Цветок страсти - Бекнел Рексанна. Страница 34
– Бог послал тебе детей взамен потерянной семьи, – расстроенно напомнила она внучке. – Если будешь здесь вещуньей, ты должна чувствовать больше, чем обыкновенный человек. Ты должна научиться видеть не только глазами.
Но Уинн была не в настроении слушать. Она резко поднялась и отступила от бабушки.
– Прощай. Кажется, всем не терпится отправиться в путь. За исключением меня, разумеется.
На секунду их глаза встретились: одни – потухшие от возраста, но в то же время очень целеустремленные, другие – молодые и блестящие, тем не менее, наполненные страхом и неуверенностью. И болью.
– Подойди поцелуй меня, – сказала бабушка, протягивая руку.
Уинн неловко наклонилась и коснулась губами морщинистой щеки. Хоть она и злилась из-за бабушкиного упрямства, ее внезапно охватило чувство любви к старой женщине.
Гуинет тоже, должно быть, это почувствовала, потому что улыбнулась, когда Уинн выпрямилась.
– Доверься будущему, дитя мое. Доверься Богине-матери и Богу-творцу. Судьбе, если хочешь.
Уинн попыталась найти в бабушкиных словах утешение, но не смогла. Она пересекла двор и, избегая взглядов Дрюса и Фицуэрина, подошла к спокойной кобыле, которую для нее подготовил Дрюс. Посмотрев на детей, которые, наконец, притихли, Уинн ободряюще улыбнулась им.
Потом все сели на коней. Изольда и Бронуин ехали с Дрюсом и Баррисом, Рис и Мэдок устроились впереди двух англичан. Уинн предполагала, что Артур поедет с ней, но мальчик настаивал на том, чтобы ехать с Кливом. Прежде чем она смогла возразить, вмешался Дрюс и напомнил ей, что она не очень часто сидела в седле и что, возможно, так даже лучше, по крайней мере, пока она не привыкнет к лошади.
Уинн почувствовала комок в горле. Никогда еще ей не было так одиноко. Выезжая со двора, она слышала дружелюбные выкрики тех, кто остался, и громкое завывание Кук. Но Уинн устремила взор вперед, изо всех сил моргая, чтобы не расплакаться.
«Доверься судьбе». Все дело в том, что существовал всего один человек, к которому у нее было доверие, – она сама. Если ей суждено спасти своих детей из лап бездушного английского лорда, придется доверять только себе.
А разве ей самой не нужно спасаться от Клива Фицуэрина?
Странная дрожь пробежала у нее по спине, но Уинн стойко поборола ее. Рука скользнула к увесистому кисету на талии. В нем она везла небольшой запас монет. Но, что было важнее, в кожаных складках разместилась настоящая кладовая. Пусть он только попробует смутить ее своими обжигающими прикосновениями и дурманящими поцелуями. На этот раз она не растеряется. Самые быстродействующие порошки. Самые коварные коренья и мази. Увезти удалось лишь крошечные порции, поэтому придется все время быть начеку, выжидая удобного случая. Из своих обширных запасов она выбрала самые сильные и действенные снадобья. Остальное можно будет найти в лесу.
Уинн вздернула подбородок и уставилась Кливу в затылок. В лучах восходящего солнца его темные волосы блестели, неожиданно напомнив ей, как она вплетала пальцы в эти длинные пряди.
Какая же она все-таки порочная!
Уинн отвела взгляд от проклятого англичанина и снова уставилась на Черную гору, оставшуюся слева. Дрюс сказал, им предстоит провести в пути четыре или пять дней. За это время ей нужно придумать, как отделаться от сэра Уильяма.
Уинн напомнила себе, что отныне ей не придется воевать с англичанами, Дрюс и Гуинет не позволят. Теперь ей предстояло убедить английского лорда, что ни один из ее мальчиков не приходится ему сыном.
А если ничего не выйдет?
Если ничего не выйдет, тогда опасные для здоровья снадобья, которые она везла в кисете, помогут ей только в одном – отомстить.
И если это все, чем они окажутся полезными для нее, значит, так тому и быть.
Глава 13
Клив почувствовал, как голова Артура тяжело упала ему на грудь. Весь последний час мальчик боролся со сном. Каждый раз, начиная засыпать, он встряхивал головой и принимался задавать бесконечные вопросы о деревьях, под которыми они проезжали, о птицах и зверюшках, вспугнутых ими, а больше всего – о местах, куда они направлялись.
Но сейчас Артур не проронил ни звука, и Клив улыбнулся, бросив взгляд на крепко спящего ребенка. Маленькое личико излучало покой, ручки ослабели.
Поразительный парнишка, в который раз подумал Клив. Слишком смышленый для своих шести лет. Ясно, что Уинн поощряла любознательность ребенка и его склонность к мечтательности. Тут, как теперь часто с ним случалось, Клив погрузился в размышления о непокорной женщине, которую он вез с собой в Англию.
События разворачивались самым лучшим образом – или самым худшим, вынужден был признать он с тяжелым вздохом. Она ехала с ним в Англию, и это радовало его непонятно почему.
Клив подавил желание обернуться и посмотреть на нее. Нет, ничего необъяснимого в этом не было. Все очень ясно и просто. Он вожделел ее. Его желание было всепоглощающим и безмерно глупым. А как же младшая дочь лорда Сомервилла, на которой ему предстоит жениться, как только он выполнит поручение хозяина? И как тогда быть с Уинн?
Охваченный внезапной тоской, Клив быстро натянул поводья и остановил лошадь. Когда к нему подъехала Уинн, он зло посмотрел на нее.
– Возьми Артура, – пробормотал он.
Поймав настороженный взгляд Уинн, он отметил про себя ее бледность и тени под глазами. Из-за него она подверглась большому испытанию. Это очевидно. Но как иначе он мог поступить?
Подавив проклятие, он передал ей на руки Артура и резко рванул поводья. И хотя резвая Сита быстро оставила позади неспешно передвигающуюся колонну путников, убежать от внезапно нахлынувшего чувства вины Кливу не удалось.
Он хотел заполучить Уинн и ради этого готов был пойти на все. Сегодня утром Дрюс взял с него клятву никоим образом ни к чему не принуждать Уинн, но Клив понимал, что соблазнить ее не составит труда. Она легко воспламенялась, судя хотя бы по двум случаям.
– Черт бы все побрал! – выругался Клив, останавливая Ситу. Если вовремя не удастся обуздать назойливые мысли, поездка в замок Керкстон превратится для него в невыносимую пытку.
Но стоило ему подумать об Уинн – такой мягкой и податливой в его объятиях, такой теплой и пылкой от поцелуев, – как его чресла начинали ныть. Затем он мысленно представлял, как они завершат то, что уже не раз начинали, и от этого ему становилось совсем скверно.
Еще раз, злобно выругавшись, он соскользнул на землю и грузно повис на животном, стараясь загасить разбушевавшееся в душе пламя. А ведь они проехали совсем немного. Как же ему выдержать до конца пути?
Когда Клив передал Уинн спящего Артура, а сам ускакал неизвестно куда ярость девушки не знала границ. По какому праву он так грубо с ней обращается? Хотя чего еще от него можно было ожидать? Ему не нужен повод, чтобы проявить жестокость. Она у него в крови.
Но, даже устраивая Артура удобнее у себя на руках, Уинн не смогла долго испытывать праведный гнев. В ее сердце затеплилось другое, непонятное чувство, и все закончилось тем, что ей стало еще более одиноко, чем прежде. Она крепче прижала к себе Артура, молясь, чтобы ей не пришлось потерять его, затем оглянулась на близнецов и произнесла такую же горячую молитву, чтобы не потерять и их.
Сыновья. Почему мужчин не устраивают дочери? Почему они не принимают их в расчет, отписывая наследство?
Но так уж заведено и среди англичан, и среди валлийцев. Да и в других странах, насколько она знает. Мужчины неизменно предпочитают завещать свои с трудом отвоеванные земли сыновьям. Все очень просто. Неужели и ее мальчики станут такими же непреклонными, когда повзрослеют?
Уинн взглянула на двух девчушек, которые ехали с Дрюсом и Баррисом. Обе ничуть не глупее мальчишек, хотя и разнятся, как день и ночь. Как сложится их дальнейшая судьба?
В самом деле, как сложится судьба всех пятерых? Чем они будут заниматься? Где будут жить? Ей стало неприятно от мысли, что, возможно, она поступает эгоистично, ведь богатство лорда Сомервилла открыло бы перед одним из ее подопечных безграничные возможности. Но Уинн тут же справилась с минутной слабостью. Ее дети не нуждаются в английском богатстве, чтобы быть счастливыми. Раднорский лес и обширные земли дадут им, да и многим другим, все, что нужно. Кроме того, в данный момент детей, как видно, не очень заботило их будущее, потому что все они клевали носами, их клонило ко сну.