Поезд Ноя - Щупов Андрей Олегович. Страница 23

Старик безмолвно пожал плечами.

– Там в подвале еще это… – вспомнил Мацис, – стекло кругом битое, тара пустая. Похоже, винный склад был.

– А среди пуритов пьяные попадались?

– Теперь уже не узнаешь. Кто будет мертвых обнюхивать?

– Были пьяные, куда ж им деваться, – подал голос старик. Неуверенным движением придвинул к себе стул, устало присел. – Хотел бы вас поблагодарить за освобождение, да не могу. Помощников своих не прощаю.

– Во дает! – Мацис изумленно вытаращился на пленника.

– Пусть говорит, – полковник разрешающе качнул головой.

– И скажу, – проворчал диспетчер. – Вы меня без помощников оставили, а что я без них? Тут, как минимум, троих надобно. Втроем еще можно справиться. Плюс восстанавливать многое придется. Первый-то литерный на подходе, а кто его встречать будет?

– Ох, и горазд ты врать, дедуля! – Павел Матвеевич хмыкнул. – Я ведь в путевой блокировке тоже кое-что смыслю. И как паровозики по рельсам шкандыбают, приблизительно представляю. Вы тут на крайний случай сидели. А крайний случай пришел, вы и натрескались в зюзю.

– Еще чего!..

– Нишкни! – Мацис тряхнул смотрителя за ворот, поднял глаза на полковника. – Я вот чего не понимаю, – почему их пуриты не шлепнули? Тут отставшие в бараке ютились, так их вместе с операторами перещелкали, а этих не тронули.

– А потому нас не перещелкали, – сварливо забубнил старик, – что место искали под штольню. Где, значит, проход рыть. Я обещал подсказать.

– Обещал, значит?

– А что делать, когда перед носом стволом крутят?

– Мы тоже умеем крутить! – Мацис присел на топчан, автомат выложил на колени, ненароком направив в сторону бородатого диспетчера.

Павел Матвеевич недовольно покосился на разведчика.

– У подвала охрану выставили?

– Там Во-Ганг в засаде. Я ему пулемет дал. Вот он и ждет.

– Ждет, когда тварь вылезет?

– Ага… Парень он терпеливый, обязательно высидит. – Мацис ширкнул носом. – Это у него как бы месть. За Злотницкого.

– Ну и зря, – подал голос старик. – ОНО теперь долго может не показываться. Неделю, а то и две. Вы ж его напугали. Тем паче, и человечка вашего утащил, голодать не будет.

– Ну, паскудник! – Мацис вскочил было с места, но полковник успокоил разведчика движением руки.

– Не горячись, малыш. Давай сперва узнаем, о ком нам тут толкуют. Рассказывай, дед! О ком речь ведешь?

– Так черт их разберет. Либо крокодил, либо аллигатор.

– Чего ты мелешь!

– Ничего я не мелю, – старик обиделся. – Или крокодилов не знаете? Такая гадина не только человека, – буйвола под воду уволочь может. Потому и вино в подвале уцелело. Мы-то туда почти не совались, понимали чем рискуем. Это пуриты дурные пронюхали про склад – и ринулись толпой. Что им какой-то крокодил, когда там несколько сот бутылок. Вот и сломали дверь.

– Как же он там живет? Крокодил твой чертов?

– Откуда ж мне знать! Как-то, значит, живет.

– Ага! Кажется, понимаю, – Мацис возбужденно завозился. – Подвал-то сквозной! В смысле, значит, наружу выходит – прямо в океан. Вот он там и плавает, наверное. А голодно становится, – в подвал прется.

– Крокодилы в океанах не живут, – угрюмо пробормотал смотритель станции. – У них жабер нет.

– Жабер? – Павел Матвеевич усмехнулся.

– Ну жабров, какая разница? Я вам не филолог, чтобы все знать. Только эти твари воздухом дышат, понятно? И среди акул не плавают.

– Есть еще морские крокодилы.

– Они тоже посреди океана не плавают. Только близ рек и побережий.

– Чего же он тогда не выныривает? – Мацис посмотрел на старика возмущенно. – Во-Ганг его ждет там, понимаешь, а ты говоришь – недельку!

– Погоди! – полковник ощутил смутное беспокойство. В памяти зашебуршилось давно слышанное – о заповедной штольне, о способности крокодилов задерживать дыхание, о прочей чепухе. – Давай-ка подробнее и с самого начала.

Павел Матвеевич стянул с себя вязанную шапочку, бросил на стол. Возбужденно взъерошил волосы. Он и сам еще не понимал причины своего волнения, но что-то маячило на горизонте – что-то, может быть, очень важное, и он чувствовал, что спешить не следует, дабы важное это не спугнуть, как того же крокодила.

– Так что у нас там с подвалом, дед? – он взглянул в серенькие глаза станционного смотрителя.

– Да ничего. Все в образцово-показательном!

– Ты, дед, на нас не злись, сам видел, какая каша тут бурлила. Когда было разбираться, кто свой, кто чужой.

– Могли бы и разобраться! По-человечески!

– Вот я и пытаюсь. А ты помоги.

– Так я же не отказываюсь. Только все равно не поверите.

– Во что не поверим? В штольню пуритов? Так это действительно бред. А вот подвал… С подвалом – сложнее. Откуда там взяться аллигаторам?

– Вот и я у спрашиваю, откуда? – старичок хитро прищурился. – Либо сами догадаетесь, либо и толковать больше не о чем. Вы же меня чокнутым объявите и к стенке следом за Радеком и Митькой поставите.

– Не поставим, слово даю! Мы ведь уже поняли, кто есть кто.

– Поняли они, как же!..

– Так откуда аллигаторы, дед?

– Я уже сказал, с суши. Они на бережку обычно греются, под солнышком. А за добычей в воду ползут.

– Так… И где же твоя суша располагается? – Павел Матвеевич неожиданно ощутил, что начинает обильно потеть. Голова становилась мокрой, словно его сунули в парильное отделение.

– Это уж я не знаю, но только где-то, верно, есть. Может, даже совсем близко. Пуриты считали, что под водой.

– Во, дают! – фыркнул Мацис. – Какая ж там под водой суша? Там – дно!

– Вот и я им про это говорил: дно, мол, там. А они мне объяснили, что со спутников землю тридцать три раза успели просветить насквозь. Потому и рванули из космоса назад. Нет ведь там никого. Молчат станции. Потому как рассмотрели, где и что. Поезда, мол, поездами, а суша – сушей.

– Ничего не понимаю! – честно признался Мацис. Полковник задумчиво продолжал глядеть на «языка».

Застучали шаги, дверь распахнулась. Майор Рушников, отряхивая с капюшона воду, сумрачно доложил:

– Трупы убрали и, кажется, вовремя. Литерный на подходе. Просили передать поздравления. Все довольнехоньки!

– У них есть на это причины.

Майор подсел к Мацису, устало разбросал по спинке дивана руки.

– Сказали, что хотели бы остановиться минут на десять-пятнадцать. Что-то там у них с буксами. Обещали управиться побыстрее.

Полковник взглянул на смотрителя.

– Как тут у тебя с остановками? Держат еще опоры?

– Покуда держали. Один-то состав – еще не страшно.

– Вот и ладушки! – полковник вздохнул. – Тогда вернемся к нашим баранам…

– Каким еще баранам? – с подозрением спросил Рушников.

– То бишь, аллигаторам. У нас тут, майор, интереснейшая темочка проклюнулась! Можешь поучаствовать в беседе. Если, конечно, есть желание…

– Почему вы пьете? – Мальвина смотрела на него в упор. – Нет, правда, – почему?

Простой детский вопрос, ответить на который вряд ли представлялось возможным. Детские вопросы вообще ставят в тупик. Ибо от частокола взрослых условностей возвращают к главному. А потому особенно тяжело было глядеть девчушке в глаза. Так и видился он вчерашний – багроволицый, слюнявый, с косящими зрачками, блудливыми ручищами. Ей бы, по логике вещей, презирать его, а она сидит рядом, пробует разобраться в чужих бедах. Золотой ребенок! Или, может быть, одинокий? Зачем ей та же собачка? Давно известно, удел всех женщин-одиночек – заводить домашнюю живность. Кошечка вместо ребенка, собачка вместо друга. Домашнее животное, домашний приятель… Впрочем, сейчас и домов-то нет. Вагонная жизнь, вагонное одиночество…

– Не знаю, – Егор глотнул чай и обжегся. – Все пьют, и я не отстаю.

– А почему все пьют?

Он взял хлебную корочку, растерянно помял в пальцах. Пьяные рассуждения насчет пользы опьянения уже не казались здравыми и убеждающими.

– Ну… У каждого, наверное, свои Сцилла с Харибдой, а я… Я, наверное, просто размазня. Жаль себя – вот и пью. Глажу таким вот пакостным образом себя по головке. Утешаю.