее чадо смотрителя, Лида, тринадцатилетний подросток, воплощала собой процесс созревания вайиров во всей его полноте. Медно-золотистая гривка вдоль спины завершалась пока коротким аккуратным хвостиком. Вкупе с намечающейся внизу живота растительностью и набухающими бутонами грудок все это являло свету зрелище выходящей из пены ручья новой сирены, обольстительной и проказливой.

При виде сородичей Р'ли испустила пронзительный восторженный клич и перешла чуть ли не на галоп. Мигом отложив палитру, Игстоф помчался навстречу племяннице. Вигтва, обронив и нож, и чешуйца, тоже устремилась к мосту. Следом из ручья в фонтанах брызг с радостным визгом повыскакивала малышня.

Звонкие поцелуи, родственные объятия, детские нетерпеливые вопли, первые торопливые расспросы, ответы ни в склад ни в лад — все смешалось в единый радостный вихрь. Р'ли настолько истосковалась по дому, что пыталась излить душу, поделиться наболевшим уже в самые первые сумбурные мгновения встречи…

Джек держался поодаль, пока Игстоф, не забывавший о светских приличиях даже в разгар бури родственных чувств, не приблизился и на прекрасном английском не предложил гостю отведать хлеба свежей выпечки и стаканчик-другой вина. Он даже не преминул извиниться за то, что жаркое из чешуйца чуточку запоздает. Столь же любезно Джек отвечал, что ломтик хлеба и стакан вина были бы в самый раз, сердечное спасибо, а дождаться жаркого он, увы, не сможет — дела.

— Одиноко вам здесь не будет, у нас уже гостит один человек, деликатно заметил Игстоф. Он помахал мужчине, вышедшему на шум и стоявшему на пороге дома-башни.

Джек удивился и внутренне подобрался. В их приграничном округе к чужакам всегда относились с любопытством и легкой брезгливостью, если не подозрительно. Особенно к таким, что запросто вхожи в жилища аборигенов.

— Познакомьтесь, пожалуйста: Джек Кейдж, Манто Чаксвилли, — не преминул исполнить формальный долг хозяина Игстоф.

После обмена рукопожатиями Джек любезно поинтересовался:

— Не доводитесь ли вы родичем Элу Чаксвилли? У него ферма по соседству с нашей.

— Все люди — братья, — глубокомысленно изрек незнакомец, — а что до Эла, то мы с ним только ведем род от общего предка — если не ошибаюсь, от земного горца по имени Джугашвили. Первое же мое имя, насколько удалось раскопать, происходит от Мантео, одного из индейцев племени кроу, прибывших в Авалон с колонией Роанок. А ваш род, простите?..

«Вот же дьявольщина!» — мысленно выругался Джек и решил свести беседу с чужаком до вежливого минимума. Он терпеть не мог умников, забивающих себе и другим голову вопросами происхождения и тратящих уйму времени на бессмысленные путешествия по стволу, ветвям и самым тончайшим веточкам, вплоть до отдельных листочков, генеалогического древа. Подобный интерес Джек считал сегодня никчемным и занудным — нынче ведь каждый может провозгласить себя потомком одного из Первопохищенных.

Собеседнику было под тридцать. Смуглый, чисто выбритый, с массивной челюстью, пухлыми губами и крупным хищно изогнутым носом, Чаксвилли был весьма наряден — пожалуй, даже слишком для здешнего захолустья. Если белая фетровая шляпа, широкополая и с высокой тульей, да синяя куртка из дорогой, тщательно выделанной шкуры оборотня еще не слишком бросались в глаза, то столь короткий аккуратно выглажен ный кильт из полосатой красно-белой ткани носили лишь при дворе и среди высшего офицерства. На широком поясе с пряжкой подлинной меди висели деревянный нож и настоящая рапира. Гардероб дополняли высокие отличной выделки кожаные сапоги.