Цыганка (Авторский сборник) - Рубина Дина Ильинична. Страница 36
— Чего тебе от меня надо? – спросил Миша злобно.
— У вас же все равно скоро электричка… – сказала она, садясь на мат. Сгорбилась.
— Ну-ка проваливай отсюда, – проговорил Миша. – Мне тут папаши твоего не хватает для полного удовольствия.
«Ничего себе вечерок да ночка», – подумал он. Сердце до сих пор колотилось, во рту было сухо.
— Он спит, – сказала доверчиво девочка. – Он же выпил… Они, когда выпьют, спят как медведи…
— Слушай, где тут кран? – спросил он, наждачным языком облизывая губы.
— Вы хотите пить? – встрепенулась она. – Я принесу! И действительно, минут через пять принесла воду в железной эмалированной кружке.
— Это моя, – сказала она, – в изостудии. Я в ней краски развожу…
И стояла рядом, благоговейно смотрела, как он жадно пьет.
— Ты рисуешь? – спросил Миша, отдавая ей кружку.
— Рисую, да… Но я хочу актрисой быть. Я хочу, знаете, играть… Констанцию Буонасье!
Ах, вот оно что… Ну да, как он сразу не догадался…
— Ты… тебя как зовут-то?
— Таня!
— Знаешь, Таня… Ты подумай хорошенько, советую… ведь этот наш труд — такая морока… столько обид, тоски, интриг… зависти…
— И у вас — зависть? – спросила она. – Я не верю. Вы такой… такой летучий, прыгучий!
— Вот-вот, – усмехнулся Миша, – летучесть-прыгучесть в цирке главное достоинство… В театре необходимы еще кое-какие качества…
— А я «Трех мушкетеров» из-за вас три раза смотрела, сначала с восьмыми классами, потом с седьмыми, потом опять с восьмыми… Вот то место, когда вы фехтуете на лестнице один против шести! Это так здорово! Я просто не дышала! Я не верю, что вы кому-то завидуете.
— И тем не менее, завидую! – сказал он и вдруг удивился, что именно здесь, перед этой незнакомой девочкой, наконец признался самому себе.
— Кому, например? – удивилась она.
— Например, Сеньке Либерману… Он играет Сирано… а это моя мечта — сыграть Сирано.
— Я думала, все актеры мечтают сыграть Гамлета… А этот… Си-ра-но, какое смешное имя — он кто?
Миша вспомнил, что гардеробщица Слава называла спектакль «Сейран де Бержерак», у нее соседа-армянина так звали, Сейран. Еще она говорила: «У меня радикулёт на нервной почке».
— Слушай, – сказал Миша, – иди ты, ради бога, домой, а? У меня из-за тебя могут быть дикие неприятности!
— Ну пожалуйста!!! – взмолилась она. – Еще полчасика, неужели вы боитесь, вы же смелый, вы — Д’Артаньян…
— Нет, я — Сирано, – сказал Миша. Он поднял с полу посох Деда Мороза, достал из кармана накладной нос, закрепил резинку на затылке. Девочка смотрела на него, не шевелясь.
— А… кто он такой?
— «Но кто же он такой? – подхватил артист ТЮЗа Михаил Мартынов, запрыгивая, как на сцену, на гору черных кожаных матов. —
Миша спрыгнул с горы матов и неожиданно для себя самого вдруг пустился рассказывать содержание пьесы Эдмона Ростана. Девочка сидела на мате, подняв колени к подбородку, смотрела своими янтаринами, тянула к нему острое лицо. Поглощала, пожирала… да, это был экземпляр…
А его уже закрутило. Не отдавая себе отчета, по ходу пересказа сюжета Миша вскакивал, садился, прохаживался перед нею, жонглировал посохом… Вдруг пускался играть какой-нибудь отрывок. И вообще, как всегда случалось с ним, когда речь заходила об этой роли, он все меньше обращал внимание на девочку и перед собой видел не ее, а зал…
Текст роли, как и текст всей пьесы, он давно уже знал наизусть…
— Вы что так смотрите? Вам нравится мой нос?
— Я… Что вы?..
— Может быть, мы оба Смутили вас?
— Ошиблись, сударь, вы…
— Быть может, носик мой качается, как хобот?
— Нет, вовсе нет…
— Или как клюв совы?
— Да что вы…
— Может быть, на нем нашли вы пятна? Или, быть может, он торчит, как мощный пик?
— Я вовсе не смотрел…
— Вам, значит, неприятно осматривать мой нос?
Быть может, он велик?
Она тянула шею вослед его прыжкам, хохотала, перекатывалась со спины на живот, вскакивала, замирала, вскрикивала, хваталась ладонями за щеки, и — застывала, когда за спиной красавца и баловня фортуны Кристиана Сирано с болью рассказывал Роксане о своей любви…
Сейчас, по ходу сцены держа ворох пламенных кудрей где-то на обочине взгляда, он вдруг подумал, что Роксана вовсе не должна быть томной шатенкой, как ему представлялось раньше. Да, вот какой она должна быть — рыжей, худой, светящейся в ночи, как факел…
— Ну, подавай текст Роксаны, – бросил он вдруг на ходу: — «Я плачу… Я дрожу…»
— Как это?! – прошептала она, округляя глаза. – Когда? Что… как — сейчас?..
— Подавай текст! – крикнул он раздраженно: — «Я плачу… Я дрожу…»
— Я… п-плачу… Я дрожу…
— «И я люблю тебя».
— Кто? – ты… он — меня?!
— Вот дура! Да не я и не он! Это реплика Роксаны, я-то свои сам подаю. Давай снова, ну! «Я плачу, я дрожу, и я люблю тебя…» Поняла?