Язычники крещеной Руси. Повести Черных лет - Прозоров Лев Рудольфович. Страница 53

Историки сломали немало копий в спорах о том, что за божница такая, были даже предположения, что Туром звали одного из тех самых варягов-мучеников, погибших от рук оскорблённых ими киевлян в 986 году.

Да только доказательств никаких не нашли. И никакого святого Тура святцы не знают — ни в те времена, ни много позже. Более того, слово "божница" в летописи не применяется к православным храмам! [50]

Иногда на Севере Руси божницей называли католические — то есть опять же не православные — храмы, но очень сомнительно, чтобы киевское вече собиралось у молельни чужеземцев. А то, что язычники на праздниках своих "некоего Тура сатану… вспоминают", сообщается ещё тем же Гизелем.

В Северо-Восточной Руси, над Галицким озером, стояло капище Турово. Воинственный Бог Тур упоминается и у сербов. И очень возможно, что именно в честь его стояла на киевском Подоле "божница", у которой собирались киевляне, если были недовольны князем — князем, чья власть освящалась новой верой.

И именно к ней скорее всего ходили на поклон те самые "кияне… погани", коих, проговорив шись, вспомнила летопись в 1198 году. И это далеко не единственная обмолвка в христианских рукописях того времени, позволяющая заключить, что христианство на Руси вовсе не было таким уж всеобъемлющим, как того хотелось иереям, и кроме "двоеверно живущих" христиан, существовали на крещёной Руси и "свои", русские, "поганые".

Любопытно, кстати, что сами к себе русские язычники, как уже было сказано, имени "поганых" не применяли. Тот же автор "Слова о полку Игореве" упорно именует "погаными" половцев да литву — что для такого человека несколько даже удивительно.

Хотя с другой стороны — ведь это название было дано его вере чужаками, а он слышал его в качестве брани — (как к русским националистам иные индивидуумы не так давно применяли слово "фашист"). Вполне естественно, что он в таком качестве его и употреблял.

Сохранились, скажем, такие предписания: человек может стать попом, если только он не совершил до крещения убийства. Ясное дело, что здесь речь не про младенцев — вряд ли те могли кого-то убить перед тем, как их опускали в православную купель.

Недаром весь XII век православные церкви строились с обширными, рассчитанными явно не на новорождённых, крестильнями-баптистериями. Такие сооружения, кстати, вновь появились возле церквей, начиная с конца 1980-х годов, во времена так называемого церковного возрождения.

Стало быть, взрослый, пожелавший обратиться в христианство, был для Руси XII столетия столь же обыденным делом, как и для конца XX.

Бывали, как ни удивительно, и обратные случаи. И.Я. Шроянов сообщает о совершенно изумительном документе — особом покаянном каноне для человека, который, родившись в православной семье, затем отпал от православия, а потом — вновь пожелал вернуться в лоно православной церкви.

Вновь обращённый обязан был при всём народе проклясть соблазнившую его веру и поститься сорок дней. Причём вера, в которую впадали отступники, — это язычество. То есть человек родился в православии, впал в язычество — а потом, раскаявшись, вновь решил обратиться к вере Христовой — это ж только вообразить такое завихрение, такую жизненную коллизию!

И ведь, судя по тому, что посвятили этому случаю особый канон, был это не единичный случай! Уж не суровые ли дни кровавой Столетней гражданской описывает данный канон?

Между прочим, случаи, когда христианин вновь обращается к религии своих предков, истории известны. В дни гибели Римской империи жил в Италии такой поэт — Нонн Панополитанский. От него до наших дней дошли стихотворное переложение Евангелий и языческое житие Диониса.

Причём переложение Евангелий написано, называя вещи своими именами, довольно коряво и неумело, ученическим слогом. А описание деяний весёлого бога вина блещет красотами стиля, изысканной игрой звука, неизбитыми рифмами и сравнениями.

Исследователи его творчества неизменно выражали недоумение по этому поводу — а ларчик, подозреваю, просто открывался. Нонн, как те неведомые русичи, тоже, по всей видимости, родившись в христианской семье, затем ушёл из христианства в язычество.

Если городская Русь ещё была кое-как крещена, то с представителями "языков" из славян, населявших Восточную Европу до того, как туда пришла с балтийских берегов русь, дело обстояло и вовсе с точки зрения церкви печально.

Так, рассказывая о нехристианских погребальных обычаях вятичей и радимичей, летописец завершает рассказ словами: "Так же делают кривичи и другие поганые". То есть ни вятичи, ни радимичи, ни кривичи и христианами-то во времена летописца не считались.

А это, между прочим, весьма обширные земли — вся современная Беларусь, да Псковщина со Смоленщиной в придачу, да Московские, Тверские, Калужские, Рязанские земли… про Муром мы уже говорили.

Новгородский архиепископ Илья в 1166 году говорил своим подчинённым, что "земля наша (видимо, собственно "земля" — сельская округа, в отличие от собственно Новгорода. — Л.П.) недавно крещена", и вспоминал, как очевидец, первых попов. А "Слово невежам о посте" описывает "бесов"-навьих, которых плохие христиане угощают в банях трапезой на Великий, или Страшный, Четверг.

Насытившись, писал автор-церковник, нечистые утверждают, что подобного почтения они не встречали в своей исконной вотчине — в землях нехристей: "Мы же походили по болгаром, мы же по половцем, мы же по чуди, мы же по вятичем, мы же по словеном".

Вместе с Гальковским, опубликовавшим "Слово… о посте", под болгарами мы понимаем волжских булгар-мусульман — хотя среди дунайских болгар, как о том говорится во введении, долго ещё поминали языческих Богов и Богинь, народ в целом был крещён ещё в IX столетии.

Про "датирующее" значение половцев в этом отрывке мы говорили в связи с Всеславом. Чудь — финно-угорские племена — также долго оставалась некрещёной. Вятичи нам уже известны как ревностные сторонники языческих обрядов.

В том же XII веке они обеспечили церкви ещё одного мученика: печерский монах Кукша чересчур ревностно насаждал на их землях новую веру — ревностно и, по всей видимости, безуспешно. За что и удостоился мученического венца близ вятического города Серенска около 1110 года.