Вчера будет война - Буркатовский Сергей Борисович. Страница 22

Большевистская стойкость в обороне в сочетании с ударами по флангам наступающих вражеских войск, методическое уничтожение основной ударной силы противника – танков и авиации – станут залогом последующего перехода в наступление и полного разгрома врага»

Так. Вроде нормально. Будем надеяться, что НКВД держит новоявленного Кассандра на достаточно свободном поводке и репрессий не воспоследует.

Дурной ор пьяненькой компании на минуту притих и затем опять возник, уже в коридоре. Никак, баиньки собрались. Давно пора. За стенкой тихо выматерился разбуженный Нефедыч, что-то пробурчала его супружница.

Гогот и топот приблизились и начали было удаляться. Но, видимо, жажда общения перевесила, а полоска света из-под двери классово чуждого элемента была воспринята как приглашение. Дверь без стука распахнулась – щеколду Андрей накинуть забыл, – и Леха Клязьмин возник на пороге, обводя комнатушку наглым, хотя и плохо сфокусированным взглядом.

– А! Тилихент! Не спится, бамть! – матерился Леха тупо и неизобретательно. Напоминал он шпану совсем иных времен, здесь искусство расцвечивания обыденной речи еще оставалось искусством, традиции балтийских матросов кануть в лету не успели. Пара Лехиных корефанов нетерпеливо выглядывала из-за спины.

– Закурить дал бы рабочему человеку, что ля… – Ну это знакомо, чай не в графском поместье росли. «Бить будут аккуратно, но сильно».

– А что, на свои не скопил? – Андрею было страшно, вроде и не то видел, но вот так уж устроен человек, в нештатной ситуации мандраж все равно пробирает. Что было – то уже прошло, а вот что будет… Но на обострение он шел сознательно – мордобоя не избежать, так хоть избавиться от тягостной предварительной разводки.

– От-те нате… Слышал, Сема? – Здоровяк Сема послушно закивал. – Чой-то тилихенция больно некультурная пошла. Никакого почтения пролетарскому гегемону!

– Не уважаи-ит, – прогудел третий, его Андрей не знал.

– Ща, зауважает! – Забавы не получилось, злоба искала выхода. Размах был по-пьяному широк, так что Андрей успел отшатнуться, кулак просвистел мимо. Леху повело в сторону.

На свои рукопашные таланты Андрей не рассчитывал, так что сразу прибегнул к тяжелым предметам. Сосновая табуретка впечаталась в череп возле уха с неслабым треском. Отоваренный клиент начал оседать, но на этом везение кончилось. Сема по нетрезвости своей не успел проморгаться, но третий, незнакомый крепыш, ужом ввинтился в комнату мимо валяющегося предводителя и без замаха ткнул кулаком по не зажившим до конца ребрам. Андрей сложился, ожидая продолжения. Легкие свело судорогой, оставалось лишь хрипеть. Однако сквозь кровяной шум в ушах пробился гулкий, почти колокольный звон, и крепыш тоже вдруг с чего-то решил малость полежать.

С немалым усилием разогнувшись, Андрей в розоватом тумане увидел картину, достойную кисти Делакруа и Рубенса одновременно. Над поверженным супостатом в воинственной позе возвышалась Наташка Хромова, пафосом и одеянием копирующая «Свободу на баррикадах». Вместо знамени в руке, правда, была чугунная сковорода с клеймом «Тульской Литейной Мануфактуры купца 2-й гильдии Х. Н. Синерылова», но впечатление это не портило.

Два тела на полу не шевелились, а третье, Семино, было приперто к стенке коридора невесть откуда взявшимся Давидом и еще одним комсомольцем, Славкой Иванченко из кузнечного. Тело блеяло, мекало и всячески пыталось доказать, что оно просто проходило мимо.

Наташка отшвырнула сковородку и бросилась к Андрею.

Через четверть часа натертый в районе пострадавших ребер гусиным жиром Андрей сидел на топчане, Наташка суетилась вокруг, обматывая пострадавший торс широкой тряпицей. Мелькающие перед носом пышные формы целительницы весьма успешно отвлекали от ноющей боли.

Леху с крепышом подвалившие на шум члены комячейки выволокли на улицу и теперь, по всей видимости, учили нормам социалистического общежития. Давид в воспитательной работе участия не принимал, препоручив руководство процессом Славке. Он сидел на уцелевшей табуретке, изучая Андрееву статью. Черные брови сошлись на переносице, взгляд перемещался между листами и лицом Андрея.

– Ин-те-рес-но… – слово это комсорг произнес врастяжку, выделяя каждый слог, – интересно. Серьезный подход. Да ты, я гляжу, вообще парень серьезный… – Он аккуратно сложил листы, запихнув их в карман пиджака, – ты… вот что. На стрельбище мы идем в пять, я тебя в список внесу. Если оклемаешься – подходи к заводоуправлению.

Он встал, кивнул и вышел, аккуратно притворив дверь. Через минуту с улицы донесся его говорок, звуки, сопровождавшие воспитательную работу, стихли. Славка что-то бухнул на прощанье воспитуемым, и дружный скрип сапог начал перемещаться к соседнему общежитию.

Наташка полюбовалась на свою работу и вдруг охнула. Ну, понятно, с момента своего появления в стиле разящей валькирии времени обратить внимание на свое облачение у нее не было. За долю секунды покраснев, она что-то невнятно пискнула и вылетела в коридор, прикрывая руками мало скрываемые ночной сорочкой плечи. Сковородка осталась валяться рядом с обломками табуретки.

Посидев, откинувшись к стене, полминуты, Андрей с кряхтением перебрался к столу. Еле дотянувшись до пачки бумаги, придвинул ее к себе. Работа еще не закончена. К завтрашнему утру нужно было еще нарисовать по памяти хотя бы пяток силуэтов танков, состоявших в сорок первом году на вооружении иностранных государств.

Работа, однако, не клеилась. С трудом наметив контуры немецкой «трешки», уставился в темное окно. Обошлось удачно, это факт. Даже слишком удачно. Что-то подозрительно быстро появилась кавалерия в лице Давида со Славкой. Можно, конечно, объяснить это простым везением, но… Не верил Андрей в везение, в его-то ситуации. Энкавэдэшники просто обязаны были подстраховаться. Так что скорее всего Давид… Впрочем, ну и что? Человеческих качеств Давида гипотеза не меняла, а сам факт контроля выглядел совершенно естественным. Более того, такт подчиненных товарища Берии внушал уважение.

В дверь тихо поскреблись. Андрей развернулся и увидел смущенно заглядывающую в дверь Наташку.

– Я… Это… Андрей, можно сковородку забрать? – Наталья, несмотря на час ночи, была при полном параде. Ультрамодная полосатая футболка на шнуровке, расклешенная юбка до середины икр, коса уложена соломенным венком, немного яркая, согласно времени, помада…

– Да ладно! Заходи! – Андрей улыбнулся. О так от, товарищи чекисты! Пока вы там раскочегаривались, така вот гарна дивчина успела уполовинить супостата! – Извини, забыл даже спасибо тебе сказать. Чаю хочешь?

* * *

Андрей Николаевич Туполев еще раз потрогал карман пиджака. Нет, справка о реабилитации никуда не делась. Более того, эта наглая скотина – ну а как еще относиться к Берии? – даже извинилась за своих сотрудников. Можно подумать, что сам он так, погулять вышел. Нет, ну представьте себе – авиаконструктор Туполев – враг народа, авиаконструктор Петляков – враг народа, авиаконструктор Поликарпов – дважды враг народа. Это что же получается – всю советскую авиацию создали враги?

Да и вновь обретенная свобода была несколько ограниченной. Ему дали два дня на встречу с Юленькой – а потом – в Сибирь, в Омск. Насколько это затормозит работы по «сто третьему», Туполев старался даже не думать. Проект и так рождался в муках. От первоначальной бериевской концепции тяжелого четырехмоторного пикировщика – каков бред, а? – к нормальной двухмоторной схеме. Хотя, конечно, без новых моторов ничего не вышло бы. А теперь и микулинские моторы отбирают – дескать, они нужны для другого. И приходится перелопачивать проект под моторы воздушного охлаждения, с их огромным лбом. Значит, прощай, рекордная скорость. А моторчики-то – говно-с, клинят через раз, греются. Над ними еще работать минимум месяцев шесть.