Знак «фэн» на бамбуке - Фингарет Самуэлла Иосифовна. Страница 3

– С сыновьями в город по делам еду, почтеннейшие. – Пэй Син вскочил на ноги, стал кланяться и улыбаться, а у самого от страха колени ходуном заходили. Не думал он, не гадал, что встретит в лесу заставу. Откуда взялись? Ни о каких врагах, напавших на государство, слыхом никто не слыхивал.

– В город, говоришь? – процедил главный. – Город лежит на восток, а ты, видать, выбрал окружную дорогу, на запад подался. Что-то тут неладно, почтеннейший.

С этими словами солдат впрыгнул в повозку. От толчка звякнули связки монет в кошельке. Пэй Син для сохранности подвязал кошелёк под халатом.

– Ого! – воскликнул солдат. – Уж не вражий ли ты лазутчик? Разбойникам, верно, деньги везёшь.

Солдат мигом нашарил объёмистый кошелёк и сорвал с перевязи.

– Отдай, душегуб. Яви милость – верни. Последнее у сыновей отнимаешь. – Пэй Син упал на колени и обнял ноги солдата.

«Не сыновья мы ему. Младшего родной отец со стражей разыскивает», – хотел сказать Первый, но не успел.

Из леса донёсся громкий протяжный крик.

– Кра-а-сные повя-зки! – надрывно прокричал кто-то.

Заставу как вихрем сдуло. Вместе с солдатом, схватившим кошелёк, все бросились в лес.

– Я хозяина отвлеку, а вы спасайтесь, – прошептал быстро Второй и, забыв о велении ничего не предпринимать до сигнала, перемахнул через борт повозки. – Побежали, хозяин, отнимем.

У жадного Пэй Сина помутился от горя разум. Удавалось ли кому-нибудь пощекотать соломинкой у тигра в носу или вырвать у солдата добычу? Забыв об этом, не понимая, жив он или мёртв, Пэй Син побежал за мальчишкой.

Первый выпрыгнул из повозки и протянул руки, чтобы подхватить Третьего. И в этот самый момент над головой разорвалась ракета. От грохота раскололось небо, задрожали деревья. Мул прижал уши и рванулся, словно метнули им из пращи. Повозка заметалась из стороны в сторону, унося Третьего.

– Стой! Остановись! – Первый помчался следом. Но даже ветер не мог бы догнать взбесившееся животное. Очень скоро повозка скрылась из вида. Дорога круто шла вверх. Первый бежал, спотыкался, падал, снова бежал. Одолев подъём, он очутился на вершине холма. Но сколько он ни вглядывался в раскинувшуюся внизу долину, мула с повозкой он не увидел. Глазам открылась совсем другая картина. В той стороне, где их задержала застава, кипел настоящий бой. Солдаты в синих куртках бились с какими-то людьми, которых издали можно было принять за обычных крестьян. Схватка шла яростно. Ни одной из сторон не давалась победа. Вдруг откуда-то из-за холма вынырнул конный отряд. Первый увидел, что головы конников перетянуты платками красного цвета. «Красные повязки», – вспомнил он крик в лесу. Тучами полетели стрелы, копья рассекли воздух. Солдаты не выдержали и пустились в бегство. Люди в красных повязках били и гнали их, пока Первому было видно. Потом всё исчезло, словно приснилось во сне.

Целый месяц до нового полнолуния Первый искал своих братьев. Он обшарил весь лес, все луговины. В каждой деревне расспрашивал крестьян. Ел ягоды, горьковатые коренья, жевал кору. Спал, где придётся, чаще всего на ворохе листьев, покрывших жёлтым ковром холодную осеннюю землю. Мысль о Третьем, брошенном на произвол судьбы, терзала его сильнее, чем голод и холод. Дважды Первый тайком пробирался к дому Пэй Сина. Дом стоял заколоченным, на воротах висел замок. Отчаявшись, Первый прекратил свои поиски и подался в родные места.

Так потеряли друг друга три мальчика, давшие клятву быть братьями, но не успевшие сообщить друг другу свои имена.

Знак «фэн» на бамбуке - i_004.jpg
Знак «фэн» на бамбуке - i_005.jpg

Часть II

ДРАКОН С ЧЕТЫРЬМЯ КОГТЯМИ

Древний род Хоан-лун, растивший драконов, вымер, и драконы больше не приручались.

Го Жосюй, китайский литератор XI века

Как раз в это время Ли Головорез, главарь пиратов из Чао, послал своего военачальника для обсуждения военных дел… Чжу Юаньчжан воспользовался этим и сам поехал в Чао устанавливать связь. Он предложил, чем стоять насмерть и погибнуть, лучше объединить силы и переправиться с ним через Янцзы.

У Хань, современный китайский писатель и историк

Глава I

ПУТНИК В КРЕСТЬЯНСКОМ ПЛАТЬЕ

Чем ближе к городу, тем дорога становилась людней. Хоть и сыпал с утра мелкий дождь, будто сеяли воду сквозь частое сито, – да разве непогода способна остановить намеченные дела? Шли пешие. Брызгая комьями грязи, проносились конные. Колёса крестьянских телег натужно катились по вязкой размытой водой колее. Возницы недвижно сидели среди тюков и корзин, завёрнутые в накидки, сплетённые из травы. Рядом с навьюченными ослами и мулами вышагивали погонщики в широких травяных шляпах, заменявших бедному люду зонты. Лето для южного края выдалось небывало холодное. С весны зарядили дожди и лили не утихая. Пяти дней подряд не продержалось ясных.

В синей рубахе и чёрной блестящей шляпе, похожей на перевёрнутое лаковое блюдо, пробежал скороход. В одной руке он держал зонт, в другой – фонарь с зажжённой свечой. Короб с депешами был привязан крест-накрест к спине узким белым полотнищем и выпирал горбом.

Внезапно весь пеший и конный люд, все, кто ехал и шёл, торопясь попасть в город до темноты, пока открыты ворота, – все, словно услышав сигнал, прервали свой путь и метнулись по сторонам. Погонщики оттащили к обочинам гружёных животных и замерли. На притихшей дороге сопровождаемый свитой показался богато разодетый всадник, судя по облику, важный чиновник, из тех, кто служит в столичном ведомстве или при императорском дворе.

– Дорогу! Дорогу! – кричали бежавшие впереди слуги и секли воздух бамбуковыми хлыстами.

Над головой всадника облаком плыл разноцветный зонт на изогнутой палке.

– Древние говорили: «У захватчиков не бывает удачи, которая длилась бы больше ста лет», – понеслось негромко вслед пышному выезду, когда дорога снова пришла в движение. Эти слова произнёс человек, одетый, как простолюдин с гор, в куртку из грубой оленьей кожи. Человек лежал в телеге рядом с сидевшим возницей. Он вытянул вдоль оглобли длинные ноги и, закутавшись в травяной плащ, казалось, дремал. На самом же деле от его зорких глаз не укрылся ни пеший, ни конный.

Ветер и дождь без устали ткали мелкую плотную сеть. Серое небо спустилось низко к земле.

Небо было круглым, а земля квадратной. Посередине земли, под серединой небесного купола, раскинулась Поднебесная, называемая также Срединной империей или Срединным цветком. Иноземцы произносили короткое слово «Китай». На севере в столичном городе Даду [1] жил император – Сын Неба. Ещё северней, за Даду, от моря и через горы гигантской змеёй тянулась стена из глины и камня, взбиралась на горы и сползала в низины, таща за собой через каждые сто шагов могучие сторожевые башни. Ни островерхие скалы, ни быстрые реки не послужили помехой далёким предкам, когда возводили они преграду, чтобы защитить от кочевников северные рубежи. [2]

Но налетела с запада конница Чингисхана. Тысячи тысяч вооружённых монголов-мэнгу, сросшихся как демоны со своими конями, рассыпались по стране. Грабили, вытаптывали посевы, вырезали людей, стирали с лица земли селения и города. Внук Чингисхана Хубилай провозгласил себя Сыном Неба, и с тех пор почти уже сотню лет Поднебесной правили императоры-мэнгу.

«Мир переменится, когда прогоним захватчиков. Земля станет влажной и плодоносной, исчезнут плевелы и колючки, горы покроются лесом, озёра и реки наполнятся чистой водой», – произнёс про себя лежавший в телеге путник, повторив услышанные однажды слова. Размышления о судьбах страны не мешали ему, однако, вглядываться в окрестность. Вот он приподнялся, словно увидел нечто примечательное. И хотя кроме разбросанных группами чёрных деревьев, взору ничего не открылось, этого оказалось достаточным. Путник что-то крикнул вознице, ловко, как барс, спрыгнул на землю и широко зашагал по болотистой кочковатой долине, поросшей космами ржаво-зелёной травы и почерневшим от дождей кустарником. Вскоре под ногами запетляла тропинка – всё, что осталось от проложенной к дальним холмам дороги. У подножия холмов разбросала свои владения некогда богатая монастырская обитель. Туда-то и торопился путник.

вернуться

1

Даду – старинное название Пекина.

вернуться

2

Великая китайская стена – самое крупное в мире оборонительное сооружение.