Путь безнадежного - Степной Аркадий. Страница 40

«Как плохо все складывается, – думал Гарт, – мало того что принесло этого шального эльфа, так еще и половина часовых смотрит в нашу сторону, радостно гогоча и показывая пальцем. Стоит нам показаться, и эльфы поднимут тревогу тут же, не теряя ни минуты. Но бежать придется, еще шаг – и придется бежать».

Удача – капризная женщина, злобно огрызнувшись, лучник сворачивает в маленькую ложбинку, таща крепкой рукой за собой свою жертву. Скрывшись от часовых, он бросает ее на землю, девушка тут же вскакивает на ноги, но, сбитая с ног грубою рукой, съеживается на земле, уже не помышляя о бегстве. Только тихо скулит, словно маленький щенок. Эта картина распаляет лучника еще больше, но он не торопится, он все делает основательно. Не спеша снимает узорчатый пояс и вешает его на ветку дерева. Скидывает тяжелую кольчугу и потную белую рубашку. Затем нагибается к своей жертве и одним сильным движением рвет на ней одежду. Она пытается отбиваться, но получает еще один сильный удар, от которого голова ее резко запрокидывается.

Все это происходит не больше чем в четырех шагах от спрятавшихся в зарослях безнадежных. Они совсем близко, и Рустам получает наконец возможность рассмотреть эльфа вблизи. Острые кончики ушей, волосы, отливающие золотом под лучами солнца, тонкие черты лица, ну надо же – не врут прочитанные книги. Вот только ни в одной книге не было написано про похоть на тонком лице, про звериную жестокость в красивых зеленых глазах. Врут все же книги, нет там ничего про алчность, с которой эльфийские руки с длинными музыкальными пальцами ломают нежное девичье тело.

А девушка молит своего мучителя о пощаде, а девушка бьется в чужих руках, и в какой-то миг им становятся видны ее серые глаза, в которых плещется жуткий ужас, и становится ясно, что перед ними совсем еще девочка, которой едва ли исполнилось тринадцать. Дайлин, не вынеся нового кошмара, издает сдавленный звук, но Гарт резко зажимает ему рот своей широкой ладонью. Часовые все еще смотрят в их сторону с плохо скрываемой завистью. Нельзя, нельзя шуметь.

Лучник срывает одежду и коленом прижимает к земле белое девичье тело. Затем также неторопливыми, хозяйскими движениями начинает снимать с себя штаны. Девочка уже не бьется, а только тихо плачет, повторяя:

– Мама, мама, мамочка.

Дайлин судорожно дергается, но Гарт начеку, Гарт опытен и редко теряет голову. Гарт знает, что единственно правильное решение сейчас – это затаиться. И поэтому он крепко обхватывает Дайлина двумя руками, прижимая к земле и сильно закрывая рот.

– Мама, мама, мамочка.

Эльф наслаждается, он не торопится и ничего не боится. Люди рассеяны и разбиты в победоносном сражении, вся страна лежит перед их армией, как эта девчонка перед ним, трепещущая и беззащитная. Нет, он смакует каждый момент, он никуда не торопится, этот эльф. Изящным жестом он откидывает назад прядь золотых волос, упавших ему на глаза, блестящие зеленым светом в предвкушении, тонкие губы кривятся в плотоядной гримасе. Он будет груб, жесток и груб, так удовольствие будет полней. Пожалуй, можно уже и начинать, но он еще раз откидывается назад, стоя на коленях над своей добычей. Он хочет еще раз окинуть хозяйским взором свои владения.

– Мама, мама, мамочка.

И Гарт понимает, что он все же допустил ошибку. Он отпускает Дайлина и делает рывок, но поздно: серой молнией выскакивает из зарослей Рустам. Побелевшие от напряжения пальцы сжимают кривое древко, зубы ощерены в жестком оскале, три длинных прыжка покрывают короткое расстояние до цели. Эльф успевает поднять голову на шум, он опытный солдат, но он был слишком беспечен, слишком уверен в своей безнаказанности и за это наказан. Лучник не успевает даже вскочить или поднять руки. Только поймать взгляд горящих черным огнем глаз на необычном смуглом скуластом лице.

Это только кажется, что копьем бить нетрудно. Владению любым оружием надо учиться, даже простая палка с наконечником на конце требует определенной сноровки. Зная это и смирившись с тем, что уйти тихо не получится, в доли мгновения переоценив ситуацию, Гарт схватил копье и бросился следом за Рустамом, будучи готов нанести удар, если у неопытного друга дрогнет рука. Но лютая злоба и широкий листообразный наконечник копья, бесполезный против кольчуги, но обладающий жестокой эффективностью против не защищенного железом тела, сделали свое дело. Жестокий удар распорол на две части незащищенный эльфийский живот. Со страшным криком лучник упал навзничь и, вереща, покатился по земле, раскидывая на траве разрезанные внутренности.

Растерянный Рустам побежал следом, продолжая остервенело бить копьем и не попадая от волнения. Дайлина, выскочившего вслед за Гартом, представшее перед ними кровавое зрелище добило окончательно, и он без чувств повалился на землю. Один Гарт, как всегда, не потерял самообладания, слыша встревоженные окрики часовых, отлично понимая всю трудность сложившегося положения, он первым делом Рустама оторвал от лучника. Крепко встряхнул его за плечи, приводя в чувство, и прорычал в лицо:

– Хватай девчонку – и за мной!

Сам, не теряя времени, закинул Дайлина себе на плечо и рванул через заросли в глубь леса. Рустам, еще сам не до конца понимая, что происходит и что он натворил, схватил за руку ошалевшую девочку, подхватил на ходу эльфийскую рубашку и побежал вслед за Гартом. Хорошо, что обезумевшая от страха девочка, увидев, что выскочившие столь неожиданно чужаки были людьми, не сопротивляясь, побежала следом: тащить ее на себе, подражая Гарту, Рустам бы не смог.

Если раньше кому-то могло показаться, что не было ничего хуже того дождливого утра, когда Гарт гнал их по лесу, стремясь уйти подальше от поля проигранной битвы, то он явно ошибался. В этот раз было все по-другому – намного, намного хуже. Опять бешеная гонка по лесу, ветки, бьющие по лицу, кочки и корни деревьев. Так же, как и тогда, разрывающиеся легкие и острая боль в боку, но все это меркнет перед шелестящим свистом пролетающих стрел, перед голосами преследователей, заходящих со спины и стремящихся окружить. И ноги несутся сами по себе, летят, стелются над землей, не зная усталости. Ветки, бьющие по глазам и оставляющие на щеках кровавые царапины? Кочки и корни деревьев, о которые можно переломать ноги? Или разрывающиеся легкие? Все это заслоняют злые голоса за спиной и стрелы, пробивающие листву рядом с твоим несчастным телом. Хорошо, что опомнившаяся девчушка несется за тобой едва ли не быстрее, чем ты сам. Хорошо, что не приходится выбирать направление, нужно только неотрывно держаться за Гартом и довериться его чутью. Но страшно, страшно. Голоса то приближаются, то отдаляются, но никак не оторвутся от них. Казалось, вся сотня высыпала из деревни и несется сейчас по их следу. Иногда лучники замечают их, и тогда летят злобные голодные стрелы, а Гарт начинает петлять, сбивая лучникам прицел.

Вдруг раздаются голоса прямо спереди, и стрелы вылетают уже навстречу, чудом никого не задев. Один из эльфийских дозоров выскакивает им навстречу. Гарт резко сворачивает влево и вламывается в густые заросли с Дайлином на плечах, словно молодой лось. Рустам бежит вслед за ним, крепко сжимая маленькую руку в своей ладони. Деревенская девчонка, выросшая в лесу, не отстает и не является обузой. Она даже сумела на бегу накинуть белую эльфийскую рубашку, которую успел захватить с собой Рустам.

И снова продолжается бешеная гонка, только теперь голоса звучат уже со всех сторон. А одна из выпущенных стрел чиркает Рустама по левой руке, немного выше локтя. Рустам чуть не падает на землю и вскрикивает от резкой боли, но уже хрупкая рука в ладони не дает ему упасть и тянет за собой. Рана болит, и теплая кровь струится по его руке, но это царапина, и надо бежать, надо бежать, и они бегут. Гарт, услышав его крик, оборачивается на ходу, но, увидев, что рана несерьезна, продолжает бежать, задавая бешеный темп.

Лучникам тяжело в лесу в кольчугах и с длинными луками, а беглецы бегут по лесу, словно ветер, спасая свои жизни. И происходит неизбежное – эльфы отстают, голоса слабеют, а вскоре затихают вовсе. Рано еще успокаиваться, но даже несгибаемый Гарт не может уже продолжать бег с тяжелой ношей на спине. И они останавливаются, совсем ненадолго, только для того, чтобы привести Дайлина в чувство.