Ортис - десятая планета - Антипов Георгий Иванович. Страница 6
Как видишь, Степа, словарь самого земного происхождения. На Ортис, видно, он попал случайно. Но сообщать ли об этом в Информарий — я не знаю.
Вчера мы остановились с Кинечу у столба. Не у столба, а у какого-то автомата, похожего на столб.
На нём объявление:
«Утерян учебный год. Нашедших просьба вернуть его владельцу Протону Кисляеву, ученику 7-го класса «Я» 567-й школы».
Кинечу достал блокнот и записал фамилию ученика и номер школы.
— Зачем? — спросил я.
— Как — зачем? Надо помочь товарищу. Утерян целый год!
— Но как же ты найдёшь его, ведь это не карандаш и не резинка.
— Именно потому, что не резинка, я и должен искать, — ответил Кинечу и побежал по улице.
Я за ним. Он в дверь — и я в дверь. Он в лифт — и я хотел туда же, но Кинечу остановил:
— Жди здесь.
Вскоре он выскочил с собакой. Вернее, с чем-то очень похожим на собаку. Вместо ног у нее колесики, вместо носа — лампочка, а вместо хвоста антенна.
— Взял напрокат, — объяснил Кинечу и бросился за автоматической ищейкой, которая уже выскочила из дома и помчалась через улицу.
Она сразу напала на след.
— Жди у электронных математиков! — крикнул Кинечу на ходу и скрылся с собакой из виду.
Вечером Кинечу пришёл к электронным математикам.
— Ну как?
— Сейчас узнаем, — отдуваясь, сказал он.
Он сунул собранный материал в электронную машину и подсел ко мне.
— Я проделал путь в две тысячи сто шестьдесят два километра (этот Протон оказался большим непоседой). Побывал в девяти дворах и на восемнадцати чердаках, где Протон проводил свой досуг, гоняясь за белыми муравьями (на Ортисе белый муравей-всё равно что у нас чёрная кошка). Около ста раз пришлось перемахнуть через забор ракетснаба в пяти метрах от калитки, которая, кстати, всегда открыта. Сто двадцать пять раз следы пересекли свалку завода искусственных спутников и только один раз привели в пионерскую комнату. Удалось установить, что Протон посетил её не по собственной воле. Там ему задали несколько вопросов из учебника отдыха. Протон, говорят, ответил на «отлично».
В это время электронные машины закончили подсчёт. Получилось что-то около половины года. Но это было как раз свободное время, которым Протон мог распоряжаться как хотел.
— Не нашёл, — сказал Кинечу и стал бить себя по лбу.
— А ты всё учел? — спросил я. — Чем занимался Протон на уроках?
— Бывало, что и зевал и вертелся, но на это затрачивались всего-навсего минуты. А нам нужен год! Да вот: зевал всего по одной минуте в урок.
— А сколько это за год? — спросил я.
И счётные машины ответили:
«5 часов».
— Глазел в окна (то есть в стены) по десять минут в урок.
Машина щёлк, щёлк — 50 часов.
— Что! — закричал Кинечу. — Кажется, мы напали на след!
Ушло на бумажных спутников — 60 часов.
На стрельбу деревянными ракетами дальнего действия — 30 часов.
На дрессировку жука для полёта в космос…
На изобретение автоматической подсказки…
Щёлк! Щёлк!
— Ару! — закричал Кинечу. — Нашёл! Как раз учебный год! Пошли к Протону, пусть бьёт себя по лбу и благодарит нас за помощь.
Но оказалось, что этот несчастный Протон никакого объявления не писал.
— Я ничего не терял, — сказал он. — Вы ошиблись.
— Ошиблись? — переспросил Кинечу. — А на уроках ты зевал?
— Не больше минуты в урок.
— А в стены заглядывал? А спутники мастерил? А жуков дрессировал? Тогда благодари своих друзей за то, что они вывесили объявление. Если бы не они, не видать бы тебе учебного года, как собственного козырька.
Протон распрощался с нами по-дружески.
История с утерянным годом навела меня на мысль, что между земными и ортисянскими разгильдяями много общего. Кривляки, например, у них тоже зовутся шутами и тоже гороховыми. Только им вручается «Диплом царя Гороха».
Письмо восьмое
Сами ортисяне зовут свою планету родиной клубов. И это, пожалуй, так. Чего только они не напридумывали!
Здесь и клубы «смехачей», и «белоручек», и «рыболовов» (читай: «музыкантов»), и «крикунов». И даже «ошибок».
Члены этого клуба носят значки «На ошибках учатся». Раз есть ошибка, значит, чему-то она научит. Срочно собирается клуб. Совершившего ошибку приглашают на сцену. Сразу делается подробнейшее сообщение об ошибке.
После тщательного изучения и обсуждения дежурный член клуба напоминает своим собратьям любимую поговорку:
«Не ошибается тот, кто ничего не делает».
После этого он выкрикивает начало девиза:
— На ошибках…
И весь зал подхватывает:
— …учатся!
И так три раза. Потом члены клуба расходятся. Теперь о другом клубе «белоручек». Белоручки на Ортисе — это не бездельники, не лоботрясы. Это школьники, которые так научились работать в производственных мастерских, что выходят оттуда с абсолютно чистыми, белыми руками. Это рабочие-белоручки, показывающие класс труда. Если сама по себе работа грязная, то школьник, если он хочет вступить в клуб белоручек, должен внести такое усовершенствование, чтобы работа стала чистой.
Большой популярностью пользуется клуб крикунов. Его девиз: «Не хотим тишины!» На дверях клуба табличка:
ПРОСЬБА ХЛОПАТЬ ДВЕРЬЮ
На стенах объявления:
«Не соблюдать тишины!», «Тихий разговор воспрещен».
Вот они-то и проводят соревнования, об одном из которых ты читал в «Охе». Клуб крикунов посещают, понятно, все любители покричать. На заседаниях они так наорутся, что часто остаются без голоса. На следующий день в школах тишина. Так что в этом смысле клуб крикунов даже полезен. Я уж не говорю о том, что во время заседаний освещением они обслуживают не только себя, но и с десяток соседних комнат и кабинетов.
Значков они терпеть не могут. Зато носят ботинки со скрипом. Ботинки у них не только скрипят, но и пищат, звенят, хрюкают. Ботинки со скрипом заменяют крикунам знаки отличия.
К крикунам на Ортисе относятся со вниманием. Например, в школах можно встретить такое объявление:
«Комната для крика на третьем этаже».
Иногда встречаются таблички:
«Здесь место для громкого разговора».
Или:
«Здесь можно спорить».
Таким образом, ортисяне где попало не кричат и не спорят.
Вообще таблички на Ортисе в большом почёте.
Ещё, когда мы шли по городу, мне бросилось в глаза:
«Рвать цветы можно», «Деревья ломать!»
и другие.
А запрещающих табличек нет.
— Такие таблички, как:
«По газонам ходить не разрешается», «Цветы не рвать» —
у нас были раньше, — сказал Кинечу. — Но потом один учёный где-то вычитал:
«Запретный плод слаще» —
и предложил сделать таблички не запрещающие, а всё разрешающие. И рвать цветы и ходить по газонам стало неинтересно.
В общем, опыт учёного оправдался. После этого появились надписи:
ЧЕМ МЕНЬШЕ ЗАПРЕЩЕНИЙ, ТЕМ МЕНЬШЕ НАРУШЕНИЙ!
Для детских самоделок здесь выстроено специальное здание с выставочными залами и даже мастерскими. На фасаде вывеска:
«Детская техническая выставка».
Но когда мы с Кинечу вошли туда, я так и замер на пороге. У столов, верстаков и станков не было ни одного школьника. Строгали, пилили, резали и клеили взрослые ортисяне. Вместе с другими трудились здесь даже старички и старушки.