Рассвет страсти - Холлидей Сильвия. Страница 42

Аллегра попыталась представить себе, как выглядел Грей в счастливые времена. Он сейчас почти не улыбался. Но если это случалось и в глубине янтарных глаз мелькали золотистые искры – у нее становилось так тепло на душе… И девушка промолвила с грустью:

– А потом она потеряла его дитя. Мне рассказала леди Дороти.

– Не совсем. Был еще один джентльмен, старше ее годами. Старинный друг леди Ридли, ее земляк, он явился с визитом. У них с сэром Грейстоном вышла ссора из-за какой-то ерунды. Слово за слово – и брошен вызов, и назначена дуэль. Леди Ридли заклинала сэра Грейстона взять вызов обратно. Она умоляла его и хватала за руки. Тот человек был ее другом детства. Он был для нее как родной дядя. И она боялась, что его ранят.

– А его милость настоял на дуэли, несмотря на ее мольбы?

– Сэр Грейстон – человек чести, а тот джентльмен нанес ему чрезвычайно тяжкое оскорбление. Более того, в ту пору хозяин был не только горд, но и вспыльчив в равной мере, а временами и упрям вопреки здравому смыслу. – Рам посмотрел ей в лицо мудрым, проницательным взором. – Он чем-то походил на вас, мисс, тогда, два года назад. Не думаю, что он решил во что бы то ни стало убить того джентльмена, но… – его плечи устало поникли, – …такое подчас случается. На все воля Аллаха.

– А леди Ридли?

– Она слегла и отказалась видеть сэра Грейстона. А через неделю потеряла ребенка.

– Боже милостивый!.. – опустила голову Аллегра.

– Ее состояние ухудшалось на глазах, и нежное, хрупкое тело билось в конвульсиях. А от боли она кричала так, что тряслись стены Морган-хауса.

– Ах, какой ужас! Представляю, каково ему было это слышать!

– Милорд ни на минуту не отходил от ее постели, он ухаживал за ней и умолял не умирать. Но всякий раз, как только она приходила в себя, с ее уст срывались проклятия. И нежный детский голосок звенел от ненависти. Она кричала, что это сэр Грейстон ее убил. И что ваш Бог никогда не простит его за то, что он сделал! – Рам вздрогнул от страшных воспоминаний. – Это было великой милостью – день, когда она наконец умерла. А когда он вернулся из церкви после похорон, то схватил свою шпагу и сломал об колено.

– Вам не кажется… – Аллегра, не стесняясь, плакала в три ручья. – Вам не кажется, что это виконт убил ее, правда?

– Об этом шептались многие. Внезапность ее смерти, ее упорные обвинения. И ведь существуют определенные яды…

– О нет! – выкрикнула девушка. – Он не мог!..

– Я не берусь судить. Я просто пересказываю вам все тогдашние слухи. А потом виконт ударился в пьянство.

– А вторая дуэль? Та, с которой он сбежал? Леди Дороти рассказала и про нее, – пояснила она.

– Месяцем позже. С кузеном Пикерингов, который особенно усердствовал в распространении слухов про убийство. Сэр Грейстон… – тут даже на бесстрастном обычно лице Рама проступило смущение, – сэр Грейстон счел, что он не в состоянии драться с тем человеком. Больше я ничего не смогу сказать ради верности сэру Грейстону.

– Он задрожал, побледнел и выронил шпагу, не так ли? Его как будто бы трясло в лихорадке. – И Аллегра уверенно кивнула в ответ на удивленный взгляд Рама. – Я сама видела это сегодня, в Ладлоу. Эта свинья, Кромптон, со своими наглыми дружками…

– А, – негромко воскликнул Рам, – теперь я понимаю. Этого давно уже не случалось. Обычно ему удается избежать подобных сцен.

– Ох, Рам, видеть это было ужасно…

– Не менее ужасно чувствует себя и сэр Грейстон. Он сам не понимает, что с ним происходит. В такие моменты милорд словно одержим дьяволом и пытается бороться с чем-то у себя в душе, превосходящим его по силе. Сэр Грейстон не любит обсуждать это с другими. Его боязнь перед дуэлью. Его беспомощность. Но иногда, когда джин развязывает ему язык, милорд повторяет мне, что случилось так, как он предсказал. Что его настигла наконец Божья кара.

– И он не смог себя переломить?

– Сэр Грейстон старался, – горестно вздохнул Рам. – Еще в самом начале, в Лондоне. Он нарочно напрашивался на дуэль, надеялся, что к нему вернется отвага, что он победит трусость окончательно и бесповоротно. Но с каждым разом получалось еще хуже. И в конце концов нам пришлось укрыться в поместье.

– Где он стремится обрести ложное мужество с помощью джина и толпы сговорчивых женщин, готовых разделить с ним постель, – грустно закончила она.

– Я не имею права рассказывать вам, – немного обиженно ответил Рам, – но существуют и иные способы, по средством которых сэр Грейстон утверждает свое мужество.

Аллегра сделала вид, что намек ею не понят. Она не станет оскорблять доверие мистера Бриггса. А также распространяться про свое собственное открытие в богадельне.

– И вы ничем не можете ему помочь? Ведь он же спас вам жизнь.

– Но разве можно помочь человеку, если он сам стремится себя уничтожить? Он тронул ваше сердце?

– Конечно, нет! – выпалила девушка. Однако ее слова прозвучали слишком натянуто. – О чем мне печалиться? Он живет так, как хочет. А я всего лишь служанка. Мне своих забот хватает… И ни к чему мне его… – Тут она всхлипнула и зажмурилась. – Да… – прошептала Аллегра. – Он тронул мое сердце…

– И вы помогли ему.

– Я?! – удивилась она.

– С тех пор как вы появились в Бэньярд-Холле, милорд стал улыбаться. Он меньше пьет, ваши простенькие укрепляющие помогают ему воздержаться от джина по вечерам. Он часто говорит о вас. И есть еще кое-что…

– Что же? – пробормотала она.

Рам улыбнулся. Девушка впервые видела его таким смущенным.

– По-моему, у вас есть родинка.

Аллегра охнула, зарделась и прижала руку к груди. Ну кто бы мог представить?! Ведь родинка была бледной, еле заметной!

– Он находит ее очаровательной, – еще шире улыбнулся Рам. – И ему нравится форма ваших пальцев. А на правом большом пальце он видел шрам. И никак не решался спросить, откуда он.

Девушка была готова провалиться сквозь землю. Она и подумать не смела, что Ридли так пристально ее разглядывает!

– Это ожог от ковша. Но почему он…

– Кто знает? Мы все странные создания. Я уже потерял надежду ему помочь. Заставить побороть отчаяние и вернуться к жизни. Но теперь начинаю думать, что доброта одной женщины еще может оказаться для него спасительной. – Он поднял свечу и жестом пригласил Аллегру пройти в гардеробную. – Становится поздно. Идемте.

– Еще один вопрос, – взмолилась девушка. – Леди Печали. Кто она такая? Он так однажды назвал меня, – пояснила Аллегра в ответ на недоуменный взгляд Рама.

– Как это странно, – нахмурился он.

– Что именно?

– Это женский портрет. Сэр Грейстон обнаружил его сразу после переезда в Бэньярд-Холл. Картина околдовала милорда. На лице женщины такое горе. И он назвал ее Леди Печали. И частенько говаривал: «Рам, вот кому известно, что значит страдать». Первые дни в Бэньярд-Холле он часами просиживал перед портретом, пил джин и смотрел на лицо давно умершей женщины. Наверное, находил какое-то утешение. Глядя на горе в ее глазах, можно запросто забыть о собственных несчастьях.

– Она похожа на его жену?

– Нет. Ни капли.

– На меня?

– Судите сами. – Рам вошел в гардеробную и поднял свечу повыше. На стене висел большой женский портрет.

Аллегра, впервые оказавшись в этой комнате, принялась жадно разглядывать полотно.

На нем была изображена молодая женщина. Насколько могла судить Аллегра, эпохи Тюдоров. Она стояла очень прямо в своем роскошном платье – миниатюрная женщина, истинная леди, гордая и недоступная – и одну унизанную кольцами руку прижимала к груди, а в другой держала письмо. Овальное лицо казалось неестественно бледным, даже мертвенным: в те времена принято было злоупотреблять пудрой. Волосы выглядели такими же бледными – легкое облако светлых завитков. Черты лица были правильными, хотя она не блистала красотой. Однако на лице – да и на всем портрете – прежде всего приковывали взор огромные темные глаза. Они словно оживали на полотне, и их мягкий взгляд был полон невыразимой печали. Зачарованной Аллегре на какой-то миг подумалось, что это, наверное, содержание письма разбило сердце бедной женщины. В углу портрета значилось: «Леди Хильда Бэньярд».