Убийство за кулисами - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 19

Солнце поднялось чуть выше и начало припекать посильнее. Ираклий Васильевич нехотя приоткрыл глаза, скользнув взглядом по раскинувшемуся перед ним саду, по белоснежным сиреневым кустам, обступавшим веранду. Тащиться в сад ему было лень, но здоровье дороже!

Кряхтя, он с трудом поднялся с кресла (годы, как ни крути!..) и, вздохнув, неторопливо спустился по полукруглым ступеням в тень разросшихся за последние годы деревьев, высадил которые чуть больше десяти лет назад собственноручно... Смешно и вспомнить теперь эти годы, в которые он закладывал основы сегодняшнего благополучия, а на месте нынешнего дома, напоминающего издали белый корабль, стояла тогда забавная избушка, казавшаяся тогдашнему Ираклию Васильевичу чуть ли не дворцом!

Шатунов свернул в тенистую аллею, образовывали которую благоухающие ничуть не хуже сирени акации, и вскоре оказался на небольшой поляне – цели своего путешествия по саду. Здесь между двумя ровненькими, похожими друг на друга, как сестры-близнецы, березами был натянут гамак, в котором ему всегда особенно приятным казалось предаваться воспоминаниям о беспокойных, а местами опасных... да, очень порой опасных девяностых...

...Начало новой эпохи застало Ираклия Васильевича Шатунова врасплох – на невидной, низкооплачиваемой должности мелкого чиновника Минкульта, связанной со зрелищными мероприятиями. Шатунову только что стукнул «круглый» сороковник, что же касается упомянутых мероприятий, на его совести лежала их идеологическая сторона, рушившаяся на глазах. Большинство знакомых Шатунова, знавших его с юности, справедливо считали Ираклия к тому моменту классическим неудачником.

Окончив дирижерско-хоровое отделение консерватории типичным «середнячком» и отлично понимая, что великого дирижера из него не получится никогда, Шатунов после недолгих колебаний избрал комсомольско-партийную карьеру. Однако и тут заметных успехов отчего-то не достиг. Возможно, не слишком старался?.. У законченного холостяка Ираклия, жившего в одиночестве на окраине Сокольнического района в оставшейся от покойных родителей квартире, не имелось ни семьи, ни случайно прижитых детей. Следовательно, и стимула для карьеры тоже не наблюдалось.

К женщинам Ираклий всегда относился с изрядной долей недоверия и равнодушия, хотя ориентации был самой что ни на есть традиционной. Конечно, любовницы время от времени у него появлялись, но стоило очередной даме даже отдаленно намекнуть на возможность жить под одной крышей или, не дай-то бог, на возможное оформление отношений, как Шатунов немедленно исчезал с ее горизонта: властная мать Ираклия, очень хороший хирург, в свое время крепко-накрепко вбила в голову единственного сына мысль о том, что все женщины – хищницы, что даже самая идеальная супруга хороша только до свадьбы... И блестящим доказательством этой мысли для Шатунова был брак его родителей. Временами он искренне жалел своего отца, тихого, полузадушенного лидерским характером супруги, рядового скрипача, игравшего в рядовом симфоническом оркестрике... Семейную жизнь Ираклий возненавидел, наблюдая жизнь родителей. А неудачливость, похоже, унаследовал как раз от папаши... Кто мог подумать, что именно мелкие неприятности (впрочем, тогда они ему мелкими не казались!) как раз и выведут его на широкую трассу успеха?

Должность, которую Шатунов занимал в Минкульте, из-за ее идеологической направленности оказалась под большим и увесистым вопросом. Ничего другого, кроме как контролировать подведомственных ему чиновников и коллективы, Ираклий не умел. Зарабатывать не только нормальные деньги, но даже сущие гроши хоровым дирижированием – смешно было и думать. Следовательно, наступили самые черные дни его жизни... Отвлечься от гадких мыслей не удавалось даже с помощью его давнего тайного увлечения, тщательно скрываемого от коллег и большинства друзей, – шикарной коллекции джазовой музыки со всего мира, на пополнение которой уходила большая часть шатуновской зарплаты... Жизнь загнала его в тупик, железобетонный холод которого он уже чувствовал лопатками... И вот тогда-то впервые мелькнула в голове Ираклия Васильевича смутная поначалу, затем более отчетливая, по тем временам странная идея.

Мелькнула во время одного из наиболее тоскливых и одиноких холостяцких вечеров, за бутылочкой средней паршивости коньячка, поднесенного по старой памяти директором одного из лихорадочно перестраивающихся Дворцов культуры. Директор намеревался тихой сапой вывести вверенное ему предприятие из-под государственного надзора, проще говоря – приватизировать Дворец, использовав его затем по собственному усмотрению. То ли под клуб, рассчитанный на молодежь, то ли еще подо что...

«Под дискотеку какую-нибудь!» – насмешливо подумал тогда Шатунов, лучше многих знавший, что настоящей эстрады в Стране Советов не было и нет. Что бы там ни болтал директор насчет эстрадной школы, которую якобы собирался организовать с помощью известных музыкантов-корифеев, какую бы лапшу ни пытался навешать на уши Шатунову, Ираклий ему не верил.

Прихлебнув коньячку и слегка поморщившись от качества подарочка, он с грустью подумал о том, что если в чем и разбирается в этой жизни, то только в эстрадной музыке... Западной, конечно! Несколько стыдясь своего увлечения, он, начиная с юных шестидесятых, неотступно следил за множеством зарубежных групп и бендов, в его коллекции имелись не только Битлы и старый американский джаз, причем редчайшие записи, сделанные еще на виниловых пластинках. Располагал он и никому не известными в России группками, чья судьба была – коротко и ярко мелькнуть на горизонте музыкального олимпа и... угаснуть, так же мгновенно, словно их никогда и не было.

Вот на этом-то самом месте, припомнив одну из таких группочек, с которой где-то в середине семидесятых был связан настоящий скандал в Соединенных Штатах, поскольку помимо секс-революции полудюжина наглых сопляков пропагандировала еще и гомосексуализм, и пришла мысль, которой суждено было перевернуть всю жизнь Ираклия Васильевича Шатунова! Да, тогда в Штатах все закончилось скандалом, и оторвавшихся от текущей реальности «музыкантов» едва ли не судили за оскорбление нравственности! Но спустя полтора десятка лет секс-революция в музыке была-таки совершена аналогичной группой, столь же скандальной, зато заработавшей столько миллионов, что не только детям – внукам этих бесстыжих мэнов и вумен хватит до скончания века...

Шатунов забыл про коньяк и, вскочив с места, начал в волнении расхаживать по тесной родительской гостиной, натыкаясь на давно обтрепавшуюся и засалившуюся мебель. «А что, если?.. А что... А?!»

Колебания и сомнения заняли двое суток: Ираклию необходимо было действовать крайне хитро, умно и осторожно: чиновник столь солидной организации, как Министерство культуры, ни в коем случае не мог марать себя подобными затеями. Необходимо было найти среди знакомых, а еще лучше – среди друзей, человека на роль подставного лица. Точнее – партнера... А поскольку верить никому нельзя, особенно в нынешнее смутное время, еще и обдумать гарантии на случай, если тому придет в голову Ираклия «кинуть».

После долгих размышлений, отметая одну кандидатуру за другой, описав в этой связи солидный по диаметру круг, Ираклий Васильевич пришел к выводу, что лучшего партнера, чем все тот же даритель коньяка и директор ДК в одном лице, ему не найти: Мохнаткин Николай Генрихович рвался в бой и жаждал денег, уверенный, что они сейчас валяются под ногами и достаточно лишь наклониться, чтобы их поднять... Что ж, отчего бы и не помочь человеку выскользнуть из системы, находясь в которой наклониться-то еще можно, а вот разогнуться и выпрямиться – весьма проблематично! Тем более что имеющихся в наличии связей у Шатунова для этого должно было хватить... Конечно, кое-кого придется подмазать. Аккуратненько, чтобы на взятку, не дай бог, не потянуло. Следовательно, тут господину Мохнаткину и карты в руки, он, по слухам, человек небедный...

...Спустя всего четыре месяца после того вечера, когда Ираклия Васильевича посетила мысль, в небольшом Дворце культуры, расположенном как раз посередине между центром и северной окраиной столицы, состоялся один из многочисленных в те времена кастингов. От остальных он отличался лишь тем, что прослушивались только мальчики – от 17 лет. Причем внешности претендентов уделялось внимания больше, чем голосовым данным: один из лучших в Москве звукооператоров заверил заинтересованных лиц, что с помощью соответствующей аппаратуры даже из безголосого петуха способен состряпать тенора-альтино...