Клочья тьмы на игле времени - Парнов Еремей Иудович. Страница 77
«…Когда я тело ее увидел, сжигаемое в погребальном огне, когда урна скрыла пепел ее и все исчезло, как следы на песке под пеной морской, я спросил тебя: где же ее душа? И ушел в невыразимом отчаянии с переполненной чашей непролившихся слез. Я тогда обошел всю Элладу. Я молил жрецов Самофракии вызвать душу ее, я искал эту душу в глубинах земли, среди лунных лесов, среди гор, освещенных звездами, но нигде не явилась ко мне Эвридика. Под конец я пришел к Трофонийской пещере.
Через черную трещину я опустился до огненных рек. Мне жрецы рассказали, что здесь, под землей, люди часто приходят в экстаз и у них пробуждается тайное око. Приближение этого мига легко распознать в затрудненном и частом дыхании. Наступает удушье, и горло немеет, только хрип вырывается тенью растаявших слов. Одни отступают в испуге и возвращаются с полпути, другие упорствуют и умирают среди желтых паров голубыми огнями сжигаемой серы. Остальные же сходят с ума.
Я дошел до конца. И увидел такое, что нельзя передать на людском языке. Я вернулся в пещеру и впал в летаргический сон. В этом мертвом, как черные воды, глухом нескончаемом сне и явилась ко мне Эвридика. Витала она в окруженье сияний, бледная и нежная, как лунный свет. И слова ее падали в душу мою, прямо в сердце, минуя оглохшие уши.
Трижды хотел ее я поймать, и трижды она ускользала из моих объятий, неуловимая, как тень. Я сердцем услышал звук словно лопнувшей струны, и затем голос, слабый, как дуновение, грустный, как прощальное касание губ, прошептал: «Орфей!»
И я проснулся».
Дельфийские жрецы рассказывали Орфею о встрече Ка со злым кормчим, сидящим в лодке и глядящим всегда назад, и добрым кормчим, смотрящим прямо в глаза; о суде, где душа держит ответ перед сорока двумя земными судьями; о ее оправдании Тотом и вступлении в преображающее сияние Озириса.
Орфей мучительно старался понять, какая истина прячется в этих рассказах, отделить высокую древнюю мудрость от мифа. «Озирис и Изида знают о том», - отвечали ему греческие жрецы. Кто же были эти боги, о которых жрецы упоминали, приложив к губам палец? Орфей чувствовал, что трепещущее пламя потустороннего мира сожжет его, если он не получит ответа. И он сел на финикийский корабль, идущий в Мемфис…
Солнце уже закатилось. Над высокими пилонами загородных храмов поднялась огромная медная луна. Длинные тени пальм легли на дорогу. Из пустыни доносился плач шакалов. В воздухе кружились летучие мыши.
Пахло бродильными чанами и подсыхающей тиной каналов.
Орфей подошел к воротам храма. Развязал мешочек с пеплом погребального костра и посыпал голову. Потом разулся и припал грудью к горячей и сухой земле. Она пахла нежной, чуть горьковатой пылью и солнцем.
Оставив сандалии на дороге, он подошел к самым воротам и, взяв в руки бронзовую колотушку, постучал. Глухой и печальный звон поплыл по лунным пространствам. Захлопали крыльями спящие на крыше птицы. Звук медленно угасал, как световая дорожка на воде в часы заката. Орфей закрыл лицо грубой холстиной и прижался ухом к холодной меди ворот. Но ничего не услышал. Только кровь билась в висках.
– Кто стучится к нам в столь поздний час? - Голос послышался откуда-то сзади, не из-за ворот.
Орфей вздрогнул и обернулся. Никого. Только косые квадраты света и тени да черные силуэты колонн.
– Смертный, по имени Орфей. - Он ответил так, как научили его в Дельфах.
– Зачем ты пришел?
– Обрести свет познания.
– Какое у тебя на это право?
– Я получил посвящение в храме Юпитера. Участвовал в праздниках Диониса в Тэмпейской долине.
Открылась маленькая калитка. Перед Орфеем стоял высокий и очень худой жрец. В лунном свете его белые одежды казались сделанными из алебастра. Темный лоб пересекал широкий белый шрам. Он простер руки и тихо сказал:
– Войди. Да снизойдет на твою мятущуюся душу божественный покой, и да исполнится все то, о чем ты просил богов в смиренной молитве у врат этого храма.
Орфей припал к ногам жреца.
– Во имя того, кто есть, был и будет, - прошептал жрец, делая над головой Орфея какие-то таинственные знаки.
Служители подняли Орфея и провели его под портик внутреннего двора, толстые колонны которого были высоки, как ливанские кедры. Капители их тонули во мраке.
– Искренне ли твое желание обрести истину? - спросил жрец.
– Да, - тихо ответил Орфей.
– Готов ли ты принести свою жизнь на ее алтарь?
– Да.
– Что связывает тебя с миром?
– Ничего.
Жрец - Орфей мысленно называл его иерофантом (И е р о ф а н т - жрец, посвященный в высшие тайны (греч.)) - подошел почти вплотную. Величие его облика, спокойствие аскетического лица и сверкающие глаза произвели на Орфея сильное впечатление. Он почувствовал, что от этого человека невозможно что-либо скрыть.
С трепетом ждал Орфей окончания этой короткой проверки. От нее зависело многое. Если иерофант сочтет его недостойным приблизиться к мистериям, то сразу же укажет на дверь. И тогда ни один египетский храм не откроет своих ворот перед Орфеем.
– Спокоен ли твой дух? - спросил жрец.
– Нет. - Этого вопроса Орфей боялся больше всего. Но он знал, что не сумеет скрыть правду, и ответил без колебаний: - Нет. Мой дух в смятении. И только вода из источника мудрости погасит снедающий меня огонь.
– Ищешь ли ты мудрости ради нее самой?
– Нет. Я ищу власти, которую дает знание Книги Мертвых.
– Зачем тебе эта власть?
– Я хочу вернуть к жизни женщину, которую люблю.
– А знаешь ли ты, что князь Гестатеф, когда прочел «чистую и святую главу Книги, написанную Голубым на алебастровой плитке, не приближался более ни к одной женщине и не ел более мяса животных и рыб» (Книга Мертвых, гл. XIV)?
– Да.
– Тогда готов ли ты к тому, что знание убьет желание?
– Готов.
– Во имя того, чье дыхание наполняет мир зримый и незримый, иди за мной.
Орфей тяжело и медленно выдохнул воздух. Напряжение схлынуло. Он вытер пот со лба и пошел вслед за иерофантом.
Они проходили через многочисленные портики и внутренние дворы, через аллею, высеченную в скале и открытую сверху, окаймленную обелисками и сфинксами.
Тусклый световой глянец лежал на исполинских ногах богов и богинь, лица которых едва угадывались в глубокой тени. Все же Орфей различил и бога Луны Хонсу с серпом на лбу, и Мут - богиню войны и неба, и Гора с птичьей головой, и бога-творца Хнума с головой барана, и шакала Анубиса.