Как закалялась жесть - Щеголев Александр Геннадьевич. Страница 60

— Вы правда муж Эвглены Теодоровны?

— Свидетельство о браке где-то завалялось. Спасибо, что напомнил. Потом покажу, если надо.

— Ваша враждебность, простите, кажется мне странной, учитывая деловые отношения, связывающие нас. Зачем эти унизительные вопросы?

— Ах, унизительные? Сказано: если карлик вас унизил, значит, он выше.

Копытьев-младший вспыхнул:

— Не смешно.

Саврасов широко улыбнулся. Пистолет он так и не убрал: оружие в его руке ни на секунду не теряло гостя.

— Ты, парень, объясни толком: с какого перепоя тебе приспичило жрать наши мозги? Мне просто любопытно.

— Фишка в том, — заговорил гость, поглядывая на пистолет, — что в коре головного мозга, в двигательных центрах, вырабатываются так называемые прионы. Это фрагменты белковых молекул, наподобие вирусов, фактически высокоорганизованная живая материя. Их много разновидностей. Есть патогенные, но есть и такие, которые растормаживают онтогенетическую память, вызывают перерождение организма. В них все и дело…

— Это-то понятно, — перебил его собеседник. — Бонус в чем?

— Ну, например, я перестал болеть. Ускорилась регенерация тканей. Я специально проверял — порезы заживают в полтора-два раза быстрее. Возросла скорость реакции, снизился болевой порог… и тому подобное. Способность к суггестии в явном виде пока не проявились, но это, вероятно, вопрос времени…

— Ладно, — пожал плечами Саврасов. — Каждый сходит с ума по-своему… Помнится, ты собирался сделать Эвглене какое-то предложение?

Копытьев-младший приободрился. Наконец-то заговорили о деле!

— Да, предложение. И Эвглене Теодоровне, и всей вашей фирме. Я пока тезисно изложу, более развернуто — потом. За последние несколько дней ваши поставки заметно интенсифицировались, а сегодняшние три дозы (кивнул на контейнеры ) настолько своевременны, что выводят наши контакты на совершенно новый уровень. Видите ли, я взял на себя ответственность и основал Общество российских тенятников, сокращенно ОРТ. И теперь, с вашей помощью, я могу обеспечить моих товарищей «дозами» в необходимых количествах, не вымеривая по граммам, как было до сих пор…

— Так ты не один такой?! — потрясенно спросил Саврасов.

— Нас уже пятеро.

— Пятеро! Нет, мужики, рубить отростки не по моим силам, — выразился он непонятно. — А что за предложение?

— Наше общество готово помочь поставщику. Мы можем приводить вам скот. Бесплатно. Вернее, в качестве платы мы просили бы «дозы». Остальные запчасти нас не интересуют, равно как и деньги. А еще, возможно, вы с супругой и дочерью сочтете возможным к нам присоединиться…

— Ну да, и у меня обратно отрастут ноги, — Саврасов загулял желваками. — Есть встречное предложение, малыш. Не Эвглена к тебе, а ты к ней присоединишься…

Я приказал этому гаденышу подойти к лестнице. Приказал глянуть вниз, где подвал.

— Ты хотел ее видеть? Смотри.

Эвглена смирно возлежала на носилках, отдавая миру остатки тепла.

У другой стеночки покоился Стрептоцид; он не двигался, а его рука, сжимавшая самодельный тампон, была безвольно откинута в сторону. Видимо, потерял сознание.

Не дожидаясь, когда продюсерский сынок выйдет из транса, я сильно толкнул его в поясницу. Однако он не упал, как следовало ожидать, не покатился по ступеням навстречу своей благодетельнице. Нет, он сделал несколько мелких шажков вниз, легко удержав равновесие, и развернулся, явив мне бледное разобиженное лицо. И тогда я выстрелил…

Попал, куда метил — в бедро. Гаденыш, не обращая внимания на рану, попер наверх. Я выстрелил еще раз, почти в упор, но теперь почему-то промахнулся — мишень неожиданно вильнула, огибая меня. Он прыгнул вглубь гостиной… именно прыгнул! С простреленной ногой! Похоже, болевой порог у него и правда был снижен, если вообще существовал…

Один за другим он бросил в меня контейнеры, мешая прицелиться. Головы повыскакивали из кастрюль и раскатились по гостиной, как футбольные мячи в спортзале. Он перемахнул через обеденный стол и рванул к выходу. Движения его были ненормально быстры; я такого еще не видел. Я пальнул дважды: бах, бах! — опять не попал, зато отогнал его от прихожей. Он попытался убежать в задний коридор, туда, где кухня. Я стрелял, зверея с каждым промахом, потому что такого просто быть не могло! Раз за разом мазать с нескольких метров — да что ж это творится? И ведь не полный я шпак, впадающий в ступор при виде оружия! Приходилось мне стрелять, и не только в армии… Боезапас стремительно таял, но все без толку. Гаденыш танцевал, неуловимый, как ртуть, ни на миг не выпуская из виду направленный на него ствол, словно просчитывая траектории полета пуль, и при этом, похоже, видел всю комнату целиком. Возникало нелепое ощущение, что не жесты он мои контролирует, а мысли. Повязка на его голове сползла, но еще держалась. Висюльки на повязке плясали собственный танец, вероятно, отбивая ритм, который я не слышал, оглушенный выстрелами… «Тенятник» хренов! Я читал, что психопаты в момент опасности проявляют нечеловеческую прыть и живучесть; впрочем, психопаты, как известно из психиатрии, и так не вполне люди…

Из гостиной я его все-таки не выпустил. Мало того, сумел переползти из угла помещения ближе к центру, взяв под прицел оба выхода. Думаю, если б не раненая нога, он бы давно смылся.

И тогда психопат швырнул пальму.

В отличие от меня, он попал с первой попытки. Защищаясь рукой от тяжеленного горшка, я выпустил пистолет. И упал, опрокинутый на спину… И секунды вдруг растянулись — как же вовремя это случилось! Как удобно самому иногда становиться психопатом!.. Вот он бежит к арке, ведущей в холл, — медленно, сосредоточенно… вот поворачивается ко мне спиной… покадровый просмотр этой сцены замедляется, потому что в моей руке уже появился ампутационный нож — страшная железяка, никак не предназначенная для метания… и я, приподнявшись на культе, кидаю этот снаряд вослед ускользающей гадине…

Нож вошел в тело, как надо, — острием, а не рукояткой. В районе лопаток. Пробив кожаную безрукавку. Повезло.

Конец?

Еще нет! Враг споткнулся, однако устоял, вцепившись в литой настенный светильник. Он вырвал из стены этот декоративный элемент интерьера, живо развернулся — и бросился ко мне, отфутболив чью-то голову, некстати попавшую под ноги. На лице его, изуродованном болью и яростью, ясно читалось, что уйти отсюда так просто он уже не согласен!

Что ж, это его выбор: спастись или сдохнуть…

Конец был прост. Когда продюсерский ублюдок обрушился на меня со своим светильником, полагая, что сейчас раскатает калеку в коврик, я поймал рукой его поганую морду и выдавил ему оба глаза.

Секундное дело…

Вадим услышал выстрелы, когда ввозил каталку с музыкантом в операционную.

Елена с отличником задерживались, однако он пока не беспокоился, скорее злорадствовал. Отодвинули его, плюнули в душу! Вот пусть сами и корячатся, если такие, бля, чистенькие … Ему не нравилось, что Елена с ходу начала распоряжаться, ну чисто босс. Дня не прошло, а она уже — фу ты, ну ты, пальцы гнуты. Оно, конечно, так и есть: хозяйка тут Елена, как ее ни крути. Да и баба она редкостная, чего уж там… но ведь баба! А заправлять делами должен мужчина, это даже сопляк первоклассник знает. Короче, надо обламывать подругу, пока не поздно…

Пальба, грянувшая внизу, вымела из башки всю эту гниль. Ленка шмалит! В кого? Или, может, Ширяй отбивается? «Крыша» купчихина заявилась, подумал Вадим, захолодев сердцем. Заявилась — и с порога, не вступая в переговоры…

Каталка, как назло, застряла в двери. Пока выталкивал ее обратно в коридор, этот придурок зашелся в ремнях от смеха, гогоча на весь этаж, крича: «Батарея! Огонь!» Заткнуть бы ему пасть чем-нибудь железным и острым, да ничего под рукою не нашлось. Выстрелы били один за другим, без перерыва. Он побежал к лестнице, выскочил на площадку с балюстрадой, тут же вернулся — за пистолетом на тумбочке, — снова выскочил на лестницу, спустился на полпролета — и встал… Стрельба уже стихла. Резко пахло порохом. Ни Ленки, ни Стрептоцида, ни Ширяя на первом этаже не было, зато…