Синдром Фауста - Данн Джоэль. Страница 65

ЭПИЛОГ

В тот же день в клинике доктора Стронга раздался звонок. Звонила Селеста. Издалека слышался слабый детский плач.

– Что-нибудь с Розой? – спросил он.

– Нет, тебя разыскивает Дейна Джонс.

Он даже не сразу понял, кто это.

– Подруга Руди… Она искала тебя по мобильнику, но у тебя был прием и ты его выключил… Запиши номер телефона. Если можешь, свяжись с ней. Сейчас.

– Хорошо! – сказал он и, помедлив, добавил: – Вы с Розой – самые близкие и дорогие мне два существа на свете.

Это было его первое признание в любви за последние сорок лет. Селеста молчала. Но такое молчание, порой, сильнее крика. Ему показалось, он услышал то ли вздох, то ли всхлип.

Выпроводив больного, доктор Стронг попросил секретаршу никого с ним пока не соединять. Набрал номер Дейны.

– Исчез Руди, – услышал он. – Да, его болезнь обострилась. Я не могу его найти. Он оставил мне записку…

– Сделаю все, что смогу, – заверил он ее.

Несколько минут он сидел, не двигаясь, потом набрал номер Руди Грина. Сработал автоответчик.

– Это Чарли, – сказал он, – свяжись со мной, Руди. Сразу как услышишь…

Ждать долго не пришлось. Через пару минут раздался ответный звонок.

– Я тебе еще не надоел со своими проблемами?

– Бери билет на самолет и возвращайся, – сказал ему Чарльз Стронг.

Руди Грин молчал.

– Слышишь, что я тебе сказал? – прикрикнул доктор Стронг в телефон.

– Хорошо, – произнес Руди покорно.

– Я все знаю, – сказал Чарльз Стронг. – И без глупостей…

– Все случилось еще раньше, чем ты думал…

Стронг тяжело опустил локти на стол. Теперь трубку сотового удерживало только плечо, прижимающее его к уху.

– Медицина вообще – самая неточная наука в мире, Руди, – сказал он. – В ней больше ошибок, чем в любой другой. И многие из них стоят жизни… Ты боишься?

– Пожалуй, – запнувшись, ответил Руди. – Хотя это глупо, наверное. Я ведь все равно превратился бы в младенца. Или – в сперматозоид.

Стронг проглотил застрявший в горле комок:

– Где ты сейчас?

– В Пиктоне… Это – Новая Зеландия. Самый северный городок на берегу Южного острова.

– А где ближайший аэропорт?

– Через залив. В Веллингтоне. В столице.

– Паром?

– Угу, это недалеко.

– У тебя могут быть проблемы в аэропорту?

– Нет. Сохранился старый паспорт. Я выгляжу сейчас наверное еще старше, чем там, на фотографии.

Стронг потер свой шоколадный лоб с двумя вертикальными морщинами у переносицы и резко оборвал друга:

– Не смей оплакивать самого себя! И сообщи номер рейса… Я тебя встречу…

– Чарли, – спросил вдруг Руди, и голос у него дрогнул, – ты можешь устроить меня в тот дом престарелых, где умерла Роза? О деньгах не думай, они у меня есть…

– Хорошо.

– И… в ту же комнату, Чарли…

Тот помолчал:

– Постараюсь…

Дав отбой, доктор Стронг связался с миссис Паркер.

– Это вы, доктор Стронг? – приветливо осведомилась она. – Чем могу помочь?

– У меня к вам просьба, – ответил он. – И щепетильная…

Он встречал Руди наутро. Один из его пациентов – сенатор – позвонил, чтобы доктору Стронгу разрешили пройти через служебный вход. А через десять минут он увидел садящийся на взлетное поле австралийский самолет с кенгуру на фюзеляже. Прошло еще полчаса, и он встретился с Руди.

Взглянув на него, доктор Стронг виновато отвел взгляд.

– Вот я и вернулся, – криво улыбнулся Руди.

– И слава Богу, – сказал Стронг…

На следующий день он приехал в тот же дом престарелых, где пару лет назад лежала Роза Грин. Был вечер. Прием посетителей кончился полтора часа назад. Руди спал, и будить его посетитель не стал. На столе лежал заклеенный конверт, где дрожащим, старческим почерком было написано: «Доктору Ч. Стронгу, лично»…

«Дорогой Чарли! Ты поймешь меня. Во времена Гёте молодость мог вернуть только Мефистофель. В нашу эпоху ее можно купить: были бы деньги. У фармацевта – виагру и сиалис. У хирурга-пластика – подтяжку и удаление жира. Ничего не стоит уродину превратить в топ-модель. Невзрачного хлюпика – в гиганта секса. Беда только в том, что все равно фальшивку не скрыть. В поделочном камне нет блеска и притягательности драгоценного, в искусственной молодости – жара и возможностей настоящей. Увы, псевдо-Фауст – жалкое подобие Фауста. Нищая попытка казаться богачом. Резиновая кукла и вибратор вместо живой плоти.

Молодость – это, прежде всего – готовность сгорать самому и жечь других. А это проходит. Как сама жизнь. Горючее кончается, мотор глохнет. И только чувство, его могучая сила и острота, способны превратить рутину в экстаз, а соитие – в оргазм. Только оно одно стоит того, чтобы за право его испытать заплатить своей жизнью…»

Просидев возле его кровати с три четверти часа, Чарльз Стронг поехал домой.

– Звонила Абби, – сказала ему Селеста. – Будешь есть?

Стронг устало мотнул головой:

– Не влезет…

Она кивнула:

– Свяжись с ней, пожалуйста…

Он устало опустился в кресло и набрал знакомый номер.

– Абби! – сказал он, услышав ее голос. – Я с ним еще не говорил. Руди спал, когда я приехал.

– Можно мне его навестить?

Стронг пожал плечами:

– Это – твое решение.

– Думаешь, он простил нам?

– Не знаю. У него была там своя жизнь.

– Женщина? – спросила она.

В ее голосе послышалась ревнивая нотка.

– Со мной ему было просто удобно: никаких хлопот и проблем. Абби решала, Абби устраивала, Абби все брала на себя…

Стронг хотел напомнить ей про судью Роджерса, но решил, что делать этого не стоит.

– Зато ты сгорала от страсти… – Из трубки повеяло могильным холодом. – Он бы мог стать великим любовником, Абби, – продолжил Стронг без всякого выражения, – но ты предпочла раба. А любовь не терпит рабства.

Но она решительно не согласна была признать себя обвиняемой.

– В любви нет и не может быть равенства, Чарли. Это – блеф. Один любит больше, другой меньше, и это всегда кончается одинаково…

Но и Чарльз Стронг не мог позволить себе уступить:

– Вы с Руди жили на разных планетах. Ваши орбиты, хоть и встречались, никогда не совпадали.

– А дети?

Он ухмыльнулся:

– Они всегда – свиньи по отношению к родителям и жертвы собственных отпрысков.

– Ты циник, Чарли. Что же будет, когда маленькая Роза вырастет?

– Тогда меня уже не будет, – хмыкнул он.

Положив трубку, доктор Стронг устало прикрыл глаза.

«У судьбы – свой юмор, – думал он. – Иногда – странноватый. И до слез обидный. Анализ крови показал, что спида у Руди нет, зато, по-видимому, именно он стал причиной его ускоренного старения».

В двадцатые годы, почему-то вспомнил он, русский физиолог – профессор Николай Воронов, стал пересаживать стареющим мужчинам семенники обезьян. Происходило чудо: чернели волосы, исчезали морщины, выпрямлялись спины, увеличивалась потенция. В Москве его прозвали доктором Фаустом. Но очередной Фауст обманул только себя, а не природу: через несколько месяцев начинался процесс интенсивного старения…

На следующий день вокруг Руди собралась вся его семья и Чарльз Стронг. Руди лежал с закрытыми глазами. Глубокий старик с серой кожей, обвисшими морщинами и подтеком слюны в углу рта.

Абби, плача, отошла к окну.

Человек, с которым она спала в одной постели больше трех десятилетий, не вызывал в ней ничего, кроме брезгливости и страха. Она боялась его. Ей казалось, кто-то может заставить ее лечь с ним рядом, и тогда…

– Бедный папа! – сказал Эрни Грин. – Я всем говорил, что он в Румынии.

– Хорошо все-таки что вы его привезли, дядя Чарли, – вздохнула Джессика, обращаясь к доктору Стронгу. – Он ведь не будет долго мучиться, правда?

Чарльз Стронг не ответил. Через десять минут они вышли, прикрыв за собой дверь. Эрни взял Джессику в аэропорт, а Абигайл Грин пошла вслед за Стронгом.