Завоевание куртизанки - Кэмпбелл Анна. Страница 38

Он должен овладеть ею. Никаких отступлений. Никаких колебаний. Сейчас же. Демон в его душе стремился найти себе равного в демоне, которого она держит в узде в своей душе.

– Я не хочу причинять тебе боль, – пробормотал он с последним признаком заботы о ней.

– Вы причиняете мне боль уже тем, что существуете! – воскликнула она.

Не обращая внимания на ее слова, он с жадностью впился в ее губы.

Вопреки неистовому сопротивлению ее руки, как когти, впились в его голые плечи. Дикарь, прятавшийся в его душе, ликовал.

Он снова поцеловал Верити, лаская языком ее рот и заставляя отвечать тем же.

Она застонала и наконец ответила на его поцелуй. Он сорвал с себя одежду и, освободившись, полностью вошел в нее.

Она вздохнула. Он ощущал ее животворное тепло.

Он намеревался навсегда сделать ее своей собственностью. Он хотел показать, что действительно является такой бессердечной скотиной, каким она его считала. Но когда Верити приподняла бедра ему навстречу, сладость этой минуты обезоружила герцога. Прежняя жажда обладания и наслаждения просочились сквозь его безумие и укротили ненасытную похоть.

Его прикосновения невольно приобрели нежность, и вместо того, чтобы, как завоеватель, грубо овладеть ею, он замер, наслаждаясь прелестью этой минуты.

Ради этого он жил. Это стоило вечного проклятия за все грехи, которые он совершил против нее. Он бы прошел через все муки ада, если бы этот неописуемо прекрасный момент был ему последней наградой.

Он сохранял это блаженное состояние, насколько хватало сил. Затем пошевелился, каждым движением в глубине ее тела намеренно подчеркивая свою власть над ней. Верити вздохнула и, отпустив его плечи, обхватила спину.

Странно, но это принужденное объятие взволновало его. Он действительно был потрясен. Сильнее, чем ее искусными ласками в Лондоне. Она поглаживала его, следуя ритму движений, по спине, затем ниже. Кайлмор понимал, что Верити так погружена в этот вихрь чувственности и жажды удовлетворения, что не сознает, что ласкает его.

Пылавший в нем жар угрожал вырваться наружу, но Кайлмор боролся с собой. Ему было необходимо довести ее до экстаза, как бы сильно он сам ни нуждался в удовлетворении, и это почти убивало его.

Кайлмор ускорил ритм. У нее вырвался стон, сладкой музыкой прозвучавший в его ушах, стремясь к большей близости, Верити обхватила его бедра ногами. Герцог уже ничего не видел и не слышал.

Вскоре он почувствовал, как она задрожала. Он отчаянно пытался сдержаться до момента, когда она отдаст ему всю себя, когда наконец он станет властвовать над ней.

Но это оказалось невозможным. Знакомый вихрь подхватил его и вознес на небеса.

Как и всегда в пламени страстей вопросы о главенстве и власти сгорели дотла.

Кайлмор пришел в себя и увидел Верити, молча и неподвижно лежавшую рядом. На ее щеках блестели следы слез, мокрые густые ресницы ее затуманенных серых глаз слиплись. Не было необходимости объяснять, что она презирает себя за то, что произошло.

Если его целью было вернуть их взаимоотношения на простейшую основу, то Кайлмор потерпел полное поражение. Верити все еще держала его в рабстве. Каждый раз, когда он овладевал ею, грубо и быстро или медленно и нежно, узы, связывающие их, переплетались все теснее.

Он вел себя как варвар, но охотно прошел бы все бури и беды ради этих бесценных минут, проведенных в ее объятиях.

Он так и не нашел Сорайю. Он не пробудил смелую искушенную любовницу, крепко запертую в душе Верити, ту любовницу, какой она запомнилась ему в Лондоне.

Однако он затронул в ней такие глубокие чувства, о которых никогда раньше не подозревал.

Кайлмор медленно и неохотно отодвинулся от нее. Верити что-то тихо проворчала.

Он был с нею груб. Но от него, даже в пылу страсти, не ускользнуло, что она тоже достигла наслаждения. Это не был вчерашний ослепительный взрыв чувственности, но на пике возбуждения она сама обняла его. Он заставил ее посмотреть правде в глаза. Верити не может отказать ему, как и он не может отказать ей.

Ее тело раскрылось перед ним. А ум и сердце закрылись. Кайлмор убеждал себя, что ему нужно только ее тело.

Это звучало до смешного неискренне.

Возбуждающие схватки оставляли в душе более глубокий след, чем мимолетные требования плоти, хоть ему и хотелось, чтобы было наоборот.

Кайлмор подавил желание зачесать назад упавшие на ее лоб влажные черные волосы. Ей не понравится его нежность, с пронзительной грустью подумал он.

Они долго лежали в напряженном молчании. Затем она, не глядя в его сторону, встала со смятой постели и попыталась завернуться в погубленное платье.

Верити выглядела печальной, подавленной, усталой. Она была прекрасной и необходимой ему как воздух.

Кайлмор протянул руку и схватил ее за мятую юбку.

– Куда это ты идешь?

– Мыться, – с горечью ответила она.

– Останься со мной.

– Хорошо.

Он нахмурился. Такое быстрое согласие казалось невероятным.

– Хорошо?

Она посмотрела ему в лицо. Ее глаза были тусклыми и безжизненными, такими он их никогда не видел. Он пробудил в ней страсть. Но какой ценой?

– Если я убегу, вы все равно поймаете меня. Поэтому я останусь.

– Ладно. – Он отпустил ее, ненавидя себя так же, как и она.

Она подняла руку, откидывая назад тяжелую волну волос, и он заметил синяки вокруг ее узкого запястья.

– Я сделал тебе больно, – сказал Кайлмор, еще горячее проклиная себя.

Верити равнодушно взглянула на отметины.

– Они остались с прошлой ночи. Это не имеет значения. – Она отвернулась, склонив голову под тяжестью спутанных волос. – Ничто не имеет значения.

Он как безумный стремился сломать ее сопротивление. Почему теперь, когда ему это удалось, такая грусть разрывает сердце, существование которого он всегда отрицал?

Глава 14

Кайлмор заполз в темное углубление между кустами, в котором он всегда чувствовал себя в безопасности. Разъяренное чудовище, преследовавшее, его, подбиралось все ближе и ближе, вот оно уже начало ломать ветви колючей ежевики, образовавшей защитную стену.

Затаив дыхание, Кайлмор съежился в темноте. Чудовище знало, где он.

Конечно, он не мог раствориться. Чудовище протянуло свои страшные белые руки и ухватилось за его разорванную, испачканную рубашку.

Кайлмор заплакал от ужаса. Шипы впивались в спину, не отпуская его, он не мог скрыться. Он зарыдал, презирая себя за слабость, за глупость, из-за которой попался.

Чудовище разразилось безумным смехом и потащило его наружу.

Он знал, что его ожидают еще большие муки. Чудовище разрежет его на куски и скормит собакам, как уже не раз угрожало сделать.

– Нет! Нет, папа! Нет, пожалуйста! Я обещаю быть хорошим. Только не бейте меня! Папа, не надо!

Но длинные белые руки тащили его из кустов.

– Нет! – рыдал он. – Пожалуйста.

Длинные белые руки встряхнули его. Они больше не впивались в него как когти. Они были прохладными и нежными. Он открыл глаза и в темноте разглядел склонившуюся над ним Верити. С минуту он слишком плохо соображал, чтобы стыдиться своей нервной дрожи и слез.

– Кайлмор, проснитесь. Вам снова снятся кошмары, – успокоил его ее голос.

Значит, нет никакого чудовища. Он в безопасности.

Это чудовище умерло двадцать лет назад. Придя в себя, Кайлмор глубоко вздохнул. Он чувствовал боль в груди, как будто после долгого многочасового бега.

– Кошмарный сон, – повторил он, с отвращением услышав свой хриплый голос.

Дурные сны преследовали его в Итоне. Жестокие одноклассники постоянно издевались над его ночными рыданиями и стонами. Эти тяжелые сны продолжались и в молодые годы. Он думал, что сумел избавиться от них. Многие годы воспоминания не тревожили его. Холодный Кайлмор, величественный герцог, не позволял слабости поколебать его хладнокровие.

Дело было в долине.

Кайлмор дрожал. Чувство одиночества было настолько сильным, что казалось смертельным.