Зенитный угол - Стерлинг Брюс. Страница 7

Телевизор вполголоса рекламировал что-то от головной боли, заглушая жадное чмоканье Теда. Ван барабанил пальцами по верному наладоннику, пытаясь проверить 117 электронных писем, пробившихся на его адрес сквозь фирменный мондиалевский брандмауэр. С некоторым усилием воли он решил отложить ответные письма хотя бы до полудня – потому что с ним была Дотти. Дотти спала с ним в одной постели, окружая нежным вниманием. Дотти готовила, убирала, меняла пелёнки. Дотти бродила из комнаты в комнату по мрачному полуразвалившемуся особняку Вандевееров, по-женски легкомысленно морща лобик. Сейчас в первую очередь следовало заняться мебелью.

Поэтому за редкие часы, проведённые за стенами мондиалевских лабораторий, Ван исхитрился купить кроватку, манеж, детский стульчик, кожаный испанский диван, полированный стол из грецкого ореха в малую столовую, цифровой телевизор с плоским экраном в сорок шесть дюймов по диагонали (с видеомагнитофоном и DVD-проигрывателем) и замечательное супружеское ложе. И заодно – модерновый датский гарнитур для спальни на втором этаже, где поселилась няня Хельга, шведская девица девятнадцати лет. В результате комната Хельги оказалась единственной в доме прилично обставленной и почти всегда пустовала.

По словам Дотти, покуда они с Хельгой вдвоем кантовались в Бостоне, девушка была неизменно мила, ласкова с ребенком и никаких проблем с мужским полом не создавала. Но в крошечном тихом Мервинстере Хельгу словно подменили. Новоявленная мужеедка паровым катком проехала по рядам местных компьютерных маньяков, сшибая их, будто кегли, могучим бюстом валькирии. Вану мерещилось временами, что с Хельгиных кавалеров следовало брать плату по повремённому тарифу.

Дотти отставила чашку с желтой кашицей и взялась готовить омлет с гренками. Ван обожал наблюдать, как Дотти готовит. Поварского таланта у нее не было ни грамма, но алгоритм успешного приготовления завтрака она освоила в совершенстве. Дотти вынимала яйца из серой картонки и разбивала о край белой миски в синюю полосочку – каждый раз на одной и той же полосочке, с идеальной точностью.

Зрелище это затрагивало в душе Вана струнки, которым он сам не мог подобрать название. Его любовь к Дотти представлялась Вану чем-то молчаливым, тёмным, огромным, как озерная вода подо льдом. Удовольствие, с которым он наблюдал за женой у плиты, было сродни тому, с каким он взирал на Дотти, когда та одевалась поутру. Ван обожал смотреть, как она, обнаженная, взъерошенная, сонная, элегантно исполняет все тайные женские обряды, покуда не облачится вполне в наружную свою оболочку. Глядеть, как Дотти одевается, было ему даже приятней, чем видеть, как она раздевается.

Теду недавно исполнилось одиннадцать месяцев. Лишенный мамы и резиновой ложечки, малыш чувствовал себя совершенно заброшенным – он суматошно размахивал пухлыми ножками, озираясь испуганно и капризно. Ван пристально наблюдал за сыном. Малыш его завораживал. Выпирающее пузико и копна пухово-тонких волосиков придавали Теду изумительное сходство с Вановым тестем – напыщенным инженером-электриком, сколотившим небольшое состояние на производстве нестандартных соленоидов.

При необходимости малыш мог визгом, как ледорубом, проломить череп. Однако вопить «мама» Тед раздумал. Вместо этого он старательно подобрал двумя пальчиками несколько разбежавшихся по столу кукурузных шариков. Ван ощутил, что схватить и засунуть в рот кукурузный шарик было для Теда существенным достижением – младенческим эквивалентом успешно сданного проекта.

Ван расчесал пятерней густую рыжеватую бороду, ещё не просохшую после душа, и решительно отложил наладонник, чтобы обратить внимание на полуразрушенную башню из каталогов. Торговцы почтой пронюхали о титаническом вице-президентском окладе. Для них маньяк-программист с новым домом и младенцем на руках представлял собою золотую жилу.

В общем и целом Ван не любил делать покупки. Любил он математику, аппаратное программирование, крутые фантастические фильмы, жену и боулинг. Однако в покупках он находил нечто, иначе ему недоступное. Перелистывая каталоги, Ван мог не вспоминать о равенствах Нэша и функциях задержки. Последние три месяца он серьёзно обдумывал эти вопросы компьютерной эзотерики. Последние две недели – весьма серьёзно. А последние шесть дней – очень, очень серьёзно.

Так серьёзно, что переставал замечать даже Дотти. Так серьёзно, что временами едва мог ходить.

Однако анализ запаздываний в сетях был уже успешно завершен и оформлен. Чистовик статьи непременно вызовет восторг у ключевых членов ИИЭР [7] и искреннее непонимание в совете директоров «Мондиаля». Так что Ван решил устроить себе отгул.

Стройная, прелестная босоногая Дотти читала про себя инструкцию к новому ростеру. Дотти всегда читала инструкции по использованию чего бы то ни было. Все эти «компания не несёт ответственности» и даже условия лицензий на коробках с программами.

В МТИ однокурсники посмеивались над её навязчивыми привычками. Ван же заметил в первую очередь, что Дотти никогда не делала дурацких ошибок, которые совершает любой новичок. А Дотти была польщена тем, что это её качество оказалось востребовано и признано. В конце концов она вышла за Вана замуж – предварительно составив текст брачного соглашения.

Перелистывая скользкие пёстрые страницы, Ван наткнулся на рабочую лампу «Фортебраччио». Лампа была похожа не то на столовый прибор, не то на медицинский инструмент, крепкая и самоуверенная, как одна из старых серий «Звездного пути», когда их ставил ещё Джин Родденберри. Лампа была крутая.

Ван вырвал страницу из каталога, а остальное отправил в мусорное ведро за спиной. Следующий каталог в стопке был переполнен креслами. Вот теперь Ван погрузился в решение проблемы с головой, посвятив ей всё своё внимание. Сейчас он неуклюже восседал на дрянном складном стуле из белого пластика – набор из шести штук он купил в обеденный перерыв, заехав в супермаркет дешёвых товаров. Так жить не годится.

– Дерек! – повторила Дотти. – Тебе какой хлеб – серый или отрубной?

Ван вскинул голову.

– А у какого больше стэк?

– Э… отрубного хлеба больше осталось.

– Тогда мне серый.

Рассуждая логически, быстрее должен идти самый вкусный.

На работе Ван, будучи программистом серьёзным, восседал в аэроновском кресле. «Аэрон» производил в каком-то смысле идеальные рабочие кресла – единственные, какие вообще требовал иметь в доме стиль жизни прожжённого хакера. Ван задумчиво повел мощными плечами. Но в жилом-то доме стоило иметь нормальные стулья! Вот, например, для использования за обеденным столом «Аэрон» не подходил – брызги детского питания будут застревать в нейлоновой сетке.

Вспомнив, как в его мервинстерский особняк явились за консультациями по информационной безопасности трое агентов ФБР, Ван поморщился. Фэбээровцам пришлось сидеть на белых складных стульях. Парни из бюро, конечно, ничего не сказали о пластмассовой мебели, только хлебали растворимый кофе и делали конспекты в желтых адвокатских блокнотах, – но в глазах у них просвечивало особое агентское презрение, с каким квалифицированного эксперта опускают в простые стукачи. С этим надо что-то делать.

О тайных визитах фэбээровцев Дотти ничего не знала. Ван ей не рассказывал о сотрудничестве с ФБР – знал, что жена не одобрит. «Заинтересованные стороны» из казначейского департамента и бюро специальных расследований ВМФ США тоже проходили мимо её внимания.

Каталог оказался потрясающим. Там были кресла из чёрной кожи и гнутых хромированных трубок. Кресла как бейсбольные перчатки. Кресла, похожие на оплывшие бокалы для мартини. Кресла, вырезанные из единого куска муарово-бледной фанеры.

Дотти подсунула мужу под нос тарелку. В новом ростере кусочки хлеба прожаривались идеально. Таких совершенных гренок Вану прежде и видеть-то не доводилось. На коричневой корочке не было и следа грубых полос, оставленных дешёвыми нагревателями. – Дерек, открой, пожалуйста.