Бесчисленные времена - Браннер Джон. Страница 15
— М-м! Очень красива! Хотелось бы мне выглядеть так. Гвинейки весьма сексуальны, вы не находите? Дон Мигель, мне нравится, что вы так мило шокированы. Ваше лицо пылает, как стеклянные шары со свечами, что развешаны на деревьях.
Она, улыбаясь, плюхнулась на мягкую кушетку, обитую кожей с золотым тиснением, и взяла бокал. Дон Мигель торопливо схватил второй, чтобы ответить на ее «скооль!»
— А теперь докладывайте! — скомандовала она, утирая губы. — Я поняла, что вам здесь все не по душе, еще до появления маркизы ди Хорке. Надеюсь, я тут ни при чем. Но если мое общество вам в тягость, то скажите, я не стану впадать в истерику! Ненавижу заплесневелый обычай навязываться, чтобы только не нарушать приличий…
— Отнюдь! — перебил дон Мигель. — Расстроен я вовсе не потому, что мне предложили за вам ухаживать!
— Тогда вас угнетает перспектива обливаться потом в этой духоте, отдавая дань вежливости. Скажите, что еще предстоит на сегодняшнем приеме?
Стена отчуждения рухнула. Дону Мигелю понравилась обезоруживающая откровенность молодой женщины. Он тихо хохотнул и развеселился.
— Ну что ж, откровенность за откровенность, — начал он. — Ничего нового уже не случится. Часу эдак в девятом Красный Медведь, который слаб к огненной воде, как и все мохауки, объявит, что ему нет равных в игре на барабане. Посол Конфедерации разделает празднество под орех, утверждая, что ему никогда не сравниться с зимним карнавалом на Неве. После этого все начнут накачиваться вином, потому что говорить станет не о чем. К полуночи явится падре Рамон, чтобы справить мессу в капелле Службы, и после этого члены королевской фамилии покинут зал. Тут все сразу перестанут важничать, а юные сотрудники и кандидаты Службы сумеют, быть может, повеселиться. Сейчас многих из них просто нет. У них хватило ума остаться в городе и развлекаться, как душе угодно… За исключением тех бедолаг, которые сегодня дежурят.
— Звучит обескураживающе, — задумчиво сказала Кристина. — Я бы охотно присоединилась к тем, кто будет действительно веселиться… Вы обязаны участвовать в полуночной мессе?
Мигель огорченно кивнул.
— Это касается любого сотрудника Службы, который достаточно трезв или, по крайне мере, выглядит трезвым. Месса — главное событие года.
Он не стал объяснять, почему мессе придается такое значение. Некоторые вещи ни к чему знать посторонним.
Кристина решительно поднялась и заявила:
— Мигель, предлагаю присоединиться к людям, которые веселятся. Мы успеем побывать в Лондресе и вернуться к богослужению? Да? Тогда поищите экипаж.
У дона Мигеля отвалилась челюсть.
— Вы знаете… — сказал он, с трудом возвращая ее на место, — это великолепнейшая идея!
Глава третья
Какое это счастье — бродить в толпе веселых людей под руку с красивой девушкой, дурачиться под прикрытием полумасок, купленных у бродячего торговца, хохотать чаще, чем когда-либо. Дон Мигель был по натуре серьезным человеком, пожалуй, слишком уж серьезным, решил он, глядя на Кристину.
Они добрались до северного берега реки и вышли из экипажа. Купили в будке на колесах горячие каштаны и глинтвейн, посмотрели на выступления акробата и фокусника, поглазели в аллее королевы Изабеллы на африканских зверей в клетках, присоединились к труппе уличных музыкантов и с удовольствием подпевали их обширному репертуару фривольных песенок. А потом оказались в центре города, на Имперской площади, куда сходились пять главных улиц. Внизу с шипением плевались искрами шутихи, в небе взрывались гроздья фейерверка, капелла исполняла народные мелодии, а люди танцевали прямо на улице. Похолодало, и Кристина, на которой поверх тонкого вечернего платья был наброшен легкий прогулочный плащ, побежала к костру греть руки. Она откинула на спину длинные светлые волосы и повернулась к дону Мигелю, блестя глазами сквозь прорези черной полумаски.
— Ах, Мигель! Никогда бы не подумала, что жители вашего туманного острова умеют так веселиться.
— Покорив Англию, мы, испанцы, принесли с юга немного солнца, — улыбнулся Наварро. — Конечно, не всем по нраву подобные праздники, словно развлекаться — грех, но, слава Богу, таких ханжей немного. Скажите, а наши развлечения очень отличаются от тех, к которым вы привыкли у себя на родине?
— О, только внешне. Естественно, у нас гораздо холоднее. Зимой мы катаемся на коньках или на лыжах. Пока лежит снег. Но, в принципе, все то же самое, — она повернула свое раскрасневшееся лицо. — Ой, Мигель, почему вы печальны? Что случилось?
— Я вспомнил… — он помедлил. Раньше он никогда бы не доверил своих мыслей посторонней молодой девушке, пусть даже благородного происхождения. Однако Кристина была так непохожа на остальных… — Я вспомнил другие праздники, на которых побывал. В других местах и в другие времена, — продолжил он. — Праздник ацтеков в честь Ксипа, лишенного кожи божества, на котором жрецы были одеты в человеческую кожу и занимались ритуальным каннибализмом после того, как вырывали сердце из жертвы.
— Вы это видели?
— Да, видел. А в Большом цирке Древнего Рима гладиаторы умирали только для того, чтобы удовлетворить зрителей, жаждущих крови. И…
Он зябко повел плечами.
— Не удивительно, что вы помрачнели, — заметила Кристина. — Извините, что я иронизировала. Это, должно быть, нелегко — носить в себе такие воспоминания.
— Это не так тяжело, как кажется. Бывало же в прошлом и безобидное веселье вроде нынешнего. Чопорным людям и пуританам, осуждающим веселье в новогоднюю ночь, стоило бы стать терпимее — мир изменился к лучшему. Что бы они запели, если бы мы все еще публично убивали друг друга ради какого-то ритуала?
Кристина молча кивнула, взяла его под руку и увела от костра.
— Я так хорошо согрелась. Странно, хотя здесь, в Лондресе, не так холодно, как дома, но до костра я успела промерзнуть до костей. Наверное, виновата влажность, к которой я просто не привыкла. Как это она выносит такой холод? — Кристина высвободила руку и указала на что-то на другой стороне площади.
Сначала Мигель не понял, о чем это она; но два молодых парня заметили ее жест, подняли головы и удивленно засвистели.
— Гляди! — толкнул один другого. — Нет, ты только глянь!
Глаза второго полезли из орбит.
— Пьяная или сумасшедшая? — спросил он. — Так себя вести!… Наверное, сумасшедшая.
— Какое интересное сумасшествие! — воскликнул первый.
Дон Мигель, наконец, разглядел, кого они обсуждают, и решил, что у девушки мозги не в порядке. Костюм ее казался нелепым даже в эту ночь, когда прохожие щеголяли в самых фантастических нарядах. Он состоял из голубых перьев, приклеенных к коже на бедра, ягодицы и живот до пупка. На ногах красные башмачки, на запястьях — нитки жемчуга, на лице, плечах и груди — желтая раскраска. Похоже, она попала на Имперскую площадь с набережной, и теперь стояла посередине, озираясь, словно загнанный зверь.
Из толпы послышались смех и ругательства, музыка смолкла. Пожилой господин ухватил за рукав гражданского гвардейца и негодующе тыкал пальцем в сторону девушки в перьях. Дон Мигель не расслышал слов, но их значение не вызывало сомнений.
— Держите ваше мнение при себе! — закричал ему ухмыляющийся парнишка. — Нам нравится, в чем она расхаживает!
Мигель подумал, что негоже дочери герцога взирать на полуобнаженное тело, но Кристина ничуть не смутилась — она с любопытством разглядывала девушку в голубых перьях.
— Мигель, такого я еще никогда не видела! Откуда она взялась, как вы думаете? Откуда-то из тропиков? Из Азии? Из Африки?
При этих словах Мигеля охватило предчувствие, но чего именно, он не успел осознать. Несколько подвыпивших мужчин, похотливо ухмыляясь, медленно двинулись к девушке. Та сжалась в комок, затравленно озираясь.
Назревало отвратительное зрелище.
— Кристина, — тихо сказал дон Мигель, — нам лучше отсюда уйти.
— Еще лучше было бы прижечь задницы гвардейцам и проследить, чтобы они помогли бедняжке, пока ее не изнасиловали!