Зыбучий песок - Браннер Джон. Страница 51

Дома он достал резиновый штамп с адресом Чентской больницы, которым пользовался, когда приходилось отправлять деловые письма. Беззлобно посмеиваясь над гипнотической силой, с которой печати действуют на души чиновников, он аккуратно приложил штамп к обратной стороне каждой из фотографий Арчин. Затем взял ручку и задумался.

«Джозеф Холинхед, доктор медицины подтверждает, что эта фотография:?

Мирза Бахшад:? Нет, ни в коем случае!» И от души радуясь собственной сообразительности, написал, неплохо подражая остроконечному почерку консультанта: «принадлежит Айрис Элайн Фидлер – Енох Нокс Элсоп, доктор медицины.» «Е-нок-нок!»

На минуту его глаза затуманились слезами.

«Все ушло, все пропало: стипендия, ложь, сказанная Айрис, чтобы убедить ее выйти за меня замуж, надежда стать консультантом с положением и престижем, маленький комок человеческого детеныша, смытый в канализацию в клинике Ньютона Сверда, папа, папа, поиграй со мной, купи мне красивое желтое платье, белые чулки и плащ цвета молодой листвы.» И конечно, один из миллиардов Полов Фидлеров не мог не сунуть свой нос в движение его судьбы.

«Вот например: Это Айрис, Пол. Морис Дукинс рассказал мне о твоих похождениях с фидлеровской сучкой, и я только что послала письмо твоему главному врачу. – Вожделенный, звучащий неземной музыкой титул, который в один прекрасный день должен был достаться ее мужу, чистому невинному мальчику, прячущемуся в мамину юбку от сложного и опасного мира. – И он обещал сообщить обо всем в Главный Медицинский Совет. – Конец. Дрянь.

Капут. Далее: Доктор Холинхед, это Барбара Веденхол. После того, как я встретила доктора Фидлера, на глазах у всей улицы обнимающегося с пациенткой, я попросила полицию последить за его домом, и они сообщили мне, что эта женщина бесстыдно разгуливала перед ним совершенно раздетой.

Следом: Фидлер, вы вызваны сюда по обвинению в сексуальных домогательствах по отношению к пациентке и в пренебрежении своим служебным долгом.» Тропа за тропой уходит в будущее, и каждая заканчивается тупиком или катастрофой; ловушка, которой ему так долго удавалось избегать, наконец, захлопывается, ему выносят приговор, а Арчин обречена до конца жизни оставаться в Ченте.

«Слабые личности не должны выбирать карьеру психиатра. Мне не по силам их дурацкие амбиции – на этом пути каждый готов подставить ногу или предать:

Холинхед меня ненавидит, Элсоп видит во мне конкурента, Ферди не верит, когда я говорю про Арчин, Айрис ушла, даже Мирза, которого я считал своим лучшим другом, оставляет меня и уходит в другую больницу. Мои проклятые нищие родители вытолкнули меня на этот путь, как в еврейском анекдоте: «мой мальчик – хороший мальчик, он вырастет и будет врачом»: Хватит. Стоп.

Свобода. Вон из Чентской тюрьмы. В свой, собственный, тайный Ллэнро.»

В паспортном отделе его встретила женщина в очках с металлической оправой, за которыми холодно блестели водянисто-голубые глаза.

– Заранее приношу свои извинения, возможно, это составит для вас некоторые трудности, но, видите ли, дело в том, что я врач. – Очень важная отправная точка, когда свидетельствует кто-нибудь ответственный, вроде врача, или мирового судьи, или министра по делам религии, ведь никому же не придет в голову, что врач может лгать так же, как обычный человек. – И у нас с женой впервые появилась возможность провести отпуск за границей, и я бы хотел вписать ее в мой паспорт, чтобы мы могли уехать как можно быстрее.

– Вы пришли без жены? – спросила женщина.

– Увы, да. Понимаете, она ждет ребенка – именно поэтому мы хотим уехать, пока она еще может путешествовать. Но я принес собой фотографии и свидетельство о браке. – Он выложил документы на стол.

– Когда вы хотите ехать?

– Как можно быстрее. Возможно, завтра. Да, конечно, я понимаю, что о таких вещах нужно сообщать заранее, но в больницах чертовски не хватает персонала, и совершенно неожиданно подвернулся человек, который согласился заменить меня на две недели. Все четыре года с тех пор, как мы поженились, я был так занят, что редко удавалось провести дома даже выходные, не говоря уже о том, чтобы поехать за границу, и вот теперь случайно подвернулась возможность, она на это уже и не надеялась.

Женщина посмотрела на фотографии и смягчилась, увидев детское испуганное лицо Арчин.

– Я должна буду поговорить со своим начальником, доктор: гм: доктор Фидлер, но думаю, мы сможем вам помочь.

В пять тридцать с фальшивым удостоверением в кармане он уверенным шагом вошел в вестибюль больницы. Натали как раз собиралась уходить.

– Пол! Где тебя целый день носило? Холинхед все вверх дном перевернул, Элсоп оборвал телефон, почему ты не приехал а нему в клинику:

Пол прошел мимо, оставив ее стоять с открытым ртом.

Следующим оказался Ферди Сильва.

– Пол, где ты был? Холинхед тебя ищет.

«Прочь с дороги, ты, закомплексованный грязный ублюдок!» Но он все же рассудил, что безопаснее эти слова вслух не произносить.

Впоследствии он не мог четко вспомнить, как ему все удалось – помогло чистое нахальство, властный тон, которым он раздавал приказания сестрам и заставлял их делать то, что ему нужно, несмотря на циркулировашие весь день по больнице слухи. И прежде чем кто-нибудь, включая самого Пола, смог что-то понять, машина была уже в миле от больницы, и он, скосив глаза на боковое сиденье, видел, как Арчин, извиваясь змеей, натягивает на себя свое новое ярко-желтое платье взамен жуткого больничного мешка, в котором она только что появилась.

Он все не мог поверить в то, что произошло, а когда на короткие мгновения убеждал себя в этом, его охватывало чувство ничем не прикрытого ужаса, и тогда он цеплялся за нелепую надежду, что все это лишь иллюзия, очередное воображаемое видение катастрофических событий – одно из тех, что преследовали его всю жизнь.

А она напевала тоненьким голоском странную мелодию, не принадлежащую ни одному из известных ему музыкальных стилей, машина мчалась без остановок сквозь надвигавшиеся сумерки, и в эту ночь он наслаждался ее телом в убогом дуврском отеле, который на несколько часов превратился для них в непонятно как попавший в каждодневный мир прекрасный до разрыва сердца потерянный Ллэнро.

40

Городок назывался Луз. Он располагался в конце дороги в никуда, в двадцати милях восточнее Марселя: разросшийся рыбный порт с тремя или четырьмя тысячами жителей, число которых удваивалось во время летнего сезона и еще раз удваивалось по субботам, когда марсельцы приезжали провести время в плавучем казино, которым заканчивался мол в гавани.

Все городские постройки представляли собой один неправильной формы квадрат, обращенный широкой стороной к гавани, в каждом его углу располагалось по отелю, а между ними – кафе, рестораны и сувенирные лавки.

От квадрата вглубь материка, следуя складкам рельефа, тянулись улицы, больше похожие на аллеи. Скрытый за одним из двух небольших мысов, заслонявших обзор, находился кэмпинг, а вслед за ним вдоль побережья до самого Марселя тянулись роскошные виллы.

Сегодня неожиданно подул мистраль, принесший с собой на Средиземноморское побережье первые признаки надвигавшейся осени; он набирал полные пригоршни песка и швырял его в лицо всем, кто попадался на пути. Машины ползли на низкой передаче с поднятыми крышами и закрытыми окнами. Любители загара исчезли, оставив пляж ватаге детей, игравших большим ярким мячом.

За столиком кафе, не того, в котором они сидели вчера, и не того, в котором позавчера, Пол и Арчин, не торопясь, потягивали из высоких стаканов смородиновое вино. Они выбрали сначала – точнее, Пол выбрал – другое кафе, одно из тех, откуда открывался вид на гавань, но придя туда сегодня утром, обнаружили, что оно закрыто – сезон закончился. Это обстоятельство выбило Пола из колеи; странный новый ветер, казалось, разговаривал с ним, и в каждом его порыве слышалась презрительная насмешка.