История, которую Тассельхоф обещал никогда и ни за что не рассказывать - Уэйс Маргарет. Страница 11

Он обнаружил, что потерял его как-то ночью, когда мы отдыхали под снежным навесом (один такой Фисбен и растопил) и мы все стали очень усердно разыскивать этот портрет. И когда Оуэн сказал что вывернет меня наизнанку (или же наоборот, вовнутрь), если я не отдам портрет обратно, Фисбену посчастливилось найти его в кармане моей рубашки.

"Вот видишь", — сказал я, протягивая портрет Оуэну — "Сохранил его от сырости".

Он даже не оценил это. На минуту я подумал, что он собирается сбросить меня с горы, и, похоже, он тогда думал то же самое. Но, спустя какое-то время он успокоился, особенно после моих слов о том, что дама на портрете — одна из самых красивых дам, каких я только видел, после Тики, Лораны и, конечно, одной знакомой кедерши, которая навсегда останется в моем сердце. (Если я вспомню, то потом расскажу тебе).

Оуэн вздохнул и сказал, что сожалеет о том, что накричал на меня, и что на самом деле он не собирался разрывать ни мои кармашки, ни внутренности, (смотря, что первое попалось бы под руки). Все это произошло из-за того, что он очень сильно скучал по жене и сыну, и очень сильно за них беспокоился, ведь он был здесь, в снегу, с нами, а они остались дома одни.

Ну, я все это понял, хоть у меня и не было ни жены, ни детей, а может и дома тоже. Тогда мы и договорились с Оуэном. Если я нахожу портрет, то я должен буду немедленно отдать его обратно владельцу.

Было поразительно, что он так часто терял этот портрет, учитывая, как он был ему дорог. Но я не делал ему замечаний, так как боялся задеть его чувства. И, как я уже сказал, мне стал нравиться Оуэн Глендовер.

"Жизнь моей жены не была легка", — рассказывал он нам однажды ночью, пока мы отогревались от снега, в котором шли весь день. "Судя по тому, что ты рассказал мне о своем друге Светлом Мече, ты должен знать, как поносят и преследуют рыцарей. Моя семья переехала из родного дома много лет назад, но для нас было делом чести вернуться и снова владеть им. Наши земли переходили из одних плохих рук в другие. Люди в деревне страдают от их тирании, и хотя они и были одними из тех, кто выгнал нас, они уже сполна заплатили за это".

"Я работал наемником, чтобы выжить и душой и телом и чтобы заработать денег, чтобы законно выкупить обратно, то, что у нас украли. Для того, чтобы сохранить свою честь, несмотря на то, что воры, укравшие дом, ею не обладали".

"В конце концов, я накопил необходимую сумму. Стыдно признаться, но я вынужден был скрывать свою принадлежность к рыцарям. Иначе мне бы отказали в продаже".

Он дотронулся до своих усов, когда говорил это. Те еще только отрастали и были такими же рыжими, как и его волосы.

"В любом случае, воры заключили выгодную сделку, учитывая то, что дом практически был разрушен. Мы восстанавливали его сами, так как не были в состоянии нанять работников. Помогли крестьяне. Они были рады тому, что вернулся рыцарь, в основном из-за того, что настали опасные времена".

"Жена с сыном очень помогали мне, делая намного больше, чем от них ожидалось. Руки жены огрубели и потрескались от перетаскивания камней и от замешивания раствора, но мне их прикосновение казались такими нежными, словно она надевала лайковые перчатки каждую ночь. Сейчас, в мое отсутствие, она охраняет дом. Вместе с сыном. Мне не хотелось оставлять их, с тем злом, которое повсюду в тех землях, но мой долг — быть с рыцарями, как она сама мне напомнила. Я молюсь Паладайну, что бы тот защищал их."

"Защищает", — сказал Фисбен. Только он сказал это очень, очень тихо, так что я едва расслышал. И скорее всего и не услышал бы, если бы не почувствовал, как комок снова начинает подкатываться и не стал бы рыться в кармане Фисбена в поисках носового платка.

Оуэн рассказал самые интересные истории про то, как он был наемником, и сказал, что я хороший слушатель, как и его сын, так как задаю слишком много вопросов.

Так мы и шли, по-настоящему хорошо проведя время, и, полагаю, именно поэтому я не стал сильно возражать, когда мы свернули не туда. Мы блуждали около четырех дней, когда, наконец, закончился снег, и снова взошло солнце.

Оуэн взглянул на солнце, и сказал, что мы не на той стороне гор.

Я попытался быть заботливым и подбодрил его: "Если Тарсис сам ушел от моря, то, может, и горы умеют прыгать".

Но Оуэн не долго думал над моим предположением. Он выглядел очень расстроенным и опечаленным. Мы оказались в Пустоши, как он сказал, и залив, который был перед нами (Я разве не упоминал? Перед нами был залив) называется заливом Моргаш, что означало Залив Тьмы, а это в свою очередь, означало, что мы оказались в Плохом Месте, и надо убираться отсюда, пока не Стало Хуже.

"Это все твоя вина!" — стал кричать на меня Фисбен и топнул ногой по снегу. — "Твоя и этой дурацкой карты."

"Нет, не моя!", — отпарировал я. (Еще одно хорошее слово — отпарировать.) "И это не дурацкая карта."

"Нет, дурацкая!" — закричал Фисбен и рыком снял с себя шляпу, кинул ее на снег и начал топтать ее. — "Дурацкая! Дурацкая! Дурацкая!"

После этого Стало Хуже.

Фисбен провалился в дыру.

Нормальный человек провалился бы в нормальную дыру, возможно, подвернул бы ногу или расшиб нос, но нет, только не Фисбен. Он улетел в дыру, да еще и нас прихватил — очень заботливо с его стороны. Только вот Оуэну это совсем не понравилось.

С минуту Фисбен прыгал по снегу, называя меня дубиной (кстати, это было не оригинально — Флинт все время так на меня кричал), а уже в следующее мгновенье снег под его ногами провалился. Он потянулся, чтобы ухватиться за что-нибудь и схватил меня, и я почувствовал, как снег проваливается подо мной, и я тоже потянулся, чтобы ухватиться за что-нибудь и схватил Оуэна, и снег под ним тоже начал проваливаться, прежде чем мы осознали это, все мы стали падать, падать и падать.

Это было самым выдающимся падением и довольно захватывающим, со снегом, летящим вокруг нас и обрушивающимся на нас. Был крайне занятный момент, когда я подумал, что мы нанижемся на Копья, которые были у Оуэна и которые он не успел отбросить, когда я схватился за него. Но нет, не нанизались.

Мы приземлились в самом низу и Копья тоже приземлились в самом низу и снег, который падал вместе с нами, тоже приземлился в самом низу. Мы немного полежали там, переводя дыхание. (мое осталось где-то наверху).

Оуэн вытащил себя из сугроба и пристально посмотрел на Фисбена.

"Все в порядке?" — грубо спросил он.

"Ничего не сломано, если ты это имеешь в виду", — сказал Фисбен немного дрожащим голосом, — "Только вот, кажется, шляпу потерял".

Оуэн сказал что-то насчет отправки шляпы Фисбена на вечные муки и затем выдернул меня из сугроба, поставил на ноги и поднял меня снова, когда я опять свалился, (дыхание было еще в пути) и спросил в порядке ли я.

Я сказал, что да и что это было захватывающе, и, как думает Фисбен, не могли бы мы повторить все это снова? Оуэн сказал, что по-настоящему захватывающая часть еще только начинается, потому что, как, во имя Бездны, мы собираемся выбираться отсюда?

К этому времени я уже успел хорошо осмотреться. Кажется, мы были в пещере, или что-то типа того, сделанной из снега и льда. А дыра, в которую мы провалились, была очень, очень высоко над нами.

"Там наши сумки, веревка и еда", — сказал Оуэн, поглядев на дыру, которую мы сделали, и нахмурился.

"Не стоит беспокоиться", — бодро сказал я. — "Фисбен очень великий и могущественный маг и он просто перенесет нас обратно за одно мгновение. Не так ли, Фисбен?"

"Без моей шляпы — нет", — ответил он чопорно, — "Не могу работать без нее".

Оуэн пробормотал что-то, что я не буду приводить здесь, так как это что-то было не очень любезным о Фисбене и я уверен, что Оуэн сейчас стыдится того, что он сказал. Его взгляд был хмур и сердит, но вскоре стало очевидно, что без магии (или чего-нибудь на нее похожего) нам оттуда не выбраться.

Я попытался вскарабкаться по стене пещеры, но всегда съезжал вниз, что доставило мне большое удовольствие, несмотря на то, что Оуэн остановил меня, после того как целая глыба снега отломилась и упала прямо на нас. Он сказал, что может упасть вся гора.