Не имей сто рублей... - Горбачевская Елена. Страница 16

Наскоро пообедав сухим пайком, мы продолжили наши мытарства. Похоже, эта неудавшаяся автострада никого не интересовала в принципе, поскольку во многих местах ее перегораживали стволы упавших деревьев. Я совсем выбивалась из сил, но старалась виду не показывать. Только ведь мы с Сережей слишком давно знаем друг друга!

— Потерпи, Аленушка, еще совсем немного! — то и дело слышалось сзади.

И тем не менее он собирается уходить. Потому, что я стала для него чужой. Насколько чужой? Может быть, уже даже неприлично переодеваться в его присутствии? Бред какой-то.

Вскоре дорогу нам перегородил такой огромный завал, что объехать его не было никакой возможности. Единственную надежду вселяла небольшая дорожка, ответвлявшаяся от недоделанной трассы. Правда, шла она не на юго-запад, а прямо на юг. Но делать нечего, свернули на нее, рассудив, что куда-нибудь она нас в конце концов все-таки приведет. Эта дорожка была проселочной, и уже довольно давно ею практически не пользовались, она кое-где поросла травой. В глубоких рытвинах стояла вода, но их без труда можно было объехать, а по самой дорожке велики катили весело и резво. Лес обступал нас со всех сторон, но вот впереди показался просвет. Наверное, деревня, подумала я. Хорошо! И молочка возьмем, и дорогу спросим. Мои мужчины тоже слегка воспряли духом.

Не тут-то было. Нашим глазам открылась совершенно фантастическая картина. Сваленный лес, словно небрежно выкошенный лужок, простирался полосой шириной метров триста и длиной от горизонта до горизонта. Некоторые сосны были вывернуты с корнем, некоторые сломаны, а иные — согнуты, словно травинки. Издали они своими комковатыми кронами напоминали траву ежу, которую в народе называют псевлюем. Будто пьяный великан-косарь здесь резвился. И сама собой вспомнилась легенда о лесном царе…

Перебраться через этот бурелом, пересекающий нашу такую уютную дорожку, нечего было и думать. Оставалось только повернуть назад и через какой-то километр свернуть еще на одну дорожку, еще меньше прежней, которая вела вообще на юго-восток. Но сейчас это не было важно. Скорее бы выбраться только из этого зловещего места! Тем более что солнце уже начинало клониться к закату.

Так мы и ехали, не зная куда, по лесной дорожке. Точнее, даже по тропинке. Надо было вставать на ночлег, но поблизости не было ни одной деревни, а, следовательно, ни одного колодца с водой. Так что приготовление ужина становилось довольно проблематичным. Но вот в сплошной стене леса стало проглядывать алеющее вечернее небо. Может быть, деревня? Исполненные надежды, мы из последних сил двинулись на этот просвет. А фиг вам, индейская избушка, как говорил Шарик из Простоквашино. Мы оказались на берегу озера.

Более мрачного места мне никогда не доводилось видеть. Изрезанная котловина со всех сторон была окружена густым лиственным лесом, а по краям заросла камышом и осокой. Вода была такой же черной, как состояние моей души. Под свинцовым вечерним небом — ни всплеска, ни ряби на его темной глади, больше напоминающей нефть или мазут, чем воду. Да еще и почти вся его поверхность заросла ряской изумрудно-зеленого, какого-то даже неестественного цвета. И, словно призраки, выглядывали в местах, свободных от этой ряски, мрачные отражения деревьев в черной воде. Кое-где из глубины торчали упавшие и сгнившие стволы, также покрытые ряской и тиной, развевающейся в воде словно диковинная борода водяного.

Дальний от нас берег, похоже, вообще был заболочен, поскольку заросли камышей тянулись до самого горизонта. Да и поблизости буквально на каждом шагу между корней попадались бочаги с такой же черной, неприятной водой. Впереди, вдоль нашего берега, параллельно тропинке тоже валялись вывернутые деревья, а что, что находилось дальше, скрывал плотный как молоко туман. Казалось, он клочьями выползал прямо из центра бурелома и спускался к берегу. Бр-р-р!

— Да уж, приехали! — почесал затылок Сережа.

— Сдается мне, что как раз на то самое легендарное Черное озеро мы и попали, — добавила я. — Что делать будем?

— Даже не знаю, — ответил муж. Пока еще муж. — Надо бы на ночлег вставать, потому что ночью мы еще больше заблудимся. Сухим пайком перекусим, а утром разберемся, что к чему.

— Почему сухим пайком? — вмешался Саня.

— А на какой же воде ты собираешься кашу варить? На этой черной, что ли?

— Ну зачем же. Во-он там что —то журчит, — показал он вправо. — Наверное, ручей.

И точно. Мы прислушались и тоже услышали звон ручейка. Надо же, молодец Санька! Недаром столько лет музыкой занимался, слух что надо!

Папа принялся ставить палатку, а мы с сыном отправились на поиски источника. Пока мы перелезали через пару-тройку поваленных деревьев, звук стал намного отчетливей. А вскоре показался и сам ручеек. В отличие от озера, он был прозрачный и чистый. Но мы решили еще немного пройти вверх по его течению, надеясь добраться до самого источника. И точно. Буквально метров через тридцать мы на него наткнулись. В густых кустах зиял провал, и буквально чуть ли не из-под корней дерева бил ключ. А все пространство вокруг заросло лопухами в Санькин рост. Причем прямо рядом с источником красовался огромный пень-выворотень, который не был следствием недавнего урагана, а существовал в своем нынешнем виде по крайней мере уже несколько лет. А под ним, под свисающими подгнившими корнями, из влажной, черной, жирной земли торчали три гриба-навозника гигантских размеров. Ну чем не логово Бабы-Яги?

Уже почти в темноте мы сварили кашу и укладывались спать. Но несмотря на жуткую усталость этого дня я никак не могла уснуть. Боль немного утихла, но все же… Вот один день из этого месяца и прошел.

В связи со странным местом нашего ночлега мне вспомнилась одна давняя история. Это был наш самый первый велосипедный поход. Мы тогда очень неудачно нагрузили велосипеды, повесив тяжелый груз на передние багажники, и поэтому ехали очень медленно, с каждым километром выбиваясь из расчетного графика. К тому же Сережин задний багажник, купленный «с рук» в самый последний момент, тут же нас подвел. Он прогнулся, и тяжеленный рюкзак давил на колесо, совершенно не давая возможности ехать. В конце концов Сережа плюнул на все это и взгромоздил рюкзак себе на плечи. Правда, в таком виде тоже далеко не уедешь. Вот и получилось, что надвигалась темнота, а вдоль дороги шли сплошные населенные пункты. Ну, право же слово, не встанешь же с палаткой в чьем-нибудь огороде! Наконец, заборы и домики закончились и показался какой-то лесок. Который через каких-то полкилометра обрывался, и снова шли заборы и домики. Делать нечего, завернули мы к этому лесочку. А, надо сказать, незадолго до этого прошел довольно приличный дождик, и теперь со всех деревьев этой рощицы нещадно капало. Из-за густой листвы травы внизу почти не было, только кое-где сквозь мокрую глину пробивались редкие стебельки. Начитавшись до этого Даррела [3], мы тут же окрестили место нашего ночлега «пьяным лесом». Но выбора не было, пришлось там и заночевать.

Сейчас все было очень похоже. Почти такой же «пьяный лес». Только за одним существенным исключением. Тогда у нас впереди были еще годы счастливой жизни вместе. Масса трудностей, разочарований, но насколько больше простого человеческого счастья. Гораздо больше! А, самое главное, тогда мы были вместе. Не то, что сейчас.

Как бы хотелось вернуть то время! Попасть на несколько лет назад, не допустить этих мелких ошибок, которые в итоге сложились в одну роковую!

…и поэтому ему приходилось обращаться за опытом в прошлое, связывая эти моменты единой незримой нитью, словно бусинки, присоединяя их один к другому. Но это тоже было сделать довольно непросто. Поскольку даже в этом, даже в такой малости он был полностью во власти линейного времени, которое незатейливо, неторопливо текло на планете. Он сильно зависел от годового обращения планеты вокруг светила, а также от ее суточного вращения. То есть он мог соединиться, слиться только с теми моментами собственного прошлого, которые приходились только на тот же сезон планеты. При этом максимально доступным эпизодом, первой «бусинкой» в его ожерелье всегда становился эпизод, произошедший в то же самое время суток. К остальным он добирался дольше и сложнее. А иногда приходилось надолго уходить в собственное прошлое, поскольку только там, в прошлом своем опыте он мог почерпнуть информацию о восстановлении своей структуры после каких-либо очередных повреждений. Причем способ восстановления полностью зависел от их механизма и характера. Так что почти каждый раз «рецепт лечения» был другим. И за некоторыми из них приходилось уходить в прошлое так далеко, что он даже почти полностью вспоминал себя. Но сейчас пока до этого было еще далеко. Он просто соединился с прошлым периодом своей активизации, приходившимся на такой же сезон годового обращения планеты в надежде получить нужную информацию…