Цвет крови – серый - Брайт Владимир. Страница 15

От исхода этого сражения зависела если не судьба всей военной кампании, то очень и очень многое. Успех или неудача в одной битве могли кардинально изменить расклад не только в этой географической точке, но и на двух оставшихся направлениях вторжения – северном и северо-западном, потому что мощные кроваво-черные клинья, которыми армии Хаоса собирались расчленить территорию врага, должны были действовать синхронно. В противном случае могло возникнуть слишком много неожиданностей, способных не только затормозить наступление в целом, но и внести неразбериху на отдельно взятых участках фронта. Растянутость коммуникаций и потеря связи между наступающими войсками была чревата тем, что глубокий тыл в одно мгновение мог неожиданно стать передовой, а завоеванная территория – вдруг оказаться огромной ловушкой, из которой не было иного выхода, кроме как сдаться или умереть.

Впрочем, все эти глобальные выводы и выкладки совершенно не интересовали основную массу воинов, собравшихся на этом небольшом отрезке пространства. У генералов и полководцев были свои цели и задачи, а у простых воинов – свои. Но тех и других объединяло, пожалуй, одно стремление – победить, чтобы выжить. Потому что всегда и везде уделом проигравшей стороны было служить кормом разжиревшим от кровавой дани стервятникам.

Гордо реяли знамена идущих в битву когорт и легионов: желто-черные – у имуров, грязно-зеленые – у гоблинов, черно-голубые – у орков, темно-вишневые – у дроу, а дальше, где-то в отдалении, на левом фланге этой невиданно огромной орды, там, где взор уже не мог различить ничего, кроме смутной безликой массы множества воинов, нестерпимо ярко блистала звезда Кадимара – палатка верховного главнокомандующего, увенчанная древним магическим артефактом, полученным за былые заслуги лично из рук лордов Хаоса. Много слухов и домыслов ходило о происхождении и предназначении этой удивительной вещи, но никто доподлинно не знал, в чем заключается секрет ее могущества. Однако такая наглядная демонстрация магической вещи положительно влияла на настроение войска, вселяя в сердце каждого воина надежду на то, что магия Хаоса в случае необходимости даст достойный отпор древним реликвиям Света, находившимся во владении магов противника.

– Изучаешь звезду Кадимара? – Вопрос неслышно подошедшего сзади Мгхама прозвучал неожиданно.

– Отчасти, – коротко ответил я.

Откровенно говоря, мне не хотелось ни с кем разговаривать в эти последние несколько относительно спокойных минут перед началом сражения.

– Ворги-разведчики донесли, что в лесу нет никаких признаков засады.

Я многозначительно промолчал. И без слов было ясно: то, что в лесной чаще никого не обнаружили, еще ничего не значит. Магия друидов способна обмануть кого угодно – даже таких прекрасных следопытов, как ворги. Полученная информация просто укрепила меня в мнении, что именно на нашем участке затевается не простая засада или неожиданная атака из-за угла, а по-настоящему крупная операция.

– Тебе лучше не распылять свои боевые порядки, – произнес я, по-прежнему продолжая пристально всматриваться в ярко блистающий на солнце артефакт. – Либо оставь их с моими людьми, либо возьми всех на охрану некромантов.

Он правильно истолковал эти слова, потому что был согласен с моим невысказанным мнением – в лесу может скрываться все, что угодно.

– Если противник ударит там, где должен, даже двести клинков ровным счетом ничего не решат.

– Как хочешь. – Я равнодушно пожал плечами.

Изображать из себя учтивого рыцаря перед предводителем гоблинов было не то что глупо, но, с моей точки зрения, все же не совсем логично. Стереотипы, прочно обосновавшиеся в сознании людей, недвусмысленно утверждали: раса гоблинов отвратительна, и то, что Мгхам являлся исключением из правила, ничего не меняло. На войне как на войне – каждый заботится о том, чтобы выжить.

Полсотни гоблинов – это, конечно, капля в море по сравнению с силой, которая могла обрушиться на нас, но, если они помогут спасти хотя бы одного из моих людей, это уже будет хоть что-то.

Разговор был окончен, и гоблин уже повернулся, чтобы уйти, но тут, поддавшись какому-то не вполне осознанному порыву, я произнес:

– Мы можем уже больше не встретиться...

Мгхам остановился и, полуобернувшись, спокойно, будто речь шла о само собой разумеющихся вещах, произнес:

– Скорее всего, так и будет.

– Ты можешь оказать мне одну небольшую услугу?

– Все, что в моих силах.

– Скажи... – Я на секунду замешкался, пытаясь правильно сформулировать вопрос, который вдруг показался очень и очень важным. – За что умирают гоблины?

Если он и удивился, то не подал вида, ответив прежним спокойным и ровным голосом, как будто заранее был готов именно к этому вопросу:

– За право оставаться самими собой. И – за то, чтобы никогда не стать людьми.

Я хотел было уточнить, что он имел в виду: «За то, чтобы никогда не стать такими, как люди» или буквально: «Никогда не стать людьми», но, немного подумав, не стал. В конце концов, это была не душеспасительная беседа, а всего лишь ответ на вопрос. Собеседник сказал все, что хотел, и дальнейшие вопросы выглядели бы в высшей степени неучтиво.

– Спасибо, – поблагодарил я Мгхама, хотя совершенно ничего не понял, и, коротко попрощавшись, направился в расположение своего отряда.

Смысл той фразы открылся только спустя некоторое время, а пока... Пока предстояло сражение, в котором я потеряю чуть ли не всех людей, которые, в отличие от своего предводителя, никогда не терзались вопросом о том, за что погибают чуждые нам расы, потому что им хватало знания того, за что умирают лично они.

Война, как и жизнь, – сплошной обман. Кто лучше овладел искусством лжи и введением в заблуждение противника, тот в конечном итоге и остается на коне, приобретая лавры и почести, золото и женщин, славу и титулы... Ударить в лоб и победить, потеряв чуть ли не всю армию, – глупо и примитивно, а вот перехитрить врага, уничтожив его с минимальными потерями со своей стороны, – это уже в чем-то сродни высокому искусству. Тиссен – командующий правого фланга армии и соответственно группировки, в состав которой кроме его соплеменников входили люди, некроманты и гоблины, вне всякого сомнения, был неординарной личностью. Впрочем, другим и не мог быть предводитель воинственной расы, под началом которого находился чуть ли не весь цвет имуров. Его план расстановки войск на своем участке фронта был явно не случаен. Поставив в паре километров от опасного леса людей-лучников, трусливых гоблинов и чокнутых некромантов, то есть сброд, в принципе не способный отразить стремительную атаку конницы или тяжеловооруженной пехоты, он как бы говорил: «Вот здесь я поставил ловушку. Вы знаете, что я знаю, что вы знаете о том, что я не так прост, как кажусь. А теперь попробуйте догадаться, блеф это или нет, засада или просто мне нужно сконцентрировать все свои силы в центре, а это нарочито слабое звено справа рассчитано исключительно на то, что вы не поверите в возможность такого явного просчета с моей стороны и поэтому не ударите...»

Может быть, с военной точки зрения это было и неплохое решение, но для тех, кто должен был исполнять роль наживного червя, оно не казалось таким уж удачным, так как в любом случае (есть ловушка или нет) наши шансы выжить выглядели более чем призрачными.

– Похоже, нами решили пожертвовать во имя каких-то неведомых целей. – Марк, старый друг моего отца, высказал вслух то, что было на уме едва ли не у всех воинов.

– Все равно эта война для нас не могла быть слишком долгой, – после некоторого раздумья ответил я. – Днем раньше, днем позже – особой разницы нет.

– А ты сильно изменился за последнее время.

В голосе Марка не было упрека, скорее, в нем проскальзывала жалость, но мне сейчас не нужно было ни сочувствия, ни поддержки, поэтому, сам того не желая, я ответил более резко, чем следовало:

– Все мы изменились за последнее время.