…И пять бутылок водки - Демин Михаил. Страница 9

– Что? – не поняла она.

– А вот то, что ты меня сразу узнала.

– Сразу, – сказала она, – только глянула…

– Сколько же мы не виделись? – проговорил он. – Лет четырнадцать?

– Да, – вздохнула она, – точно. Четырнадцать. А кажется – целая жизнь прошла с тех пор.

– И как же ты теперь? – наклоняясь к ней, спросил он негромко. – Что делаешь? Как поживаешь?

– Да как… – Она еще вздохнула. – Ничего интересного. Дела, хлопоты.

Она сказала это – и сейчас же по лицу ее прошла тень. Игорь понял: Наташа вспомнила о пропаже.

Глава пятая

Он понял это мгновенно и безошибочно. Но вида не подал, конечно. И глядя на милое ее лицо – на скорбную складочку у губ и припухшие, покрасневшие глаза ее, и густые ресницы, отягченные влагой, – спросил:

– Что с тобой, Наташа? Случилось что-нибудь?

– Ах, Игорек. – Она вздохнула, всхлипнув. – Если б ты только знал…

– Но что такое?

– Да понимаешь… Так все обидно и глупо. Украли чемодан – а в нем ценности. И немалые. Как я теперь домой приеду? Кошмар. И ведь главное – всю дорогу берегла, слезила, а перед самой Полтавой уснула случайно, сморилась. И вот. Ты уж прости. Такая встреча – а мне плакать хочется…

Она проговорила это невнятно, торопливо; путаясь в словах, прижимая к щеке платочек.

– Теперь пропажи не воротишь. Проклятое жулье!

При слове «жулье» лицо ее исказила гримаска брезгливого гнева, Игорь опустил глаза. Его словно бы что-то мягко толкнуло в сердце. И внезапно – внезапно для себя самого – он сказал, подчиняясь странному порыву:

– Ты говоришь – украли. Но может быть, тут просто, случайная путаница, ошибка.

– Ну, какая же ошибка, – усмехнулась она сквозь слезы. – Я проснулась – чемодана нет.

– Когда это произошло?

– Не знаю…

– Я имею в виду: когда ты проснулась? Это было далеко от Полтавы? В скольких верстах?

– Совсем близко. Поезд уже подходил к станции.

– Так может быть, и в самом деле – ошибка? Знаешь, как бывает: второпях, в суматохе… Кто-нибудь перепутал – схватил не свое.

– Ах, не утешай меня, – сказала она устало.

– А я и не утешаю. Я это – к чему? Только что, – когда я проходил по платформе, – мне встретились люди, они толковали о каком-то потерянном чемодане. – Игорь ткнул через плечо большим пальцем – указал в сторону окна. – Может, они и сейчас там… Суетятся, не могут найти хозяина… У тебя чемодан – какой?

– Желтый, – сказала она медленно. – Кожаный. Большой. – И тут же насупилась, затрясла головой. – Нет, неправда. Не может быть! – И потом – с изумлением и робкой надеждой. – Ты не шутишь, Игорек?

– Да нет же, нет, – сказал он, вставая. – Какие тут могут быть шутки! Пойду, разузнаю – что, да как. А вдруг, тебе и впрямь повезло?!

– Погоди, – заторопилась она, – я с тобой.

– Не стоит, – возразил он, – зачем? Сиди здесь. Жди. Я все сам сделаю.

Вскоре он явился, таща с собой злополучный чемодан. И долго потом с умилением, с каким-то новым, непривычным чувством, смотрел на Наташу. Смотрел на то, как она изумляется, всплескивает руками, суетится, перебирая веши; как морщит она губы в улыбке и помаргивает, и утирает совсем уже мокрым платочком глаза – смахивает с них сладкие, счастливые слезы.

– Не знаю, как тебя и благодарить, – проговорила она, умеряя дыхание. – Ты меня так выручил… Просто – спас… Можно я тебя поцелую?

– Можно, – согласился Игорь.

Она прижалась к нему, приникла. И затем – скользнув губами по его шершавой щеке – сказала:

– Удивительно, как все же бывает в жизни! Столько лет мы не виделись, были в разлуке – и вдруг ты появляешься. И именно в такой момент… С моим чемоданом. Тебя прямо сам Бог мне послал. Ты не находишь?

– Что ж, – пробормотал он, – совпадений, действительно, много…

– Вот, вот. Я верю в судьбу. И мы теперь не должны терять друг друга из виду. Раз уж ты приехал… Ты ведь сюда насовсем, надолго?

– Пока не решил, – сказал он, – хотелось бы, конечно… Все-таки – родина! Но в общем, жизнь покажет. Если все будет хорошо…

– Будет, – сказала она, – вот увидишь! Все будет хорошо. И – погоди-ка… Возьми на всякий случай мой адрес.

Наташа высвободилась из его объятий, присела к столику и, вырвав из блокнота чистую страничку, что-то быстро написала там.

– Вот – не потеряй! Приходи в любое время, хоть завтра. На мгновенье она задумалась, – морща брови, покусывая губу. Потом подняла к нему чистые, мерцающие глаза:

– Слушай, а что ты завтра делаешь?

Он молча пожал плечами. Она сейчас же сказала:

– Приходи-ка завтра к обеду. Сможешь?

– Думаю – да… Да, да. Конечно. Приду.

– Значит, так и условимся. Я буду ждать!

Они простились, и Игорь ушел. Он ушел, унося на губах своих слабый смешанный запах ее кожи, слез и духов… И все время, покуда он шагал во тьме, запах этот преследовал его, томил. Сколько лет уж он не слышал, как пахнет женщина! Он от многого отвык, многое позабыл и утратил… Теперь утраченное как бы возвращалось к нему; жизнь обретала новое наполнение. И ощущать это было мучительно, тревожно и странно.

Воровской притон – куда он направлялся сейчас – был ему незнаком. Адрес этот прислал Игорю приятель его, Хмырь – еще весною, на Дальний Восток. В том же письме Хмырь сообщал, что место это – надежное, пользующееся среди местного ворья вполне пристойной репутацией. И хотя с Хмырем он не виделся уже давненько (последний раз они встречались в Днепропетровске – еще в годы оккупации), Игорь все же верил ему, вполне на него полагался. Да и какие у него могли быть основания для сомнений? Человека этого он знал с детства. Они росли вместе и вместе ушли затем в бродяжью жизнь. Дороги их впоследствии разошлись. Игорь сделался вором. Хмырь избрал другое поприще – сошелся с «фармазонами», стал подделывать документы и, как специалист по печатям, приобрел, с течением времени, весьма прочную известность.

Дороги их разошлись. Но все равно, они с Игорем принадлежали к одному, подземному, потайному миру. И в этом мире оба они – каждый по-своему – занимали не последнее место, были на виду, пользовались уважением.

Нет, он ничуть не сомневался в старом своем друге. И со спокойной душою шел по указанному адресу.

Отыскав нужную дверь (первая – направо, вход со двора), он постучал условным стуком. Сейчас же дверь приотворилась на вершок, и оттуда проговорили негромко:

– Чего надо?

– Впусти – потолкуем, – скороговоркой произнес Игорь, повторяя пароль, указанный в письме. – За порогом правды нет.

– Откуда? – послышался вопрос.

– С востока.

– Входи.

Едва он вошел в помещение, – его встретил надрывный, трепетный перезвон гитарных струн.

Малина шумела, пила, отводила душу. Блатные сборища повсюду одинаковы. Воровской досуг – стереотипен. Он заполнен хмелем, марафетной мутью, надрывным и бесшабашным разгулом. Разгул этот истеричен; он всегда – на пределе. Нигде не развлекаются так отчаянно, не пьют так горько, как в сумрачном, подпольном этом мирке. Жестокая жизнь требует разрядки. Душа, изнемогшая от вечных тревог, упорно жаждет утех, забытья и подчеркнутого веселья.

Малина шумела… Гитарные переборы сплетались с нестройными звуками песни. Гитарист – смуглый, цыганского вида парень – пел тягучим, задумчивым тенорком. Ему вторили трое блатных. Сгрудясь у стола, окружив гитариста, они подхватывали песню хриплыми глотками – перемигивались, притопывали в лад. Угрюмый этот рев и топот перемежался руганью, время от времени вспыхивающей в дальнем углу; там – за бутылкой водки – выяснялись отношения, поминались какие-то давние обиды…

Игорь осмотрелся, отыскивая друзей. Однако ни Малыша, ни Копыта здесь не было. Хмыря он тоже не увидел; лица собравшихся были ему незнакомы. Он поворотился к женщине, впустившей его в помещение – недоуменно поднял брови. Хозяйка малины была высока, дебела, рыхла. Нарумяненные щеки ее обрамляли рыжие прямые пряди. Правую руку украшала наколочка: пронзенное сердце и крест. Она была понятлива, хозяйка. Уловив его взгляд, она мотнула головой, указывая на внутреннюю, задрапированную занавескою, дверь.