Тайный шепот - Гарвер Саманта. Страница 19
Венедикт увидел, что Харриет сжала губы, серьезно глядя на герцогиню.
– Дортеа, должно быть, у вас нет друзей, иначе вы бы не удивились нашей поддержке.
Герцогиня улыбнулась в ответ, но Бенедикту показалось, что он увидел в глубине ее глаз печаль – возможно даже, какую-то вину.
– Это правда.
Из дневника Харриет Р. Мосли
Леди К. была так добра, что одолжила мне на этот вечер плащ. Он очень искусно сшит, кроваво-красного цвета, с мягким капюшоном, из нескольких слоев ткани, и вполне подойдет, чтобы скрыть забинтованные руки.
Мне повезло, что пострадали только руки. Если бы Бенедикт не додумался помчаться вниз, чтобы поймать меня… что ж, страшно даже представить, что могло бы случиться. Когда я вернусь домой, нужно рассказать обо всем Гас, она с восторгом романтизирует мой рассказ, доведя его до сходства с теми слезливо-сиропными любовными историями, которые доставляют ей наслаждение.
Ужасно не хочется признаваться даже самой себе (потому что эту писанину никто другой читать не будет), но, видимо, Гас поделилась со мной слишком многими из этих историй. Боюсь, что теперь от меня потребуется недюжинная сила воли, чтобы самой не романтизировать того, что произошло. В конце концов, ни один мужчина до этого ни разу не спасал мою жизнь. Собственно, и ни одна леди тоже, если уж на то пошло.
Глава 15
– Некоторым из этих могильных плит насчитывается почти тысяча лет. Думаю, могил здесь гораздо больше, чем можно увидеть. Они просто никак не помечены и накладываются одна на другую. Самая старая надпись на надгробном камне, которую можно разобрать, – «889 год».
Харриет задумчиво кивнула:
– Хороший год, я его отлично помню.
Лиззи, стоявшая рядом, хихикнула.
С учетом всех обстоятельств, решила Харриет, шагая чуть позади остальной группы, рядом с Элизой, вынужденной сопровождать свою неторопливую и хмурую мать, Дортеа не могла выбрать лучшего вечера для прогулки по старинному кладбищу. Было не настолько холодно, чтобы замерзнуть, но Харриет радовалась одолженному плащу. Легкий морозец пощипывал кончик носа, при выдохе в воздухе появлялись небольшие облачка. Небо было красивого синевато-серого и фиолетового оттенка, и хотя солнце еще не совсем зашло, уже взошла полная луна. Легкий туман клубился над землей, обвиваясь вокруг ног Бенедикта, шедшего всего в нескольких футах впереди Харриет.
– Ходят слухи, что однажды здесь был сам король Альфред Великий, – объявила леди Крейчли тоном профессионала, когда-то водившего экскурсии по музеям.
– Если он такой великий, – пробормотала Харриет, – почему я никогда его не встречала?
Лиззи, которой позарез требовалась улыбка, потому что ей на пятки наступала мать, снова хихикнула.
Бенедикт оглянулся, сверкнув глазами из-под очков.
– Вы когда-нибудь встречали короля Альфреда, сэр?
Его губы дернулись, хотя голос остался серьезным.
– Не встречал.
– Ну вот, – заключила Харриет.
– Ему пришлось сражаться с шайкой мародеров. – Дортеа остановилась в центре кладбища, повернувшись к ним лицом. Рядом стоял Латимер. – Викингов, грозивших сжечь и разграбить близлежащую деревню. – Каждое ее слово вылетало клубочками теплого дыхания. – А теперь можете осмотреться. Если кто-то хочет вернуться в дом, Латимер вас проводит. Скоро стемнеет, а надгробные плиты могут напугать человека любого возраста.
Миссис Пруитт посмотрела на дочь:
– В таком случае мы возвращаемся.
Элиза не услышала – или притворилась, что не услышала. Она взяла Харриет под руку и быстро отошла от матери.
Неподалеку Харриет заметила Эллиота. Он поймал ее взгляд, улыбнулся и пошел в их сторону, но тут из ниоткуда рядом с ним возник Рэндольф. Он оживленно заговорил с Эллиотом.
Элиза сказала:
– Было бы забавно, если бы мы до сих пор пользовались именами и прозвищами, вроде Альфред Великий или Вильгельм Завоеватель.
– Да уж, – улыбнулась Харриет. – Тебя бы называли Лиззи Беглянка.
Элиза что-то буркнула, оглянувшись на мать, но тут Харриет заметила Бенедикта, стоявшего в стороне. Он хмурился, глядя на раскрошившуюся каменную глыбу, когда-то лежавшую на могиле. В этом сумеречном свете, в тумане, среди негромких разговоров он казался отшельником – с широкими плечами и узкой талией. И снова Харриет задумалась: чем же он занимается, когда не в отпуске? И ждет ли его дома кто-нибудь любящий?
Харриет вместе со своей спутницей направилась к Бенедикту.
– Как дела, Бенедикт Герой? – спросила она.
Бенедикт вскинул бровь.
Лиззи объяснила:
– Мы тут говорили об именах и прозвищах. Я, например, Лиззи Беглянка.
Бенедикт глянул туда, где старшая Пруитт горячо беседовала о чем-то с Латимером.
– Понятно.
– Я хотела назвать вас Бенедикт Нарушитель Правил, – сказала Харриет, – но в этом нет приятной звучности.
– А какое ваше прозвище, мадам? – Он смотрел на Харриет непроницаемым взглядом.
– Харриет, – раздумчиво произнесла Лиззи, – Оригиналка.
Харриет наморщила носик:
– Вполне достаточно просто Харриет.
Она ощущала тепло, растекающееся по всему телу, и это не имело никакого отношения к плащу – просто Бенедикт продолжал на нее смотреть. Харриет поглубже спряталась в капюшон.
– Элиза! – К ним подошла раскрасневшаяся, задыхающаяся миссис Пруитт. – Так дело не пойдет. Становится все темнее и холоднее, и я не намерена больше оставаться в этой обители смерти. Пойдем!
Лиззи вздохнула и послала Харриет извиняющуюся улыбку.
– Доброго вам вечера, мисс Мосли, – очень вежливо произнесла она.
Харриет улыбнулась в ответ:
– Доброго вечера, мисс Пруитт. – И когда Лиззи с матерью отошли достаточно далеко, добавила: – Она сказала «обитель смерти» так, словно это что-то очень гадкое. – Харриет посмотрела на Бенедикта и на печальные плиты вокруг. – Почему столько людей боятся, что чудовища и привидения могут вылезти из могил? Я еще никогда не встречала живой души, которой причинили бы неприятности мертвецы.
– Вред наносят лишь те, кто живет и дышит, – согласился Бенедикт. Он проигнорировал любопытный взгляд Харриет. – Там, подальше, спряталось еще несколько могил, видите?
Он кивнул в сторону густо растущих деревьев. Среди темных стволов Харриет разглядела квадратные камни и бледный крест, торчавший из земли. Они подошли ближе, и стало понятно, что эти надгробные камни более новые, чем прочие. Харриет посмотрела даты на могилах.
– Им еще и двадцати пяти лет нет, – заметил Бенедикт.
На кресте были выгравированы слова: «Аннабель, любимая мать и друг». На второй могиле было написано только: «Капитан Уоррен Рочестер». И на обеих – одна и та же дата смерти. На самой маленькой плите выгравировали имя ребенка, умершего за три года до смерти родителей и прожившего на свете всего один день.
– Должно быть, это дед и бабушка Дортеи, – сказала Харриет.
– Да, – отозвался Бенедикт. – Убиты и сожжены. Не знаю, какой из этих двух способов смерти ужаснее.
Харриет задумчиво смотрела на него, а лунный свет целовал ее в щеку.
– Я предпочитаю думать, что не имеет значения, как мы уходим. Надеюсь, в конце концов мы попадем в такое чудесное место, что никогда и не вспомним об ужасных отрезках пути, который привел нас туда.
Бенедикт все еще смотрел на нее, и она смущенно откашлялась.
– Этот плащ, – произнес Бенедикт. – Не могу видеть его на вас.
– Да? – удивилась Харриет.
– Он мне не нравится.
Ее сердце затрепетало. Она не привыкла к комплиментам от почти незнакомых людей, поэтому пришлось хорошенько подумать над словами Бенедикта и решить, были ли они комплиментом.
Тут его руки в мягких кожаных перчатках поднялись и проскользнули под ее капюшон. Ладони Бенедикта обхватили щеки Харриет.
Он ничего не сказал, просто шагнул вперед и прикоснулся губами к ее губам, всего лишь легонько скользнул по ним.