Враг за Гималаями - Брайдер Юрий Михайлович. Страница 54

– То есть за явку с повинной вы обещаете мне условно-досрочное освобождение? – В трубке раздался лёгкий смешок. – Спасибо и на этом. Но в чём вы видите мою вину? В смерти Олега Намёткина? Тогда это надо расценивать как самоубийство. А такой статьи в Уголовном кодексе я что-то не припоминаю.

– Не старайтесь запутать меня. Совершено преступление, зарегистрированное в установленном законом порядке. Есть труп… то есть был. Есть настойчивое желание главного врача клиники найти и наказать убийцу. А всё остальное – это лирика, пустые словеса.

– Старый лицемер…

– Это вы о ком?

– О профессоре, конечно. Не убийцы ему нужны, а Олег Намёткин в любом виде.

– Возможно, у вас имеются к профессору какие-нибудь претензии? Не применял ли он к Олегу Намёткину сомнительных или недозволенных методов лечения?

– Вы не услышите от меня ни единого слова, которое можно использовать во вред хоть кому-то. Я вас уже предупреждал.

– Это надо понимать так, что задавать любые вопросы, касающиеся деталей преступления, – бесполезно?

– Да. То же самое относится и к лицам, которых вы подозреваете. Всякие упоминания о них неуместны.

– Боитесь проговориться?

– Просто не хочу обсуждать эту тему. Поверьте, она не стоит того. Да и время мое на исходе. Бог, как говорится, любит троицу, и я в третий раз прошу вас: сделайте доброе дело. Находясь на пороге вечности, нельзя упускать такую возможность. Прекратите расследование, демонстрируйте лишь видимость активности. Уверяю, благой поступок зачтётся вам и на том, и на этом свете. В противном случае вас замучают угрызения совести.

Звонивший повесил трубку, и сигналы отбоя как бы подвели черту под этим более чем странным разговором.

Выждав немного, Донцов встал и, преодолевая слабость, которая помимо всего прочего давала о себе знать ещё и испариной, обошёл всю квартиру, однако никаких следов визита постороннего человека не обнаружил.

Тогда он снова лёг, прижимая руку к левому боку, где росло, пожирая тело изнутри, кошмарное создание, рождённое из его собственной крови и плоти.

Неужели звонивший прав и Донцов действительно обречён? Верить в столь печальную перспективу не хотелось, но частичка сознания, не отягощённая низменными заботами и страстями, а потому для нормального человека как бы лишняя, эта падчерица души, называемая то совестью, то суперэго, бесстрастно подтвердила – да, конец близок, и он может быть страшным.

Но в любом случае думать об этом не следовало. Так уж устроен человек, что мысли о грядущих невзгодах доставляют ему куда больше страданий, чем сами невзгоды.

Внезапно Донцову пришла в голову шальная идея – плюнуть на всё, хлобыстнуть стакан водки и крепко уснуть, выключив рацию и сняв телефонную трубку с рычагов. Да пусть они все удавятся – и полковник Горемыкин, и профессор Котяра. Нашли себе мальчика на побегушках. Пусть сами таскают каштаны из огня или подберут другого дурачка. Да и Олег Намёткин птица невеликая. Спишут его дело в архив. Не такие дела списывали. Тем более если от этого зависит нерушимость нашего мира.

Донцов уже собрался отправиться на кухню, где в шкафчике пылилась непочатая бутылка «Смирновской», но ему помешал новый звонок.

Неужели этот тип, выдающий себя за Намёткина, опять напоминает о себе? Наверное, будет предлагать взятку. Или Тамарку-санитарку в качестве наложницы. Тогда уж и деда Лукошникова заодно – в качестве камердинера.

Но это напомнил о себе Саша Цимбаларь.

– Привет, – сказал он.

– Виделись уже, – ответил Донцов.

– Неужели? – удивился Цимбаларь.

– Ты что – пьян? Откуда звонишь?

– С банкета. По-твоему, я не имею права выпить с нашими доблестными лингвистами? Я, между прочим, в чём-то тоже лингвист. Иностранными языками владею. Хочешь, я скажу по-цыгански: «Не буду пить винца до смертного конца»?

– Что с рукописью? – перебил его Донцов.

– Одну минуточку… – голос Цимбаларя отдалился. – Сам разбирайся. Передаю трубочку.

С Донцовым заговорила та самая женщина, которая недавно рассказывала об Индии. Как ни странно, она была абсолютно трезва, хотя шум банкета иногда заглушал её голос.

– Мы выполнили вашу просьбу, – сообщила она. – Правда, пришлось всё делать в спешке. Поэтому вы получите предварительный вариант перевода. Окончательный будет готов через день-два. Сообщите мне свой электронный адрес, и я немедленно отправлю текст.

– Знаете, у меня нет компьютера, – признался Донцов.

– А у кого-нибудь из соседей?

– Вряд ли. Их интересы лежат в совершенно иной сфере. (Один сосед Донцова торговал щенками с фальшивой родословной, а другой разводил мышат для состоятельных владельцев кошек.)

– Тогда ничем не могу помочь. – Дама-лингвист даже не сочла нужным изобразить сожаление.

И тут Донцова осенило.

– Отправьте текст на мой служебный компьютер, – торопливо сказал он. – Пижон, который находится рядом с вами, должен знать его адрес. А я туда быстренько подъеду.

– Вы Сашеньку имеете в виду? – поинтересовалась женщина.

– Именно его, – подтвердил Донцов.

– Ах, он такой очаровашка. Помогал мне переводить текст. Очень способный мальчик… Не хотите ли поговорить с ним на прощание?

– Пусть возьмет трубку.

Процесс передачи трубки продолжался довольно долго и сопровождался смачными звуками, одинаково похожими и на крепкие поцелуи, и на лёгкие пощёчины. Потом вновь раздалось сакраментальное: «Привет». Репертуар Цимбаларя сегодня не отличался разнообразием.

– Тебя когда назад ждать? – поинтересовался Донцов.

– Никогда, – с пафосом ответил коллега. – Я решил сменить профессию. Хочу стать лингвистом. И не простым, а этим… как его… этимологическим.

– Я серьёзно спрашиваю.

– Завтра утром буду как штык. А сегодня прошу не беспокоить. Мне поручено сказать тост в честь эскимосского языка. Хочешь послушать?

– Нет. Ты лучше мне на один вопрос ответь. Только честно. Правда ли, что меня считают неизлечимо больным?

– Ходят такие слухи. – Веселость Цимбаларя сразу улетучилась.

– А что конкретно говорят?

– Про метастазы всякие… Дескать, опухоль твоя уже в мозг проникла. Только ты этой туфте не верь. Про меня, например, одно время говорили, будто бы я педераст. Представляешь?

Дальше Донцов слушать не стал.

В нарисовавшейся ситуации имелся один любопытный момент. Почему, спрашивается, столь серьёзное и запутанное дело поручили смертельно больному человеку?

Ответ, что называется, лежал на поверхности. Именно потому и поручили. Чтобы потом лишних разговоров не было. Никто так не умеет хранить чужие тайны, как мертвец…

Читать текст с экрана монитора Донцов страсть как не любил – во-первых, не мог по-настоящему сосредоточиться, во-вторых, в глазах после этого долго мерцали черные мушки, – а потому, связавшись по телефону с помощником дежурного, упросил того загодя принять и распечатать электронное сообщение, если, конечно, найдётся свободный принтер, которых в отделе было раз, два и обчелся.

Несмотря на поздний час, половина окон в здании светилась. Старшие служб и карьеристы всех мастей маялись на рабочих местах, ожидая, когда свой кабинет покинет полковник Горемыкин, который в это время, вполне возможно, занимался какими-нибудь пустяками, к служебным вопросам касательства не имеющими, – например, играл на компьютере в стрелялки-догонялки или делал массаж секретарше Людочке.

Поблагодарив помдежа, Донцов заперся в кабинете, отложил в сторону рацию, с которой не собирался расставаться до самого утра, и бегло просмотрел то, что под чутким руководством Саши Цимбаларя выдали на-гора ушлые лингвисты-полиглоты.

На первом листе было всего лишь несколько слов, сгруппированных в центре, но по смыслу почти не связанных. На втором чуть побольше. На третьем листе пара фраз уже читалась, и так вплоть до десятого, где отсутствовали только верхняя и нижняя строчки. Всё это было следствием поджога, устроенного стариком Лукошниковым на кухне.