Язычники крещеной Руси. Повести Черных лет - Прозоров Лев Рудольфович. Страница 30
После этого, уж не знаю, как вы, читатель, а я лично отношу упрямых скептиков, продолжающих твердить о "подделке XVIII века", к тому же разряду, что и "общество сторонников плоской Земли", по слухам, существующее где-то в Америке.
Советский археолог и историк Валентин Лаврентьевич Янин обнаружил в ходе раскопок у перекрёстков улиц Холопской и Козмодемьянской с Великой улицей Неревского конца следы страшного пожара, бушевавшего в Новгороде в 989-990 годах.
Только в раскопе площадь пожарища превышала девять тысяч квадратных метров.
Конечно, пожары в городах Северной Европы того времени не были редкостью — даже Париж и Лондон, едва ли не до времён Крестовых походов остававшиеся в основном деревянными, нередко выгорали дотла, и ограничься открытие Валентина Лаврентьевича только этим, скептики имели бы полное право рассуждать о "совпадении".
И даже то, что под остатками сгоревших домов обнаружились два клада серебряных монет, за которыми некому оказалось вернуться, тоже ни о чём особенном не говорило. Вот только в одном из этих кладов был найден… медный крестик.
Хозяин усадьбы был христианином, а сама сгоревшая усадьба располагалась неподалёку от церкви Преображения на Розваже улице.
Таким образом, подтверждались сообщения летописи о существовавшей накануне крещения в Новгороде общине христиан вокруг церкви Преображения, разгромленной рассвирепевшими язычниками, и последовавшем вслед за этим огромном пожаре в 989 году.
Было в Новгороде "крещение огнём и мечом" — отрицать это теперь невозможно. И это отнюдь не было отдельным эпизодом, "эксцессом".
Я уже приводил в нескольких своих работах одну цифру, читатель, но здесь я расскажу про неё подробнее — слишком уж серьёзное дело, да и отношение к теме книги эта цифра имеет самое непосредственное.
Вот, что пишет историк В.В. Пузанов со ссылкой на сборник "Древняя Русь. Город, замок, село" (М., 1985, с. 50): "Из 83 стационарно исследованных археологами городищ IX— начала XI в. [24] (28,9%) "прекратили своё существование к началу XI в."24
Разумеется, исследователь изо всех сил старается не видеть, что, собственно, он утверждает, рассуждая о "становлении единого государства Руси", "усмирении" каких-то невнятных "племён".
Но факты, как говорится, упрямая вещь — ни один источник совершенно ничего не говорит об "усмирении" кого бы то ни было в последние десятилетия власти будущего "святого".
К концу X, началу XI столетия источники относят не карательные экспедиции против "племён", а крещение Руси. Такова была цена "просвещения благой вестью" восточнославянских земель — 28,9% русских поселений. Почти треть.
Разумеется, не все они были поголовно вырезаны крестителями. Кто-то просто, бросая всё, уходил в леса. Рождалась "славная" традиция, расширявшая Русь ещё семь веков.
Традиция, когда страну расширяли отнюдь не государевы люди, а люди, от этого самого государства бежавшие — будь то уходившие к Белому морю от московского гнёта новгородцы или уходящие от крепостного ярма или новин царя-антихриста беглые крепостные и старообрядцы.
Но, учитывая, что и в переживших крещение городах шла резня (вспомним рассказ Иоакимовской летописи, подкреплённый, как мы видели, беспристрастной памятью земли), можно смело считать, что количество жертв крещения было именно таково.
Пожалуйста, запомните это, читатель. Запомните хотя бы число, если уж не дано нам с вами знать имена. Запомните это, как помните пресловутые двадцать миллионов Великой Отечественной.
ТРЕТЬ ЖИТЕЛЕЙ РУСИ.
Это трудно представить… ну, вообразите, читатель, улицы родного города, где каждый третий когда-то жилой дом — пуст и мёртв. Может, лежит в руинах.
Может, смотрит на улицы глазницами выбитых окон, и ветер, бродя по его комнатам, скрипит выбитой прикладом дверью, перелистывает прошитые очередью страницы книги, ворошит волосы раздавленной солдатской подошвой детской куклы… представьте, каково было бы жить в городе, ставшем могилой для трети своих жителей — и тогда, быть может, вы лучше поймёте кладбищенское молчание летописцев о последних годах правления Крестителя.
Треть жителей Руси…
Люди, которые могли бы повторить вслед за тысяцким Угоняем: "Лучше нам помереть, чем отдать Богов своих на поругание".
Воины, до последнего вздоха дравшиеся, резавшиеся, грызшиеся на стенах и улицах родных крепостей с цепными псами хазарского ублюдка-рабёныша… старухи, в темноте запертых изнутри изб, под тихий плач внучек и успокаивающий шёпот-дочерей и снох, сухонькими руками выбивавшие из огнива искры над зорохами щедро рассыпанной по полу сухой соломы… старики, до последнего старавшиеся перекрыть звуками древнего песнопения торжествующий рёв победителей и треск рушащихся ворот святилища…
Это именно их требовали казнить кроткие служители милосердного палестинского бога.
Треть.
Жителей.
Руси.
Просто помните, читатель. Просто — помните это. Помните их.
Исследователь первых веков христианства на Русской земле О. Рапов считал, что именно ко временам крещения относятся данные так называемого "письма византийского топарха" о могучем "царствующем на север от Дуная" и "гордящемся силой в боях" правителе, воины которого разрушили "10 городов и 500 деревень".
Историю эту я подробно рассмотрел в своей книге, посвящённой жизнеописанию отца-крестителя, и особенно задерживаться здесь не буду, скажу только одно: гораздо убедительнее для меня мнение тех исследователей, что именно к нему, к Святославу Храброму, относят это свидетельство, считая рассказ о разрушенных его "варварами" городах и сёлах отголоском крушения Хазарского каганата.
Хотя бы потому, что никакой "силы в боях", как уже говорилось, сын хазарской рабыни не проявил.
Покойный Рапов попросту попал под гипноз многовекового воспевания "заслуг" Владимира церковными и светскими авторами.
И, если церковные восхваления этому историческому деятелю были ещё хоть как-то обоснованы, то попытки превратить его в великого воителя, достойного преемника славы первых князей Киева, не имеют ни малейшего отношения к действительности.
24
Пузанов В.В. "Главные черты политического строя Киевской Руси X-XI вв."//Исследования по русской истории. К 65-летию профессора И.Я. Фроянова. СПб. — Ижевск, 2001. С. 31.