Путь безнадежного - Степной Аркадий. Страница 25

Унтер сидел в окружении сержантов под специально натянутым для него пологом. Он пил сильно разбавленное водой вино и играл с сержантами в кости. Это был крепкий, немолодой уже мужчина с густыми, подбитыми сединой усами. Когда к ним подошел Гарт с товарищами, унтер как раз метал банк и с явным неудовольствием оторвался от игры, заметив подошедших солдат.

– Чего вам надо, убогие?

– Господин унтер-офицер, разрешите обратиться?

Доложился Гарт по всей форме, вытянувшись в струнку. Дайлин с Рустамом старательно вытянулись вслед за ним. За три недели службы Рустам уяснил одну нехитрую истину: унтер-офицер в полку безнадежных – это почти царь и бог. Если тебя угораздит чем-то не понравиться своему унтеру, рискуешь закончить дни, как бедолага Пелет, которого по распоряжению унтер-офицера насмерть измордовали сержанты. И сейчас, по единодушному и запоздалому мнению Рустама и Дайлина, Гарт вовлек их в очень опасную игру. Просить о чем-либо унтера не самое безопасное занятие, если ты обычная овца без гроша в кармане. Им оставалось лишь надеяться, что Гарт знает, что делает. Пока все складывалось не слишком хорошо. Унтер был явно не в настроении. Он недовольно нахмурился и строго спросил:

– Кто такой?

– Гарт, господин унтер-офицер. Солдат первого пула первой сотни.

Унтер какое-то мгновение сверлил глазами Гарта, но затем лицо его слегка разгладилось.

– Как же, слышал. Чего тебе надо?

– Господин унтер-офицер, нам бы помыться. Здесь неподалеку речушка протекает, если позволите?

Унтер на мгновение задумался и криво усмехнулся:

– Ну что же, солдат должен быть чистым, даже если он всего лишь – овца. Норму выполнили?

Спросил он больше для проформы, ибо и так знал, что надсмотрщики не выпустят из карьера ни одного солдата без выполненной нормы.

– Так точно, господин унтер-офицер, – молодцевато отрапортовал Гарт.

– Идите. – Унтер снисходительно махнул рукой и снова взял в руки стаканчик с костями. – Вернуться до захода солнца, иначе… впрочем, зачем тебя пугать, солдат, ты и сам все прекрасно понимаешь.

Унтер потерял к ним интерес, отвернулся и, поболтав стаканчик, метнул кости. Игра возобновилась.

Хорошо! Рустам растянулся прямо на сочной зеленой траве на берегу. Красота, так хорошо им не было уже целую неделю. Сочная травка, тихо шелестит река, неся свои кристально чистые воды, ярко-синее небо, и даже горячее солнце становится не врагом, а другом. Если бы еще не грохот со стороны каменоломни и не облака белой пыли над нею, хорошо отсюда видные, было бы совсем прекрасно. Не служба была бы, а курорт. Рустам удовлетворенно вздохнул. Рядом, выйдя из воды, растянулся Гарт, под загорелой кожей заиграли крепкие мышцы. Гарт подставил лицо под заходящие лучи солнца и прикрыл глаза. Дайлин никак не мог вылезти из реки, сын купца, привыкший к теплым ароматным ваннам, как ребенок плескался в холодной речной воде. Хорошо! Рустам похлопал себя по впавшему животу и подумал: сейчас бы еще сытно перекусить, и тогда было бы все как в раю.

На него невольно нахлынули воспоминания. Четыре года назад они с братьями гостили у дедушки в Восточном Казахстане. И устроили пикник на берегу небольшой чистой реки Черновинка, впадавшей в бурную Бухтарму. Взяли удочки, магнитофон, кожаный волейбольный мяч. Купались, слушали музыку, играли в волейбол, дурачились и ловили рыбу. Правда, ничего так и не поймали, но это было не страшно. Дедушка в честь их приезда привез с горного пастбища жирного молодого барашка и замариновал полное ведро вкуснейшего шашлыка. А еще у дедушки в холодном подвале стояла целая фляга свежего кумыса. И к вечеру, устав от купания, рыбной ловли и игры в мяч, они так же, как сейчас, разлеглись на свежей зеленой траве. Слушали по радио Алмату, жарили на углях шашлык и запивали его кумысом.

Да, все было почти как сейчас. Только вместо доброго дедушки и хорошего шашлыка в двухстах шагах от них шумела проклятая каменоломня, а в животе бурчало от голода. И все равно здесь и сейчас было классно. Этот мир уже научил юного казаха уметь ценить даже самые незначительные радости жизни. Вот только шашлык или хотя бы черный ржаной хлеб с нарезанным кольцами луком совсем не помешал бы. При мысли о еде Рустам шумно сглотнул слюну.

– Сейчас бы еще пожрать, и было бы совсем кучеряво, – согласился Гарт с его невысказанными мыслями.

– Может, поймаем рыбу? – спросил Дайлин, который вылез наконец из воды и, стуча зубами от холода, растянулся на траве рядом с друзьями, подставляя лучам заходящего солнца свое озябшее тело.

– Чем? Голыми руками? – усмехнулся в ответ Гарт.

– Можно сделать острогу, – предложил Рустам, которому понравилась мысль о жареной рыбе.

– Можно, – согласился Гарт, – только времени у нас осталось немного, да и рыбы здесь мало.

– С чего ты решил, что мало рыбы? – не унимался Рустам, не в силах расстаться с видением поджаристой рыбьей тушки над костром.

Гарт лениво перевернулся на живот, подставив солнцу могучую спину с налипшими на нее травинками.

– Выше по течению надсмотрщики раскидывают сети поперек всего русла реки. Откуда после этого здесь взяться рыбе? Нет, что-то, конечно, есть, но бить ее острогой будет очень хлопотно. Поэтому придется нам, братцы, еще немного поголодать.

Гарт широко зевнул и положил лицо на сложенные перед собой руки. Дайлин посмотрел на него и спросил:

– И откуда ты все знаешь?

– Что «все»? – не понял Гарт.

– Ну про сети там и вообще…

– А-а-а… ну на этот счет есть у меня одна секретная штучка.

– Какая еще штучка? – удивился Дайлин, а Рустам от проснувшегося интереса даже присел.

– Простая такая штучка, – буркнул Гарт, не поднимая лица. – Шеей называется. Надо просто крутить ею хорошенько по сторонам, и тогда ты тоже будешь все знать, братец.

Рустам с Дайлином переглянулись. Гарт поднял голову, посмотрел на их вытянувшиеся лица и рассмеялся:

– А вы что, действительно думали, что у меня есть что-то особенное?

– Ну… Кто его знает. Ты же на самом деле почти все знаешь, – пожал плечами Рустам, и Дайлин, соглашаясь с ним, кивнул.

– Просто опыт, ну и, как я уже говорил, нужно всегда смотреть по сторонам, а не только прямо перед собой.

– А откуда у тебя этот опыт? Ты о себе так еще и не рассказал, – напомнил Гарту Рустам.

– Не рассказал раньше – расскажу сейчас.

Гарт резким движением сел и провел ладонями по груди и животу, стряхивая налипшие травинки.

– История моя простая и незамысловатая, братцы. Родился в Глинглоке, мать и отца не помню. Мать, говорят, умерла, когда я еще мальцом был. Детство провел в семье ее старшего брата. Дядька был сапожником в Калу, неплохим мастером считался – даже в гильдии состоял, уважением пользовался. Вот только у него помимо меня своих детей было семеро по лавкам, так что жили скромно. Иногда отец присылал деньжат, дядька рассказывал, что отец служит в дружине знатного барона, но сам я его ни разу не видел. Он никогда не приезжал ко мне, просто присылал изредка пару монет. Дядька мой был мужик хороший, разницы между мной и своими детьми не делал и ласки и подзатыльники делил поровну. Жил небогато, но на то, чтобы выучить меня грамоте, денежку нашел. Мечтал пристроить меня помощником к одному своему знакомому купцу, а там, глядишь, я и в люди выбился бы. Да только не суждено было его планам осуществиться. Когда мне только десять весен стукнуло, приехали к нам на двор трое всадников. Крепкие, здоровые, в кольчугах и одеждах нарядных. Бати моего оказались товарищами. Они и поведали дядьке, что отец мой служил в личной дружине барона Реджильда. И неплохо служил, на совесть, оттого барон и решил после его гибели позаботится о единственном отпрыске своего верного солдата, обо мне то есть. Дядьке было нелегко со мной расставаться, прикипел за эти годы, да только мужик он был, как я уже говорил, хороший. И справедливо рассудил, что мне под покровительством столь знатного человека будет не в пример лучше. Вот и отпустил он меня с Богом, благословив напоследок. А обо мне самом и говорить не стоит. Остаться в сапожной мастерской или уехать с тремя воинами на службу к знатному барону? Не вопрос для десятилетнего мальчишки. Так я и оказался у барона Реджильда, пусть земля будет ему пухом. Добрый был господин, щедрый и справедливый. И рыцарем был доблестным, за спинами своих людей не прятался. Да еще помимо рыцарской дружины содержал у себя целый пехотный полк. Встретил он меня ласково, жить определил в своем замке при полковой казарме. Жил я под его крылом, как сыр в масле катался. Солдатам в казарме помогал не по принуждению, а по собственной охоте. Сдружился со многими, моего отца там хорошо знали и уважали, хоть он и нелюдим был. Так что и со мной, в общем, были добры, учили понемногу своему делу: как тело правильно закалить, гибкость ему придать и силу. Как ноги верно ставить, когда копьем бьешь либо топором машешь. Ну и другим воинским премудростям, что и мальчишке усвоить несложно да полезно. Так и рос я при казарме лет до четырнадцати. А после, когда стало ясно, что статью и силушкой Бог меня не обидел, барон определил меня в свой полк учеником. И стали меня уже учить серьезно, гонять целыми днями без отдыха. А я и рад, другой судьбы, нежели быть солдатом, и не желал. Год проучился, после чего стали меня брать в боевые походы наравне со всеми. Благо в них недостатка не было. Баронство Реджильд относится к южной марке, граничит с землями не только людскими, но и с эльфийскими, а заодно и с горами гномов. Хоть и был тогда между нашими странами мир, да только граница, она завсегда неспокойна, и дел у нас было немало. Через пару походов и мне довелось понюхать крови. Страшно было – до жути. Как я тогда не сплоховал, до сих пор удивляюсь. Ну в общем, наверное, повезло: и себя проявил, и сам уцелел. После того похода меня из учеников перевели в полноправные копейщики. Так и служил я дальше барону Реджильду, честно да исправно. Дослужился до первого сержанта, а это, скажу я вам, дорогого стоит. Бойцы у барона были – один к одному. Коронным сто очков вперед могли дать. Ни одного из этих баранов, что в нашем полку пасутся, к барону даже в обоз не взяли бы. Так что было чем гордиться.