Ночь перед свадьбой - Алексин Анатолий Георгиевич. Страница 2

Слова он выговаривал как-то так, что приятно было его слушать, даже если он не произносил ничего особенного, и хотелось, подражая ему, тоже говорить с легким восточным акцентом. Все мы вдруг стали необычайно ценить свое учреждение, у которого было, оказывается, столько разных достоинств!

В те дни в нашем городе происходили какие-то конференции и симпозиумы, и получить номер в гостинице было невозможно. А директор наш знал, что у меня длинная комната, разделенная на две половины (он учился когда-то с Колей и бывал у нас). Он знал, что живем мы вдвоем с Валеркой, и попросил приютить Гургена хотя бы дней на пять.

Я согласилась.

Войдя в нашу комнату, он сказал: "Такие высокие потолки? Здесь можно летать! Это прекрасно!" Подошел к окну и воскликнул: "Какой превосходный вид! Прямо на улицу.,."

Мы с Валериком переглянулись: нам стало казаться, что мы обладатели бесценных сокровищ. И даже то, что комната окнами выходила на улицу, откуда всегда доносился шум трамваев, троллейбусов, автомобилей, даже это стало казаться нам очень приятным.

Когда приезжали родственники из других городов, мы с Валериком сами ощущали себя как бы гостягми, словно были в чужом доме: нарушался строй нашей жизни. Гурген ничего не нарушил. Он лишь добавил то, чего нашему дому всегда не хватало: у нас стало праздничнее.

Ленуся настороженно относилась к шуткам Гургена, к его восторженным восклицаниям.

- Восточное красноречие! - как-то сказала она. - Так бывает всегда: мы поддаемся этому застольному обаянию.

Верим их громким словам, а потом они забывают, как нас зовут...

Однажды Гурген развесил по стенам ватманские листы и стал рассказывать нам о своем проекте. Мы, почему-то совсем не робея, делали разные предложения. Он записывал их в тетрадку, потом сказал:

- Строгие консультанты утопили меня в поправках.

И вы беспощадны. Но это прекрасно: зато месяцев через шесть снова приеду в Москву! На окончательное утверждение.

Валерик вдруг улыбнулся, и я почувствовала: он рад, что Гурген снова приедет. Я тоже обрадовалась. И испугалась того, что обрадовалась.

В тот вечер он сделал мне предложение. Я ничего не могла ответить: мне нужно было посоветоваться с Ленусей.

- Я это предвидела, - сказала она. - Восточная пылкость и торопливость... Подожди и подумай. Не забудет ли он дня через три о своем намерении?

Он не забыл. Как раз через три дня прислал телеграмму.

А потом и письмо. Он сообщал, что посоветовался с матерью и что она одобрила его выбор, хоть и не видела меня никогда.

- Но скоро увидит! Потому что я приеду с Валериком к ним.

Навсегда. Жить мы будем вместе с его матерью и сестрами.

- Вот видишь, - ска-зала Ленуся. - Ты станешь рабыней в их доме. И я не смогу помочь: мы будем слишком далеко друг от друга. Мужчина, который не может жить без матери и советуется с ней по таким вопросам, не будет хорошим мужем. Это старая житейская мудрость... Но она, к несчастью, верна. А матери в таких семьях всегда тиранки. Им поклоняются, словно идолам. Особенно на Востоке. Поверь мне: всегда так бывает.

Я не решилась оставить свой дом и Ленусю. И написала об этом Гургену. Еще в нескольких письмах он звал меня, но я не поехала.

Чтобы поставить точку, мы с Ленусей послали Гургену холодный ответ, который был мне самой неприятен. Однако я помнила, что через шесть месяцев он вновь приедет со своим проектом. И очень ждала.

Он не приехал. Сказали, что болен. Но я знала: он не приехал из-за меня.

Его проект привезла какая-то женщина. "Она прелесть! - визжали чертежницы. - Просто очарование!.." - "Неужели так быстро женился? подумала я. - Ленуся всегда права..."

Я пошла в проектный отдел. И увидела эту женщину.

"Нет, не жена... - успокоилась я. - Должно быть, сотрудница их института".

Она была из тех женщин, к которым сразу испытываешь доверие Даже чрезмерное... Словно к врачу, когда тебе плохо Лицо доброе и бесхитростное, располагало к откровенности и тех кто вовсе ее не знал. Она всех угощала фруктами.

И всех приглашала к себе отдыхать: у нее маленький домик.

Но не просто так приглашала, не из приличия, а всем, кто хотел, давала свой адрес. "Напишите месяца за два, - говорила она, - чтобы я смогла подготовиться". Девчонки-чертежницы, обожающие отдыхать "дикарями", записывали ее адрес в маленькие блокнотики.

А старому инженеру, страдавшему язвой, она обещала прислать удивительную траву, которая его непременно вылечит Инженер, измученный болезнью и медицинскими советами, которые ему предлагали со всех сторон, всегда желчный и недоверчивый, дал ей свой адрес, потому что не сомневался: она пришлет эту траву. И никто в этом не сомневался...

К начальству она не пошла: "Не умею с ним разговаривать". Попросила меня и чертежниц передать директору кальки и ватманы. И расписку с нас не взяла. Прямо так и оставила.

- Кто эта женщина? - спросила я.

- Мать Гургена. Того самого, который всем восторгался.

- Не может быть... - сказала я.

Все удивленно переглянулись.

Так вот какая она! Идол, тиранка...

И все-таки я ни о чем не жалею! Нет, ни о чем. Разве это не счастье: всю жизнь посвятить одному человеку? Сыну, Валерику... А теперь еще и Тамаре, дочери... Им обоим! Мы всегда будем вместе. Нет, я ни о чем не жалею.

Слава богу, идут! Не торопятся, разговаривают... А я представляла себе всякие ужасы. Почему мозг всегда работает в одном направлении?

На цыпочках прошли к себе, зажгли настольную лампу.

Решено: подарю им люстру. Ленуся поможет мне выбрать...

Тамаре неизвестно, что у нас фанерная перегородка, и говорит она почти в полный голос.

- Тише, - просит ее Валерик, - маму разбудишь.

Прекрасно знает, что я не сплю! Ни разу в жизни я не заснула, не дождавшись его. Почему же он ее останавливает?

Тамара заговорила потише. Но я зачем-тр все слышу.

Валерик об этом не знает и больше не останавливает Тамару.

- Мы с тобой все-таки ни о чем не договорились. Два с половиной часа слонялись по улицам, но ничего не решили, - говорит она.

- Разве мы не успеем решить потом?

- У тебя прекрасная мать. Я к ней так привязалась!

Как к родной... Но именно для того, чтоб эти чувства к ней сохранить, нам надо будет разъехаться. К родителям лучше всего ходить в гости. Тогда дружеские отношения сохраняются навсегда. Это же всем известно... Сначала будем снимать комнату, а потом построим свою. Когда сможем. Согласен?

Сын молчит. Может быть, я не слышу? Нет, я бы услышала. Он молчит.

- Значит, договорились? - спрашивает Тамара. - Так будет лучше для нас всех. Жить надо отдельно. Это старая истина.

О житейская мудрость! Откуда ты знала, что мы с Колей не сможем быть счастливы! И про Гургена... И остальное...

Все-то ты торопишься. И твердишь: "Всегда так бывает...

Старая истина..."

Но ведь бывает по-разному. Это тебе не приходит на ум?

Так ли уж ты мудра, житейская мудрость? Ты очень жестока. Это мне ясно.

Нет, я не права! Конечно, им лучше будет вдвоем. Но только зачем же снимать комнату? А потом строить? Влезать в долги? Теперь я знаю... Теперь точно знаю, что им подарить! После свадьбы я уеду к сестре, за сто километров отсюда. И буду ездить к ним в гости. И они будут ездить... Зачем же снимать комнату? Я просто уеду.

Но как сделать, чтоб они не обиделись? И не поняли, что я слышала? Как все уладить с работой? Это не так легко.

Может быть, посоветоваться с Ленусей?

1966 г.