Приглашение в Ад - Щупов Андрей Олегович. Страница 33

Поймав унылый взгляд черного, как сажа, человека, Вадим поманил его пальцем. Пленный будто и не заметил жеста, устало смежил веки.

– Подойди! – крикнул Вадим. – Хлеба дам!

Это подействовало. Глаза лежащего приоткрылись, Вадим заметил, что смотрят на него и другие пленники. Чтобы негроподобный человек не сомневался в сказанном, Вадим достал из кармана и продемонстрировал черствый ломоть. Через несколько секунд пленный стоял уже рядом и, неустойчиво покачиваясь на ветру, протягивал за хлебом тощие руки – не одну, а сразу две, чтобы, не дай Бог, не выронить горбушку на землю, где ее, разумеется, тут же подхватят другие.

– Не торопись, – потирая саднящее плечо, Вадим изучающе всматривался в темное широкоскулое лицо. Выглядел крашеный неважно. Грязновато-синий хохолок на голове и действительно, какой-то зеленоватый оттенок кожи. Занятное сочетание! Черное, да еще зеленое?… Разросшаяся переносица делала мужчину еще более похожим на негра, и все-таки негром он не был. Что-то глубинное переключилось внутри этого человека, взвело иные пружины, раскрутив позабытые коды, активизировав деятельность одних желез и притормозив работу других. Вадим не питал суеверных предубеждений в отношении крашеных. «Глобальный кризис всех жизненных функций, – объяснял Воздвиженов. – Голод, затянувшийся стресс, постоянная угроза смерти – на подобное организм просто обязан как-то реагировать. Вот он и реагирует. У одних это нервная сыпь, у других навязчивые фобии, выпадение волос. А сколько еще разных сюрпризов таит природа! Ускоренная регенерация, чувствительность к метафизическим энергиям, адаптационная технология и так далее и тому подобное. Заяц-русак зимой белеет, летом сереет. Мех ежегодно претерпевает линьку. Вот и сейчас мы имеем дело со своеобразной линькой. Под натиском радиации и прочих мирских радостей организм в ускоренном режиме начинает перебирать всевозможные механизмы самозащиты. Белое темнеет, резцы сменяются клыками, кости утолщаются. И ничего необычного! То есть, действительно ничего, если бы не этот их идейно-криминальный бзик,…»

Вот тут он был прав. Именно бзик. Из-за этого самого бзика недолюбливал крашеных и Вадим. И негра синеволосого он подкормил отнюдь не из сострадания, – просто нужно было порасспросить человека. О том, о сем, и в частности о таком пустяке, как планы террористов на текущий политический момент.

Достав сигарету, Вадим чиркнул спичкой, неспешно закурил. Спрашивать следовало вдумчиво и осторожно, – в качестве объекта для расспросов приблизившийся к броневику человек-скелет не слишком-то годился.

– Сколько вас там всего? Двадцать? Пятьдесят?…

Сначала крашеный кивнул, потом покачал головой и только после этого, не прекращая жевать, с явственной заторможенностью ответил:

– Когда шли сюда, много было. Около сотни. Потом разбрелись, многие отстали…

Понятно. Вадим кивнул. Отстали, стало быть, не дошли, ноги протянули. А останавливаться и поднимать у крашеных не принято, не тот народ и не те идеи.

– Так вы что, в самом деле хотели взорвать завод?

– Мы?… Завод? – кажется, мужчина по-настоящему удивился. Веки его мутно заморгали, словно этим своим порханием помогали пленному припомнить первоначальные намерения террористов. С горбушкой он успел покончить, и, совершив последние поршневые движения, острый кадык его замер в голодном ожидании. Вадим невольно пожалел, что скормил всю горбушку разом. Надо было давать кусочками.

– Так что там насчет взрывчатки? Динамит, аммонал? И сколько у вас вообще оружия? Автоматы есть?

Пленный кивнул. С усилием припомнив что-то, сбивчиво заговорил:

– У Кормчего – у него все вооружены. Патроны есть. В сумках несли. А взрывчатки нет. И еды никакой. Уже несколько дней. Хотели здесь что-нибудь найти.

– Здесь? – Вадим удивился.

Голова мужчины заходила вверх-вниз. Больше это напоминало движения робота.

– Ну да, поесть что-нибудь. Кормчий сказал, в центральных лабораториях, наверняка, отыщется. Вот и пошли.

– Дурень! – крикнул Панчуга. – Тебя про взрывчатку спрашивают!

– Не-е… Мы поесть искали. У Кормчего гранаты – две штуки. Я сам видел. Он сказал, здесь будет еда, я и пошел.

– Уже который раз слышу про этого Кормчего, – пробормотал Дымов.

– Ага, он у них, видать, за вождя. Только вожачок тоже, кажись, отощал. Потому как не взрывать они сюда приплелись, а в надежде пожрать что-нибудь. Тут же специи раньше делали, добавки в муку, смеси витаминные.

– А на фига тогда ультиматум посылали?

– Какой ультиматум?

На лице крашеного отражалось такое неподдельное изумление, что Вадим не стал ничего объяснять.

– Ясно, – прокряхтел он. – Кто-то опять этих бедолаг крайними выставил. Ох, доберусь я когда-нибудь до муниципальных интриганов!..

Пленный тем временем никак не желал сообразить, что кормежка кончилась и добавки более не ожидается. Опершись о броню, он стоял и ждал. Поймав жадный, застывший на сигарете взгляд крашеного, Вадим, помешкав, протянул ему окурок. Трясущиеся пальцы метнулись навстречу. Сигарета, конечно, упала на землю, но крашеный тут же поднял ее, неловко сунул в рот. Затягивался он удивительно медленно, полузакрыв глаза, долго не выдыхая. Когда же наконец выдохнул, воздух перед ним так и остался чистым. Легкие мужчины впитали в себя все без остатка. Впрочем, это было видно невооруженным глазом. От одной-единственной затяжки крашеный «поплыл». Качаясь, оперся о броневик.

– Кончать таких надо, – Панчуга длинно сплюнул. – Сидели бы и не дергались. Чего поперлись? Так нет, взрывать надо, борзоту всем свою доказывать. Мол, тоже крутые и все такое.

Вадим взглянул на механика с косым прищуром.

– Заводи, поехали.

Когда было нужно, Панчуга не задавал лишних вопросов. Легким он был на подъем человеком. Егор-Егорша, Панча-Панчуга… Пульхен, заслышав рокот мотора, заторопился к ним. Вадим протянул руку пленному, с натугой втянул на броню. Самое смешное дело – раненому тащить доходягу. Чуть было сам не слетел, едва удержался.

– Не бойся, герой. Скажешь пару слов своим, и разбежимся. Мирно, без репрессий. Это могу обещать твердо.

– Что ты надумал? – крикнул подбежавший Пульхен.

– Взрывчатки, у них судя по всему, нет. И вообще намерения у наших гостей самые несерьезные. Заедем к ним прямо на машине. Заодно потолкуем.

Пульхен взгромоздился на броню, сосредоточенно кивнул.

– Надо было сразу попробовать их разговорить, а эти олухи пальбу подняли.

– Да ладно. Немного стрельбы тоже не помешает. – Вадим махнул рукой. – Пусть знают, что мы ребята тоже серьезные. Разговорчивей будут.

До центральных корпусов доехали молча. А после навстречу поднялась пропыленная фигура дружинника, лениво замахала оружием.

– Дальше нельзя, стрелять будут. – Предупредил механик.

– Можно, Панча, можно, – Вадим хмыкнул. – Будут или не будут – это еще посмотрим.

– А если все-таки будут?

– Тогда мы им тряпочкой помашем. Беленькой. Найдется у нас белая тряпочка?

– Белая? Да откуда? – Егор изумился, и Вадиму почудилось, что в голосе механика слышится даже некое негодование.

– Значит, вопрос отпадает сам собой. Поедем без тряпки.

– Не шали, Вадим, – полковник задумчиво смотрел на застекленный фасад центрального цеха. Стены здания роились звездными выщербинами, стекла торчали из рам кривыми заскорузлыми клыками… Обернувшись, Пульхен толкнул пленного в бок.

– Скажи своим, что никого не тронем. Пусть выходят. Или пропустят к себе на переговоры.

– А еще предложи им очередь в городской распределитель, – ехидно добавил Вадим. – Ладно, шучу. Сбегай к ним, друг, и скажи, что два добрых молодца желают с ними поболтать. Только чтобы без дураков. Иначе вдребезги разнесем всю эту халабуду.

Пленный кивнул, хотя и без особого энтузиазма.

– Дай ему что-нибудь, – предложил Вадим. – У меня больше ничего с собой нет.

Пульхен со вздохом достал из-за пазухи надкусанную галету, протянул мутанту.