Двойная игра - Карасимеонов Александр. Страница 33

Ева заплакала, тихо, беспомощно всхлипывая…

– Очень прошу, скажите мне – ведь теперь незачем скрывать, – это Патронев в тот раз звонил вам? Когда вы молча слушали и ничего не отвечали, а мне сказали, что ничего не слышно…

– Да. Из-за отца. После этого… Не хочу его видеть… Не могу вам объяснить… Может, я сумасшедшая… Но я не хочу его видеть, потому что теперь в этом уже нет смысла: раз нет отца, значит, и этого человека вроде бы нет… Я одна, совершенно одна…

Для Неды я, может, и сумел бы, описывая эту сцену, сфабриковать что-нибудь оптимистическое, остроумное, как японцы, которые смеются в кино в самых грустных местах фильма, поскольку надо утешить других, а потому – давайте улыбаться, это будет ободряющая улыбка, улыбка милосердия.

Но я не стал улыбаться.

Никакие улыбки девушке не помогут.

Моя миссия выполнена. Ева не видела Патронева непосредственно до или после происшествия, и даже если они увидятся, это ничего не изменит… Патронев появился, как персидский бог Ариман – бог зла, сделал свое черное дело… Или не сделал? А что, если он человек более инициативный, чем я думаю, если он способен на большее?.. Мысли мои снова витали вокруг заброшенной дачи, вокруг комнаты, где под потолком висел белый глобус светильника… от него исходил странный свет, в котором смутно проступало чье-то лицо – уж не Владимира ли Патронева?.. Всплывала перед глазами и фотография, которую я носил в левом внутреннем кармане пиджака, но вместо собственной фигуры, резко очерченной на фоне оконного квадрата, рядом с ярко освещенным лицом висевшего человека я уже различал другую – правда, тоже пока неясную, только силуэт… Таково было чувство, которое на мгновение пронзило меня при виде этой девушки, совсем еще юной, согнувшейся под тяжестью невыносимой ноши.

К этому чувству примешивалось нечто, что можно назвать инстинктивным движением души, – оно заставило меня принять решение, не предусмотренное правилами моей профессии. Мы, как известно, уголовный розыск, а не «скорая помощь».

– Я хочу вам кое-что предложить, – сказал я. Ева рассеянно поглядела на меня.

– Не буду настаивать, но думаю, вам было бы полезно немного пройтись. Пойдемте со мной, погуляем.

Может, с кем-нибудь встретимся – у меня есть друзья, которые не знают ни вас, ни вашего отца, ни Патронева. Простые люди, молодые, чуть старше вас – чуть моложе меня… Пойдемте? Подышим свежим воздухом… Мне и самому это будет полезно.

Ева молчала. Лицо ее, постаревшее, осунувшееся, было воплощением беспомощности. Но я видел, что в ней произошел какой-то сдвиг, что-то забрезжило во взгляде – какие-то отблески света… Наконец она тихо произнесла:

– Хорошо… Прогуляемся. – Она оглядела себя. Встала нерешительно, не зная, что ей делать, сказала: – Я только немного приведу себя в порядок…

И вышла из гостиной.

Неда уже давно ждала меня в подвале, однако в этот день все шло не по расписанию.

Почти всю дорогу – целый час – мы с Евой шли молча. Пересекая парк, мы оказались в аллее, где тропинка была довольно неровная, я предложил Еве взять меня под руку, и она согласилась. В сущности, при моем слабом зрении я предоставил ей вести меня в темноте. Таким образом мы и добрались до подвала.

Неде в скором времени предстояло сдавать экзамены, до зимней сессии оставалось меньше месяца. Каждый день она объявляла, что запирается в подвале, чтобы готовиться к экзаменам, но, как известно, то и дело находились другие занятия: то новотель, то веселые компании.

Однако сегодня она, похоже, устояла против всех соблазнов. Мы застали ее восседающей на пестрой подушке рядом с печкой в окружении груды книг, учебников, конспектов.

Я представил девушек друг другу, и Неда, не вставая с подушки, протянула Еве руку. Я подмигнул Неде за спиной Евы. Неда уверяла меня потом, что моментально догадалась, кого я к ней привел.

– Есть хотите? – первым делом спросила она.

– Очень, – сказал я.

– Я тоже. А что вы принесли?

– Ну, Неда, мы же гости! Неужели ты нас ничем не накормишь?

– Ничем.

– Не обращайте внимания, Ева, Неда, в общем, очень гостеприимная хозяйка.

– Я не хозяйка, а запоминающее устройство, нуждающееся в питании.

Тут я открыл дверь, наклонился и взял пакет, который оставил за дверью снаружи. Неда, схватив пакет, принялась разворачивать его прямо на кровати.

– Купаты, брынза, хлеб, – сказал я.

Неда сияла. Она обняла сначала меня, потом Еву, приговаривая:

– Добро пожаловать! Располагайтесь, дорогие гости…

В Недином подвале есть удобство, которого нет даже в самых роскошных квартирах, – ниша под старой дымовой трубой, где можно поставить плитку или любой другой нагревательный прибор. Там можно варить, жарить, печь, и при этом воздух в подвале будет чистым. Исключительно гигиеничное помещение. Никакого кондиционера не надо.

Вскоре купаты уже жарились. Неда достала из-под кровати складной столик, принялась расставлять на нем еду, развлекая нас самыми свежими студенческими анекдотами, а потом описала, как она будет сдавать экзамены: это, по ее словам, вопрос техники и самовнушения и только потом уж – знаний, если таковые вообще имеются.

– Так поздно и такой туман, Ева. Оставайтесь спать у меня, – предложила Неда, когда пробило одиннадцать.

Ева согласилась. Ей некуда было спешить, никто не ждал ее дома. Я же скромно удалился.

Надо сказать, что после всего случившегося за день я покинул это женское царство с большим удовольствием.

Как я узнал позже, девушки проговорили всю ночь. Ева рассказала Неде все, заснула только на рассвете и спала до полудня. К этому времени Неда проработала четыре вопроса из конспекта.

Был туман, жуткий туман, который стоял в тот год почти весь ноябрь. Потом его наконец унес, выдул сильный северный ветер: в декабре небо остекленело, сияя яркой и бездушной синевой, стало холодно, потом «под воздействием циклона с Атлантики выпали осадки в виде снега», покрывшего землю толстым слоем. Снег пролежал недолго: ослепительно белый и чистый, он вскоре превратился в месиво, в котором несколько дней тонули жители нашей столицы. Но тут, уже под влиянием антициклона, подули южные ветры, принесли с Пелопоннеса запах кедра, дыхание древней Эллады, и воздух над головой стал кристально-прозрачным и теплым. Восемнадцатого декабря было полнолуние. В этот день закончилось следствие по делу о смерти Ангела Борисова. Поэтому мне запомнился ярко-оранжевый диск, в свете которого я шел к Нединому подвалу.