Удивительные путешествия барона Мюнхгаузена - Бюргер Готфрид Август. Страница 12
Но одна султанша, любимцем которой успел стать барон, не только своевременно сообщила ему о кровожадном намерении тирана, но и скрывала его в собственных покоях все то время, пока офицер, которому было поручено совершить казнь, вместе со своими подручными везде искал его. В следующую же ночь мы нашли приют на корабле, готовом поднять паруса и отплыть в Венецию. Таким образом нам удалось спастись.
Об этом случае барон упоминает неохотно потому, что ему не только не удалось выполнить задуманное, но он вдобавок еще чуть было не поплатился жизнью. Но так как эта история нисколько не позорит его, я иногда позволяю себе рассказывать ее в его отсутствие.
Итак, милостивые государи, вы теперь знаете все о бароне Мюнхгаузене и, надеюсь, уже никогда не станете сомневаться в его правдивости.
Для того, однако, чтобы у вас не было и тени сомнения относительно меня - предположение, которое я не желал бы даже допустить, - мне хочется вкратце сообщить вам, кто я такой.
Мой отец, или во всяком случае тот, кого считали моим отцом, был швейцарцем из Берна. Ему было поручено нечто вроде главного наблюдения за дорогами, аллеями, переулками и мостами. Подобные чиновники в той стране называются... метельщиками. Мать моя была родом из Савойских гор, и на шее у нее красовался большой зоб, что у дам в тех краях считается самым обыкновенным явлением. Она в очень молодых годах покинула родительский дом и в погоне за счастьем попала в тот самый город, где отец мой впервые увидел свет. Будучи девицей, она зарабатывала себе на хлеб, благодетельствуя лицам нашего пола. Всем известно, что она никогда не отказывала в любезности, особенно в тех случаях, когда ей шли навстречу с соответствующей учтивостью и щедростью.
Эта милая пара повстречалась случайно на улице, и так как оба были под хмельком, то, покачиваясь, натолкнулись друг на друга и вместе покатились по земле. Оба при этом, не уступая друг другу, изрядно буйствовали. Их задержали дозорные и потащили сначала в комендантский пост, а затем в тюрьму. Здесь они пришли к заключению, что ссора их - просто нелепость, помирились, влюбились друг в друга и поженились.
Так как мать моя после свадьбы все же пыталась проделывать прежние штуки, отец мой, руководствовавшийся высокими понятиями о чести, довольно быстро расстался с супругой, предоставив ей в единоличное пользование все доходы от корзины для сбора мусора. Вскоре после этого она связалась с компанией, переезжавшей из города в город с театром марионеток. Позже судьба забросила ее в Рим, где она держала лавочку и торговала устрицами.
Вам всем, без сомнения, приходилось слышать о папе Ганганелли, или Клименте XIV, и о том, как он любил устриц. Однажды в пятницу, когда папа во главе пышной процессии направлялся к обедне в собор святого Петра, он увидел устриц, которыми торговала моя мать (а устрицы эти, как она мне много раз рассказывала, были необычайно свежи и хороши), и, конечно, не мог пройти мимо, не отведав их. И хотя в его свите насчитывалось не менее пятисот человек, всем пришлось остановиться, а в собор было сообщено, что служить обедню папа не сможет раньше завтрашнего дня.
Соскочив с коня - папы в таких случаях всегда едут верхом, - он вошел в лавчонку моей матери, проглотил сначала все устрицы, какие там были, а затем спустился с хозяйкой в погреб, где у нее хранились еще и добавочные запасы. Это подземное помещение служило моей матери одновременно кухней, приемной и спальней. Папе Клименту здесь так понравилось, что он отослал всех своих приближенных. Короче говоря, его святейшество провел там с моей матерью всю ночь. До того, как покинуть ее поутру, папа отпустил ей не только те грехи, какие она уже успела совершить, но и все те, которые ей вздумается совершить и в дальнейшем.
Что же к этому добавить, милостивые государи? Моя мать заверяла меня своим честным словом (а кто посмеет усомниться в ее чести?), что я явился плодом той устричной ночи.
ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА БАРОНА
Как легко себе представить, от барона не отступали с просьбами выполнить данное обещание и продолжить свои столь же поучительные, сколь и забавные повествования. Но довольно долгое время все мольбы оставались напрасными. У него была похвальная привычка ничего не делать, если на то не было особого настроения, и еще более похвальная - ни при каких обстоятельствах не отступать от этого принципа.
Но вот наступил, наконец, желанный вечер, когда веселая улыбка, с которой он встретил настойчивые просьбы своих друзей, могла послужить верным признаком того, что вдохновение осенило рассказчика и надежды его слушателей не окажутся напрасными. Все умолкли и слушали, не сводя глаз...
И Мюнхгаузен начал, сидя на мягких подушках дивана:
- Во время последней осады Гибралтара (*6) я отплыл в эту крепость на одном из кораблей нагруженного провиантом флота, которым командовал лорд Родней. Я намеревался посетить моего старого друга - генерала Эллиота, который заслужил неувядаемые лавры блистательной защитой этого укрепления. Когда улеглись первые радостные порывы, всегда сопутствующие встрече двух старых друзей, я в сопровождении генерала прошелся по крепости, желая получить представление как о состоянии ее гарнизона, так и о подготовке к атаке, предпринимаемой неприятелем. Я захватил с собой из Лондона отличный зеркальный телескоп, купленный у Доллонда (*7). С помощью этого телескопа мне удалось обнаружить, что неприятель как раз собирался выпустить по тому самому месту, где мы находились, тридцатишестифунтовое ядро. Я сообщил об этом генералу, тот поглядел в трубу и признал мое предположение правильным.
С разрешения генерала я приказал немедленно принести с ближайшей батареи сорокавосьмифунтовое ядро и навел дуло орудия - в области артиллерии, скажу без хвастовства, я не знаю себе равного - так точно, что не мог сомневаться в правильности попадания.
Затем я установил тщательное наблюдение за врагом, пока не уловил момента, когда его артиллеристы поднесли фитиль к орудию. В то же мгновение я дал сигнал стрелять нашим канонирам. Примерно на середине пути оба ядра столкнулись с неимоверной силой, и эффект от столкновения оказался потрясающим. Вражеское ядро так стремительно отлетело назад, что не только начисто снесло голову неприятельскому солдату, выпустившему его, но сорвало еще шестнадцать других голов, встретившихся на пути его обратного полета к африканскому побережью. Затем, еще не долетев до Африки, ядро снесло все мачты с кораблей, выстроившихся в неприятельской гавани, после чего, пролетев еще двести английских миль в глубину материка, пробило крышу деревенского домика, лишило спавшую там на спине с открытым ртом старушку немногих оставшихся у нее зубов и в конце концов застряло в глотке этой несчастной женщины. Ее муж, вскоре вернувшийся домой, попробовал извлечь ядро. Убедившись, однако, что это невозможно, он быстро принял решение и вбил молотком ядро в желудок, из которого оно позже вышло естественным путем.
Наше ядро сослужило нам отличную службу. Оно не только отбросило неприятельское ядро, заставив его произвести вышеописанные разрушения, но, в полном соответствии с моими намерениями продолжая свой путь, сорвало с лафета ту самую пушку, из которой только что в нас стреляли, и с такой силой швырнуло ее в киль одного из кораблей, что выбило у него днище.
Корабль дал течь, наполнился водой и пошел ко дну вместе с находившимися на нем тысячью испанских матросов и значительным числом солдат. Это был, несомненно, выдающийся подвиг. Но я не претендую на то, чтобы он был поставлен в заслугу мне одному. Честь замысла, конечно, принадлежит мне, но успеху в какой-то мере содействовал и случай.
Дело в том, что позже я обнаружил следующее: в нашу пушку, выпустившую сорокавосьмифунтовое ядро, было по недосмотру заложено двойное количество пороха, чем, собственно, и объясняется неслыханная сила, с которой было отброшено неприятельское ядро.
Генерал Эллиот за эту выдающуюся услугу предложил мне занять должность офицера. Но я отказался, удовлетворившись благодарностью, которую он в самой лестной форме выразил мне за ужином в присутствии всего офицерского состава.