Путешествия по Европе - Брайсон Билл. Страница 42

Югославские ландшафты по живописности не уступают австрийским, но они почти не изгажены туристами. Через час или два после отъезда с морских курортов с их испепеляющим солнцем и отелями, битком набитыми людьми, оказываешься в затерянном мире буйной растительности, фруктовых садов и полей, озер и лесов, крошечных ферм и аккуратных деревень — в уголке Европы, где время словно остановилось. Люди в полях серпами резали траву, вилами укладывали сено в скирды и пахали поля на запряженных в плуг лошадях. Пожилые женщины почти все были в черном, с платками вокруг головы. Это была картина из далекого прошлого.

Через семь бесконечных жарких часов мы въехали в Сараево, столицу республики Босния-Герцоговина. Теперь нас на самом деле окружал другой мир. Всюду высились минареты, а вывески магазинов и названия улиц были написаны кириллицей. Сараево окружено высокими холмами (здесь проводились зимние Олимпийские игры 1984 года) и разрезано пополам узкой, быстрой, очень прямой рекой Мильяцка. На улице, ведущей вдоль одного ее берега, случилось самое знаменитое происшествие в Сараево — убийство эрцгерцога Франца Фердинанда в июне 1914 года, которым началась Первая мировая война.

Я снял номер в отеле «Европа», темном строении с облезлой краской, упорно цепляющимся за следы былого величия. В номере не было телевизора и освещенность не превышала четырнадцати ватт, но кровать выглядела достаточно удобной, и в ванной была горячая вода. Я долго отмокал в ванне и, отлично освежившись, вышел посмотреть город.

В центре Сараево находится один из самых больших базаров в Европе — целая сеть узких улочек, застроенных крошечными лавчонками с бронзовыми изделиями ручной работы. Но, поскольку здесь нет туристов, то нет и назойливых зазывал, хватающих за рукава и тыкающих товары в лицо, как на более известных базарах Стамбула и Танжера. Здесь на меня вообще никто не обратил внимания.

Пришло время поужинать, и я обследовал меню в нескольких заведениях, пока не остановился на ресторане отеля «Центральный», который обладал тем же поблекшим величием, что и «Европа», как полный достоинства дом обнищавшего аристократа. Я был единственным посетителем. В Югославии инфляция составляла сотни процентов, а динар девальвировался ежедневно, иногда даже по два-три раза за день, что сбивало с толку туристов и наносило материальные убытки местным жителям. Обильный обед, состоящий из супа, бифштекса, овощей, салата, хлеба, пива и кофе, стоил всего 8 долларов, но тем не менее я был, очевидно, единственным человеком в городе, который мог себе это позволить.

Обслуживающий персонал, как везде в Югославии, был индифферентным — ни враждебным, ни радушным. Официант разбрызгивал мой суп по ковру и скатерти, надолго исчезал в перерывах между блюдами, оставляя меня взирать на пустые тарелки, но я не особенно винил его за это. Там, где богатство позволяет тебе жить как принцу, каждый человек, с которым имеешь дело, чувствует свою ущербность. В Сплите я заметил, что некоторые немцы давали чаевые официанту так, словно дразнили его, и, думаю, тому хотелось плюнуть им в тарелки. Я надеялся, что мой официант задерживался так надолго по другой причине.

Утром я пришел на автостанцию и попытался разузнать об автобусе на Белград, но девушка в информационном окошке настолько увлеченно беседовала с кем-то по телефону, что явно не собиралась отвлекаться. Я прождал несколько минут и даже сказал ей что-то через отверстие, но она посмотрела на меня невидящим взглядом и продолжала говорить, накручивая на палец локон. Я отошел от окошка, и в конце концов нашел автобус, расспрашивая водителей.

Дорога в Белград заняла восемь часов. Ехать было еще жарче, медленнее и скучнее, а автобус был еще более переполненным, чем накануне. Я сидел рядом с пассажиром, который не был одержим заботой о личной гигиене, и сожалел, что не знаю сербо-хорватского, чтобы сказать ему: «Прошу прощения, но ваши ноги слегка воняют. Не будете ли вы так любезны высунуть их в окно?» Постепенно, чтобы отвлечься от вони, я впал в забытье, чему отлично научился во время переездов с места на место.

В Белграде я нашел комнату в старомодном отеле «Эксельсиор», довольно дорогом, но удобном, и немедленно занялся обычным делом — знакомством с городом. Ради прошлых воспоминаний я попробовал найти отель, где мы останавливались с Кацем, думая, что смогу опять пообедать на террасе, если она еще существует, но скоро убедился, что поиски бесполезны.

В Белграде делать было нечего. Я отправился в Гайд парк, лесистое и холмистое поместье, где похоронен Тито. Длинная асфальтированная дорожка привела меня к его мавзолею. Я был единственным посетителем, и смотреть там особенно было не на что. Одинокий солдат, выглядевший отчаянно молодым, со скучающим видом стоял у саркофага по стойке « смирно». Он явно делал вид, что смотрит прямо перед собой, как ему и было положено, но я видел, что его глаза следили за моими движениями по залу. У меня возникло ощущение, что мой приход в мавзолей был для него самым интересным происшествием за весь день. «Для меня тоже», — пробормотал я себе под нос.

Выйдя наружу, я вдруг почувствовал, что не знаю, что с собой делать. Внизу лежал город, осматривать который у меня не было ни малейшего желания. Я понял, что тоскую по дому. О боже!

На следующий день я проснулся в лучшем расположении духа. Сегодня должна была осуществиться моя маленькая мечта. Я собирался отправиться на поезде из одной европейской столицы в другую в вагоне первого класса. Это казалось мне верхом роскоши. В мои планы входило купить билет прямо после завтрака, а вечером отправиться на вокзал, чтобы занять место среди обедневших герцогинь и других экзотических персонажей, которые, по моему убеждению, все еще путешествуют вагонами первого класса в этой части мира.

Консьерж посоветовал мне не ходить за билетом на вокзал. «Там смертоубийство», — сказал он, печально качая головой. Он предложил обратиться в главный офис «Спутника», государственного туристического агентства, где можно заказать билет в относительно спокойной обстановке.

В «Спутнике» было действительно спокойно, но неприветливо, и полно медленно двигающихся очередей.

Сначала мне пришлось постоять в одной очереди, чтобы узнать, в какую очередь мне нужно. Затем выстоять нужную очередь, чтобы забронировать место в спальном купе, но отвратительное существо, загримированное под пожилую женщину, сообщило мне, что все забронировано на несколько недель вперед, и никакие деньги помочь не могли. Ну вот, еще одна мечта рушится от соприкосновения с реальностью, уныло подумал я. Существо направило меня в третью очередь, где, если повезет, можно было получить сидячее место, но по ее жесту я понял, что это маловероятно. И она оказалась права.

Не получив сидячего места, я вернулся в первую очередь, чтобы проверить, нет ли других очередей, в которых есть шанс что-нибудь выстоять. Девушка в первой очереди, показавшаяся мне единственным приятным человеком, посоветовала встать в очередь за авиабилетами. Я пошел и встал в авиационную очередь, ужасно длинную и медленную, но подходя к окошечку, обнаружил, что это вовсе не авиационная очередь, а авиационная очередь — ха-ха! — следующая налево. Я выстоял ее и узнал, что мест на самолет тоже нет ни на этот день, ни на следующий.

Меня охватило чувство беспомощности, даже легкой паники. Попусту потеряно почти два часа. Как можно терпеливее я объяснил девушке, что должен быть в Софии на следующий день, так как у меня истекает виза. Она бросила взгляд, который ясно говорил: «С чего вы взяли, что мне есть до этого дело?», но сказала, что поставит мое имя в лист ожидания на вечерний рейс и велела прийти в четыре часа.

Я направился на автостанцию, надеясь каким-то чудом сесть на автобус до Софии. Но там был абсолютный хаос — толпы людей осаждали билетные кассы, сидели на своих чемоданах, апатично ожидая рейса или бросаясь в маленькие местные бои, когда приходил автобус. Воздух наполнял гул разноязыкой речи. Все вывески были на кириллице. Я изучил расписание на стене, но не имел представления о том, как на кириллице выглядит слово «София». Внезапно моя уверенность, что незнание языка помогает чувствовать себя свободно в любой незнакомой стране, обернулась другой стороной. Беспомощный как младенец, я не мог даже понять, где находится справочная.