Девушка ищет спонсора - Черненок Михаил Яковлевич. Страница 40

Голубев покачал головой:

– Вот дела…

Бирюков, краем уха прислушиваясь к разговору, сличал расписку Кавазашвили с ксерокопией расписки Солнышкиной. Содержание их было лаконичным и одинаковым, словно писались они под диктовку. Разница заключалась лишь в том, что Кавазашвили после своей подписи поставила прошлогоднюю дату: 1 августа, а у Солнышкиной никакой даты не было. Вызывала недоумение странная лаконичность расписок: «Я, Солнышкина Виктория Игоревна, получила от Теплоухова Николая Валентиновича 5 (пять) миллионов рублей». Заметив, как нахмурилось лицо Бирюкова, следователь Лимакин спросил:

– Филькины грамоты, правда?..

– Да, юридической силы эти расписки абсолютно не имеют, – ответил Бирюков. – Организовать их мог только полный профан в правовых вопросах. Не верю, что руководитель преуспевающей акционерной компании был настолько безграмотен, чтобы не понимать такой нелепицы. Не подложил ли кто в стол Теплоухову эти, с позволения сказать, «документы» ради компромата?

– Мишаня Буфетов утверждает, что в домашнем кабинете Николай Валентинович посетителей обычно не принимал, а без него туда никто из посторонних не входил. Кстати, ящики роскошного стола на момент обыска были замкнуты. Все ключи, в том числе от квартиры, дачи и от офисного кабинета Теплоухова хранились у Буфетова.

– Надежен ли сам Буфетов?

– Теплоухов доверял ему полностью; и, считаю, не напрасно. Мишаня – сельский парень, осевший после флотской службы в большом городе. Физически крепок, отличный спортсмен. С уголовными структурами контактов не имел. Внешне похож на увальня, но по-крестьянски рассудителен и не лишен наблюдательности. Спиртным и девочками не увлекается. Постоянно помогает деньгами живущим в деревне родителям. Сильно огорчен смертью шефа. Теперь размышляет: то ли подыскивать работу в городе, то ли вернуться в село и заняться фермерством.

– О самом Теплоухове какое мнение сложилось?

– Двоякое. В коммерческих вопросах – светлая голова. Авторитет. В моральном плане – темная лошадка. Подпольный эротоман. На даче хранил обширную коллекцию пикантной продукции. Чего только там нет! Комплекты пошлых фотоснимков, эротические журналы и видеофильмы, кассеты с откровенной порнушкой и прочей гадостью. Отсюда можно сделать почти безошибочный вывод: в райцентр Теплоухова занесла любовная страсть. Вопрос заключается только в том, к кому из девочек Николай Валентинович воспылал неудержимым чувством?..

– Насчет Канарских островов что выяснил?

– В фирме «Ультрамар Экспресс» Теплоухов оплатил стоимость двух самых дорогих путевок в суперотель «Евгения Виктория» на июнь этого года, но фамилий, кому предназначаются эти путевки, не указал. Видимо, в чем-то был не уверен и рассчитывал сделать выбор подруги для отдыха позднее.

– Расписок Алены Волосюк в получении спонсорских дотаций не обнаружили?

– Нет. Нашли три расписки начинающих бизнесменов, кредитовавшихся у Теплоухова под сто процентов годовых. Оформлены они юридически грамотно и заверены нотариусом, как положено. Так что профаном в этих вопросах Николай Валентинович не был. Совершенно не понятно, зачем от Кавазашвили и Солнышкиной ему понадобились детские шпаргалки.

– Не кредиторы ли свели с ним счеты, чтобы не возвращать долги?

– Нет, кредиторы тут ни при чем. Как выяснилось, никто из них не обанкротился и с возвратом кредита никаких проблем у новичков нет…

Затянувшееся молчание нарушил Голубев. Обращаясь к Бирюкову, он спросил:

– Что, Игнатьич, будем планировать?

– Надо срочно разыскать Кавазашвили и Солнышкину. Вот и весь план, – ответил Бирюков.

Глава XXII

Народная мудрость гласит: терпение и труд все перетрут. В справедливости содержащегося в этой пословице смысла Слава Голубев убеждался каждый раз, когда оперативный розыск, несмотря на все старания, затягивался, и начиналось своеобразное топтание на месте. В таких ситуациях казалось, что дело зашло в тупик и столкнуть его с застойной точки могут только чудо или счастливый случай. Голубев в чудеса не верил. Он надеялся лишь на собственную сообразительность, а случайности расценивал как результат наблюдательности и умения поймать невидимую нить, ведущую к удаче.

Начав активный поиск Нино Кавазашвили и Вики Солнышкиной, Слава первым делом наметил места для наблюдения, где скрывающиеся то ли от Абасова, то ли от милиции девушки могут появиться. Поскольку Нино запаслась снотворными таблетками, аптека и аптечные киоски на ближайшие дни отпадали. Для получения месячного дохода в Сбербанке надо было ждать еще две недели. При таком раскладе получалось, что вероятнее всего подруги вот-вот появятся или в общежитии, чтобы взять сменное бельишко, или в каком-нибудь продуктовом магазине. Хотя и говорится, будто не хлебом единым жив человек, но без хлеба насущного, как известно, вряд ли кто долго протянет.

В связи с окончанием учебного года общежитие медицинского училища почти обезлюдело. Здесь остались только те, кому некуда было уезжать, да кто решил в каникулярное время поработать в районной больнице медсестрами. Голубев наведывался сюда по нескольку раз вдень, но каждый раз безрезультатно. Кавазашвили и Солнышкина словно сквозь землю провалились. Слава начал уже подумывать, не сменить ли тактику поиска?.. Тут-то и осенила его светлая мысль. Во время очередного визита, поговорив впустую со знакомой разговорчивой вахтершей, он вдруг спросил:

– Агния Семеновна, у вас ключ от комнаты Кавазашвили есть?

Вахтерша выдвинула из стола ящик с пронумерованными ячейками:

– Вот он, под тринадцатым номером лежит.

– Пойдемте посмотрим, что там, в комнате…

– Как это посмотрим?.. – насторожилась старушка. – Без жиличек запрещено по их комнатам шариться.

– Шариться мы не будем. Просто заглянем. Может, там никаких вещичек уже нет.

– А куда им деваться? Воровством у нас не грешат.

– Вот и убедимся в этом.

– Не уговаривайте, – заупрямилась вахтерша. – Не могу я из любопытства заглядывать в комнаты.

– Не из любопытства. По служебной необходимости, – поправил Слава. – Вы ж прекрасно знаете, что я из уголовного розыска. Еще раз, что ли, показать вам удостоверение?

– Не надо. С удостоверением нынче особых проблем нету. В Новосибирске, говорят, по дешевке можно купить любое. Вон Федька Косой с нашей, Шанхайской, улицы не так давно обзавелся удостоверением дурака, а своему собутыльнику Степке Лысому купил красные корочки с настоящей печатью, будто тот является министром землетрясения России. Теперь, как напьются, стращают шанхайских жителей. Степка грозит всех растрясти в пух и прах, а Федька бахвалится, что дурацкий документ полностью освобождает его от судебной ответственности за хулиганские и прочие недостойные нормального человека выходки. Оно, если подумать, похоже на правду. С дурака никакой спрос невозможен.

Голубев засмеялся:

– Это, Агния Семеновна, шутки алкоголиков. Мне же, честное слово, сейчас не до шуток. Надо, кровь из носа, срочно разыскать девчат.

Старушка, словно испугавшись, спросила шепотком:

– Чего они такое уголовное набедокурили?

– Ничего, – постарался успокоить Слава. – Свидетели нам нужны по очень серьезному делу.

– Так, может, девки вовсе не свидетельницы.

– Может быть, но поговорить мне с ними надо до зарезу…

Поупрямившись, вахтерша все-таки открыла тринадцатую комнату. Голубев от порога окинул взглядом скромное жилище с большим квадратным окном, наполовину прикрытым простенькой шторой.

В продолговатой узкой комнате не было ничего лишнего. У противоположных стен стояли две заправленные казенными байковыми одеялами кровати с небольшими подушками в белых наволочках. Между кроватями на полу лежал вышарканный старый коврик. Над левой кроватью к стене была прикноплена цветная фотография из какого-то иллюстрированного журнала с изображением неизвестного Голубеву эстрадного кумира, заросшего, как немытый сенбернар, слипшимися длинными волосами. Возле окна стояла накрытая узорной скатеркой большая тумбочка. На ней пестрели этикетками баночки и флаконы дамского обихода. Тут же стояли две табуретки на железных ножках. Сразу у входа, слева от двери, в нише, заменяющей платяной шкаф, висели зимнее женское пальто с норковым воротником, пышная шапка из белого песца и полдюжины одежных плечиков. В углу лежала пара утепленных сапог с длинными замками-молниями на голенищах.