Иван Грозный: Кровавый поэт - Бушков Александр Александрович. Страница 20

Одним словом, получалась не смута, а сущая комедия… Тут как раз показалась конница под командованием Ива на Оболенского, связываться с которым из-за его всем известной репутации толкового вояки мало кто рискнул бы. Андрей и не рискнул. Он поспешил сдаться, тем более что Оболенский от имени правительницы дал клятву, что ничего плохого беглецу не сделают.

В Москве, однако, все обернулось иначе. Елена принародно устроила фавориту разнос за то, что он необдуманно давал клятвы, на которые по своему положению не имел никакого права. («Я не имею права подписывать подобные исторические документы», - кричал в аналогичном случае управдом Бунша). Очень может быть, что это ока-залось лишь грамотно разыгранным спектаклем. Как бы там ни было, тридцать сторонников князя Андрея по заговору живописно развесили вдоль дороги на Новгород, его бояр бросили в темницу и его самого тоже. В темнице он через полгода и помер. Претендентов на трон вроде бы не осталось - во всяком случае явных.

А тут под раздачу угодил и князь Михайла Глинский. Старому авантюристу и интригану, полное впечатление, отказало чутье. Он явился к племяннице и на правах ближайшего родственника закатил вдохновенную речь касаемо ее морального облика: дескать, Еленушка, нельзя же так откровенно крутить амуры черт-те с кем на глазах у возмущенной общественности! Да и с боярами следует обращаться деликатнее, не стоит их лишать свободы, словно каких-то простолюдинов… В общем, проявил себя нешуточным борцом за гуманизм и женское целомудрие.

Уж собственную-то племянницу, в которой кипела та же буйная татарская кровушка Глинских, следовало бы знать… Елена, не дослушав высокоморальных речей, крикнула стражу - и дядя Миша оказался за решеткой так быстро, что удивиться не успел. Чтобы ему не тяжело было привыкать к новым местам, его определили в ту же камеру, где он тянул прежний срок. Живым он оттуда уже не вышел - через месяц отдал богу душу. Злословили потом, что его ослепили и запытали насмерть по приказу Оболенского, но данные эти сомнительные. Достоверно известно лишь, что бывшего искателя приключений сначала похоронили у захолустной церквушки за Неглинной, но потом все же перевезли гроб в Троицкий монастырь - как-никак государев двоюродный дед, лежать должен в престижном месте…

Пятилетнее правление Елены Глинской, право же, не самый худший период в истории России. Начнем с того, что ей удалось обеспечить государству прочный мир на все это время. Когда на Русь вторглось литовское войско, русские отряды под командованием Ивана Оболенского остановили неприятеля и перешли в контратаку, вторглись в Литву и в сжатые сроки вышли к ее столице Вильно. Переполох был такой, что Литва моментально согласилась на переговоры и заключила мир. Точно так же, сочетанием военных к дипломатических методов, Елена сумела утихомирить казанских и крымских татар.

После этого она развернула обширную программу строительства - причем не за счет казны, а, как говорится, с привлечением средств населения, и не простонародья - правительница одной ей известными средствами убедила и боярство, и высшее духовенство растрясти свои немаленькие кубышки и выделить деньги на государственное дело. Этот «чрезвычайный налог» не миновал ни новгородского митрополита Макария, ни даже главу русской церкви Даниила. С духовенства собрали еще и деньги на выкуп у татар русских пленников. Оценивать такие действия следует только положительно: как-никак деньги требовали не на пьянки и маскарады, а на очень серьезные дела.

В рамках той программы были построены в Москве каменные укрепления Китай-города (то, что замышлял еще Василий), восстановлены сгоревшие городские стены в Ярославле, Торжке, Владимире, Перми, построены стены гам, где их не было вообще, - в Буйгороде, Устюге, Ба-лахне, усилены укрепления в Новгороде (в те беспокойные времена такие меры были самыми что ни на есть необходимыми). На западных рубежах построили несколько новых городов: Заволочье, Велиж и другие.

Как раз при Елене привели в порядок русскую монетную систему, пришедшую в крайнее расстройство: фальшивых и легковесных, облегченных денег расплодилось несметное количество. Как ни заливали уличенным злоумышленникам в глотку расплавленное олово, других это не останавливало…

Именно Елене Глинской мы обязаны появлением на свет копейки. До этого в ходу были монеты, на которых чеканился всадник с мечом (саблей), они так и назывались- «сабляницы». Елена выпустила в обращение деньги нового образца, где всадник был уже вооружен копьем. Очень скоро их стали называть, как легко догадаться, копейками…

И наконец, Елена покусилась на прежние привилегии родовитого боярства - допустила в боярскую думу кое-кого из «детей боярских» («дети боярские» - это не отпрыски боярина, как кто-то может подумать, а отдельное сословие лиц благородного звания, повыше простого дворянина, но пониже боярина).

Ее и до того откровенно недолюбливали бояре (инородка, развратница, сама дерзает править!), а теперь и вовсе налились злобой. Но что они могли поделать? Елена власть в руках держала прочно, царь Иван был слишком мал, чтобы на него воздействовать - да вдобавок относился к Оболенскому с нескрываемой симпатией… Оставалось шипеть по углам.

Судя по сохранившимся свидетельствам, Елена и Оболенский были абсолютно уверены в своей силе и своем будущем и держались, как законная семейная пара, не соблюдая строго тогдашнего этикета: на богослужении стояли рядом, ездили в одной карете, в поездках ночевали в одной горнице.

И тут, очень похоже, кто-то вспомнил об обстоятельствах безвременного ухода из жизни Дмитрия Шемяки…

3 апреля 1538 г. Елена Глинская, которой не было и тридцати, внезапно умерла без видимых причин. О том, что она до этого чем-то серьезно болела, нигде не сообщается. Вообще летописи, все без исключения, о ее кончине толкуют глухо и невнятно…

Слишком многие в то время были уверены, что ее отравили. В этом, например, нисколько не сомневался австрийский посол Сигизмунд Герберштейн, чьи «Записки» до сих пор считаются одним из ценнейших свидетельств о той эпохе. Славянин по происхождению, он владел русским языком и знакомства в Москве имел обширнейшие…

Предельно подозрительны обстоятельства даже не самой смерти - погребения. Елена, как достоверно известно из летописей, умерла в два часа дня, а похоронили ее в тот же вечер. Такая поспешность полностью соответствует исламской традиции, но абсолютно противоречит православной, вообще христианской. Поневоле начинаешь подозревать, что отравители всерьез опасались видимых последствий - скорого появления на теле следов отравления. Других объяснений попросту не имеется. Как бы к Елене ни относились бояре, она была законной супругой покойного великого князя, матерью юного царя, православной христианкой. Отчего же ее в этом случае поторопились похоронить с небывалой ни прежде, ни после в российской истории быстротой? Никто еще на этот вопрос внятно не ответил…

Легко представить, что бояре выступали гоголем, а довольных улыбок не скрывали вовсе. В нашем распоряжении есть воспоминания очевидца, своими глазами наблюдавшего в тот день сиявшие радостью боярские физиономии. Зовут его Иван Васильевич, прозвище - Грозный: «Михайло Тучков при кончине нашей матери, великой царицы Елены, сказал про нее много надменных слов нашему дьяку Елизару Цыплятеву…»

Ивану в день похорон матери было восемь лет - достаточно зрелый возраст, чтобы запоминать и осознавать происходящее вокруг…

На похоронах плакали только двое, обнявши друг друга, - малолетний великий князь Иван Васильевич и князь Иван Оболенский. Второму пришлось еще хуже: кроме скорби, он прекрасно понимал, что больше на этом свете не жилец…

Так оно и оказалось. Уже 9 апреля его схватили, как выражаются иные авторы, «арестовали», но это совершенно неподходящее определение: арест подразумевает нарушение закона, а Иван Оболенский согласно тогдашним писаным законам не совершил ровным счетом ничего, заслуживающего ареста. Да и уличить его в нарушении каких бы то ни было законов было бы крайне затруднительно. Так что его именно схватили самым беззаконным образом. И через месяц он умер в тюрьме - по некоторым свидетельствам, в той же «шляпе железной», что Андрей Старицкий. Его сестру, няньку малолетнего Ивана, Аграфену Челяднину, всего лишь сослали в Каргополь, где постригли в монахини, - гуманнейшими людьми были бояре, могли ведь и ножиком по горлу полоснуть…