Статус миротворца - Бессонов Алексей Игоревич. Страница 13

Грузовик притерся к левому борту линкора, словно поросенок к ласковой мамочке, и от шлюза громоздкого “Циклопа” неторопливо пополз переходной “хобот”. Несколько минут спустя Хикки и Этерлен, держа в руках дорожные кофры, уже шли по слегка прогибающейся ленте трапа в сторону светящегося прямоугольника распахнутой шлюзокамеры.

В коридоре их встретила подтянутая молодая женщина, оснащенная майорскими погонами. В петлицах неярко серебрились молнии начальника связи. Этерлен с некоторой плотоядностью оглядел ее стройные ноги, облитые черными форменными чулками, и приготовился к дежурному комплименту.

– Вахтенный начальник майор Робинсон, – отрекомендовалась дама, и Хикки с генералом едва не присели: она говорила настоящим, добротно прокуренным унтер-офицерским басом, глубоким настолько, что от него, казалось, гудели в ответ бронированные переборки.

Для того чтобы прийти в себя, Этерлену понадобилось некоторое время.

– А где Лоссберг? – спросил он, забыв о необходимости представиться.

– Лоссберг сидит с командиром, пьет ром и рассуждает об эманациях высших энергий, – равнодушно ответила майор Робинсон. – Идемте, джентльмены.

Когда перед ними разъехались полированные двери командирского салона, Хикки увидел следующую картину. Лоссберг, одетый в расшитый узорами шелковый халат, сидел в глубоком кресле перед старинным деревянным столом, на котором покоилась наполовину выпитая бутыль рому, стаканы и безразмерная серебряная пепельница, наполненная грязными салфетками вперемешку с сигарными окурками. На краю стола стоял тазик, из него торчали обглоданные кости какой-то птицы; под столом валялись две пустые бутылки из-под рома и несколько банок из-под соков. Напротив Лоссберга, подперев щеку ладонью, задумчиво щурился Кришталь. Выглядел он даже по флотским меркам странно: на макушке отсвечивала небольшая лысинка, зато имелись три хвоста – один, рыжий и пушистый, шел от затылка до самой задницы, а еще два, тоже рыжие, но более скромные, свешивались со щек. Усы и борода при этом отсутствовали. На Криштале были тесные форменные шорты и рубашка с полковничьими погонами. Слушая Лоссберга, он то и дело приподнимал то одну, то другую ногу и шустро скреб рыжеволосые лодыжки.

– Ха, – произнес он, узрев распахнувшиеся двери, – а вот и наши пассажиры.

– Выдай им стаканы, Сэмми, – приказал Лосеберг с явным удовольствием в голосе.

– Я не буду, – быстро сказал Этерлен.

– Ты? Будешь, будешь… А, Хик, старый перец!.. Давненько мы с тобой не виделись. Присаживайся, старина: у меня нынче прекрасный ром и такое же прекрасное настроение.

Кришталь принес пару высоких стаканов и коробку шоколадных конфет. Усевшись в кресло, Хикки вдруг заметил, что рядом с Лоссбергом на широченном подлокотнике лежит какой-то фолиант в тисненном золотом переплете из натуральной кожи.

– Что это у тебя за букварь? – поинтересовался он.

– Так, для развития моего скудного ума. Что ж, Сэмми, наливай дорогим гостям!

Этерлен посмотрел на Кришталя с откровенным ужасом, но предложенный стакан все-таки взял. Было ясно, что Лосеберг их в покое не оставит.

– Куда полетим? – беззаботно осведомился Кришталь.

– Корабль, который мы должны догнать, сорок часов назад вышел с Беатрис в направлении на Килборн. Нам обязательно надо его достать раньше, чем он доберется до финиша. Или по крайней мере сделать так, чтобы он туда добрался.

– Что-то я не понимаю, – нахмурился Лосеберг, – так догнать или?..

– За ним по пятам идут лидданские пираты. Возможно, где-то на подходе к Килборну их ждет подкрепление. Наш, так сказать, приятель об этом не знает. Понятно?

– Какое у него корыто?

– “Трэйсер”, в отличном состоянии.

– Значит, он и сам сможет продержаться какое-то время. А вот что касается точки рандеву…

– Я совсем плох в навигации, – признался Этерлен. – Может, Хикки сообразит?

Кришталь презрительно махнул рукой и закатил глаза.

– Через двадцать два часа, – сказал он, – плюс-минус на подмыться. Через двадцать два часа мы будем в точке рандеву.

Не обращая никакого внимания на остальных, он подошел к пульту и вызвал вахтенного офицера, затем штурмана. Несколько минут спустя по всему телу “Циклопа” пробежала довольно ощутимая волна вибрации. Ударив эволюционными двигателями, громадный линкор начал выбираться за пределы системы.

– Мне срочно нужна связь, – подпрыгнул вдруг Этерлен. – Штрих-кодер и – дальняя, срочно.

Кришталь снова вылез из кресла.

– Ну, что у нас на этот раз? – лениво спросил Лоссберг, глядя, как Этерлен колдует над пультом, набирая позывные.

– Да дурное, в общем-то, дело, – ответил Хикки. – Ты слышал о таком джентльмене, как Каспар Кирпатрик?

– Я даже за ним гонялся. – Лоссберг вновь наполнил свой стакан, с задумчивостью пригубил и потрепал ладонью корешок своего фолианта (Хикки никак не мог разобрать название книги). – А потом мне сделали небольшое обрезание и сказали, что ни-ни, что Касггарчик – цаца и трогать его не следует. А то со мной будет бяка, вот как. Вообще, если честно, пошли б вы все к черту в жопу! – добавил он с горечью. – Уж так мне надоели ваши интриги, что сил нет. Ерунда ведь получается: того трогай, этого не трогай… а потом все опять шиворот-навыворот.

Хикки залпом допил свою порцию и проследил, как Кришталь наливает ему по новой. “Кажется, я начинаю кое-что понимать, – сказал он себе. – Очевидно, за последние пять лет в мире действительно многое изменилось. Раньше СБ не решалась играть с такими уродами, как Каспарчик. Всякие, конечно, бывали, но больше как-то по мелочи: крупную рыбу старались давить без компромиссов. Видно, дела действительно стали плохи”.

– Так это Каспарчика нам надо дотащить до Килборна? – спросил молчавший до того Кришталь. – Ну, анекдот! Его как: своим ходом или это вот… в упаковке?

– Живым и здоровым, – вздохнул Хикки. – От него сейчас очень многое зависит. Целая сверхсекретная разработка…

– Пошел ты со своими секретами, – фыркнул Лоссберг. – Я их всех… Слушай, – обратился он к Кришталю, – ты не кормил Этерлена лимонами?

– Лимонами?! – не понял тот.

– Или хурмой… Ты посмотри на его рыло! Что это он такое съел, а?

Все посмотрели на Этерлена. Его голова была окутана полупрозрачной сферой индивидуального аудиополя, но Хикки хорошо видел, что лицо генерала выглядит чрезвычайно кисло. Можно подумать, что кто-то действительно заставил его сунуть в рот пару лимонов.

– В самом деле, что это с ним? – удивился Хикки. – Я его таким еще не видел.

– Подозреваю, что его кто-то зверски обрадовал. Его верхние врата сжались, и энергетически он сейчас слабее чахоточного. Когда закончит, ему надо будет выпить, – решил Лоссберг.

Хикки не слишком понял, о каких вратах толковал проспиртованный ас, но насчет выпивки он оказался безусловно прав: закончив беседу, Этерлен без сил упал в кресло и залпом употребил стакан рому.

– Закусил бы, – участливо предложил Хикки, пододвинув ему коробку с конфетами.

– Отстань… Я вас поздравляю, джентльмены: главкомом ВКС назначен маршал Гласс.

– О, – сказал Лоссберг, и в салоне повисла тяжелая тишина.

Маршала Гласса они все знали очень хорошо. Махровый армейский дуб, девяностолетний трезвенник и резонер, он превратил Генштаб в совершенно закосневшую структуру, способную лишь на создание бесчисленного количества циркуляров и инструкций, которые поражали своим идиотизмом даже старых, кадровых дуроломов. Гласе же, беспрестанно интригуя, добился отставки большинства грамотных молодых маршалов, засадив Генеральный Штаб ВКС порослью таких же, как и он сам, желчных маразматиков. Носить эполеты они еще могли, но вот разбираться в стремительно меняющейся обстановке последних предвоенных лет – уже никак.

– Для нас это меняет очень многое, – промычал Этерлен. – Ты понимаешь?

Хикки понимал. Теперь уже не Флот будет выполнять директивы СБ, а скорее наоборот. Раз на “троне” расселся Гласе, значит, флотскую разведку возглавят его приятели с палочками, извлеченные из небытия полузаброшенных гарнизонов, где они сидели, как старые грибы, в ожидании своего срока. Энергичное поколение сорока–пятидесятилетних немедленно отправят в отставку, а на их место сунут столетних старцев, с которыми нынешний главком когда-то начинал службу. Вся эта публика терпеть не может “умников в черном”, имеющих привычку совать нос в каждую дырку, и, естественно, благодаря им сорвутся десятки наработок, на которые были потрачены годы.