Наваждение - Вольски Пола. Страница 23
4
Исчезновение Дрефа произвело настоящую сенсацию. Еще никогда никому из серфов не удавалось скрыться из владений Дерривалей. Ни один беглец не оставался на свободе более недели. Чаще всего они возвращались добровольно – сломленные, сдавшиеся и не без оснований страшившиеся гнева сеньора. Самых упрямых привозили на повозках крепко связанными, да и то им, можно сказать, повезло, потому что менее удачливых тащили на привязи за лошадьми, а то и волокли по земле. Четыре года назад маркиз купил стаю псов, обладавших поистине невероятным, вселявшим ужас чутьем. С тех пор до минувшей ночи ни один из серфов не пытался бежать. Разумеется, у Дрефа сын-Цино были все основания рискнуть, да и предприимчивость его всем известна. Никто не сомневался, что собакам придется изрядно поработать. Среди слуг нашлись и такие, кто заключал пари – сколько Дреф сумеет продержаться на свободе. Самый оптимистичный прогноз давал ему целую неделю. А так как сын-Цино пользовался всеобщим уважением, то меньше чем на три дня тоже никто не ставил.
Ставки резко повысились, когда стало известно, что собаки взяли след, но на Большой Королевской дороге его потеряли. Естественнее всего было бы предположить, что беглец воспользовался колесным транспортом, однако каким образом ему это удалось, оставалось загадкой. Никто из местных крестьян не подвез бы его на своей телеге. Карета какого-нибудь сеньора не могла подобрать жалкого серфа. Оставался лишь шерринский дилижанс, но в нем полагалось платить за проезд. А у Дрефа, только что выбравшегося из плена, наверняка не было при себе денег, да и по дороге раздобыть их негде. Вот почему исчезновение беглеца на Большой Королевской дороге показалось всем чудом. Крестьяне восхищались Дрефом все больше. Шли дни, а беглец оставался на свободе. У серфов зародилась надежда, многие шептались о том, что прежде казалось невообразимым: вдруг Дрефу сын-Цино удастся вообще избежать погони и он навсегда останется свободным! Вот из таких историй рождались легенды.
Единственным человеком, не разделявшим всеобщего энтузиазма, был сам маркиз во Дерриваль. Вне себя от ярости, сеньор обратил свой гнев на ближайшего и самого очевидного виновника – Борло сын-Бюни, которому велели охранять преступника до утра. Борло вызвали к маркизу, с пристрастием допросили, но тупоумный кузнец рассказывал какие-то невероятные байки. Якобы гигантские волки с огненными глазами напали на него, заставили покинуть пост, и он едва сумел унести ноги. Это было неслыханно! Во-первых, волки никогда не спускались в долину – разве что зимой, когда в горах им нечем питаться; во-вторых, подобного вида волков во владениях Дерривалей никогда не видывали; в-третьих, волки, как известно, сторонились людей и предпочитали не показываться им на глаза. Несмотря на все эти очевидные факты, Борло упрямо цеплялся за свою идиотскую версию, тем самым навлекая подозрение на самого себя: то ли он лжет, то ли всю ночь пропьянствовал, то ли сошел с ума. Однако многократные допросы со всей очевидностью показали, что кузнец и в самом деле верит в подлинность своего рассказа. Убежав с поста, он разбудил кучера, спавшего в каретном сарае, и позвал его на подмогу. Кучер, человек разумный, никаких волков, естественно, не увидел, однако сам этот факт уже служил подтверждением тому, что кузнец истово верил в свои бредни. Той же ночью, вооружившись пистолетом кучера, Борло обшарил все окрестности и, не обнаружив никаких волков, вернулся на свой пост. Кузнец никогда не отличался особой сообразительностью, поэтому ему и в голову не пришло проверить, на месте ли узник, и исчезновение Дрефа сын-Цино обнаружили лишь утром.
Кем бы нерадивый часовой ни являлся – лжецом, безумцем или просто пьяницей, – расплаты ему было не миновать. Маркиз решил собственноручно покарать виновного, и наконец в кои-то веки Борло сын-Бюни испробовал на собственной шкуре полдюжины быстрых ударов хлыстом для верховой езды. Итак, виновного наказали, но маркиз по-прежнему исходил яростью. День за днем поисковые отряды прочесывали окрестности. На много миль вокруг, в каждой деревне развесили объявления с описанием внешности беглеца. За содействие в его поимке была обещана даже небольшая награда. Но все безрезультатно. Никто не видел Дрефа сын-Цино даже мельком, он бесследно исчез.
Одновременно с ним исчезла его сестра – во всяком случае, так полагали вначале. Наутро после смерти Зена сын-Сюбо и бегства Дрефа Элистэ обнаружила, что в ее спальне непривычно тихо. Почему-то никто не завел музыкальную шкатулку, чьи мелодии всегда будили ее по утрам, рядом с кроватью не оказалось обычного кубка с охлажденным фруктовым соком, никто не приготовил для барышни одежду, а Принца во Пуха не накормили. Это уже переходило все границы! Нахмурившись, Элистэ направилась к чулану, где обычно спала Стелли, и властно постучала в дверь. Когда ответа не последовало, она распахнула дверь и увидела, что внутри пусто. Скудные пожитки Стелли исчезли. Не на шутку рассердившись, Элистэ изо всех сил дернула шнур звонка. Через несколько минут явилась одна из служанок и помогла молодой госпоже одеться. Элистэ спросила, где Стелли, и услышала, что кто-то видел, как горничная на рассвете с мешком за плечами уходила из замка.
Неужто девчонка исследовала примеру своего брата? Элистэ не хотелось привлекать внимание маркиза к этому событию, поэтому она предпочла для начала расспросить слуг. Через несколько часов выяснилось, что рано утром Стелли дочь-Цино вернулась в дом своего отца. Итак, эта бестолковая, безответственная девка попросту ушла, не сказав ни слова, не получив разрешения, не подумав о том, какое неудобство доставляет своей госпоже! Неужто она предпочитает сидеть сиднем в своей лачуге, нежели прислуживать в замке благородной госпоже? Ну что ж, тем лучше. Ничего не стоило бы притащить негодную в замок, но пусть лучше остается там, где есть. Если ей нравится трудиться в поле, стирая себе руки до крови и ломая спину, – так ей и надо. Глупая девчонка не понимала собственного блага, ей всегда не хватало мозгов. Кроме того, добровольный уход служанки сам собой решал проблему – проще будет взять новую горничную.